Оттенки изумрудных глаз

Боль исчезла, но не вся. Часть ее все же засела где-то под сердцем, проедая его растущими гнилыми корнями.

Но не так сильно. Уже не навылет.

И я теперь могу открыть глаза.

— Легче… — шепчу я, поднимая усталый взгляд на лицо бога обмана. Чувствуя, как в голове возвращается ясность. И новые мысли потихоньку начинают шевелиться.

Прохладная ладонь соскальзывает с моего лба.

Жар начинает покидать мое тело. Густой жирной патокой выливается наружу, каким-то чудом не топя снег под моими ногами. В груди что-то екает.

— Нельзя выбрасывать так много сил. Я уже говорил, — нравоучительным тоном напоминает мне трикстер, но в его глазах сверкает непонятный блеск. Я вопросительно выгибаю дугой бровь.

— Зато мы все-таки расправились с этим монстром, — чуть громче бормочу я, восстанавливая силу исчезнувшего голоса. Уголок рта Локи слабо дергается в улыбке.

— Тебе нужно отдохнуть. Найдем укрытие.

И снова этот равнодушный спокойный тон. Я хмурюсь, но внутренне все же продолжаю радоваться нашей невероятной победе.

К несчастью, недолго.

Потому что прожженная ладонь дала о себе знать. Внутри на мгновение все скрутило, будто выжимая белье.

Я с шипением резко втянула в себя ледяной воздух, что промораживал горло, и поглубже втянула испачканные кровью пальцы в рукав рубашки. Просить Локи, чтобы он залечил мне рану, совершенно не хотелось.

Пришлось крепче стиснуть зубы, чтобы стерпеть горькую, толкающуюся боль.

Вдобавок к этому вернулся и холод. Тело остыло, и он теперь стал стремительно проникать в пустые поры кожи.

Я вдавила голову в плечи, переминаясь с ноги на ногу, отчего снег начал скрипяще похрустывать под грубыми подошвами.

Только было хотела поднести онемевшие пальцы здоровой руки к губам, чтобы согреть их дыханием, как вдруг.

Что-то опустилось на мои плечи.

Я непонимающе дернула головой, машинально вскидывая ладонь, чтобы придержать это, скользящее, постепенно спадающее.

Это оказалась мягкая и теплая зеленая ткань.

Плащ Локи.

Это осознание влилось в голову медленно, мягко.

И реальность вдруг начинает сползать, дрогнув.

Пальцы сильнее вцепились в пропитанную мятным терпким запахом ткань и потянули ее наверх. Я поглубже вдохнула, погружая в себя его тепло.

И в груди просыпается саднящая, сладкая дрожь. Заглушающая мысли, притупляющая боль и холод. Так сильно, что я даже забываю о словах благодарности, автоматически шагая вперед за маячащей впереди фигурой трикстера.

Погружаясь в собственные густые мысли. Так и оставив руку на плече, придерживая ею невероятно мягкую ткань.

Тепло. Неверяще. Громко о чем-то кричаще.

И какая-то нелепая слабая улыбка всползает на моих губах, подергивая за онемевшие уголки.

А подошвы продолжают проминать податливый снег.

Ткань греет, льнет, обвивает будто второй кожей. И я впитываю, вдыхаю, вбираю полностью.

И холод уже не тревожит мое успокоившееся сердце.

***

Сижу, зарывшись в неизменно теплую зеленую ткань, смотрю перед собой, глубоко задумавшись. Звуки тихого дыхания отчетливым эхом отдаются от ледяных стен, бьются об одну, другую, и затихают, упав в припорошенную снегом землю. В пещере, которую нашел Локи для укрытия и восстановления сил.

Здесь невероятно тихо, замкнуто и даже светло — мы расположились недалеко у выхода, чтобы сразу увидеть опасность, если она будет.

Опомнившись, я выпрямляю затекшую спину и медленными движениями стягиваю лямки отяжелевшего рюкзака с плеч, бросая его в снег рядом с собой.

Подцепляю кончиками онемевших пальцев ткань, соскальзывающую с плеч, и плотнее укутываюсь в нее, тяжело выдохнув. Облачко пара вырывается из-под дрожащих посиневших губ, исчезая в льдистом воздухе.

Саднящая боль все еще тревожила истерзанную ладонь. Я спрятала ее под зелеными складками, случайно коснувшись жалистого снега раной и прерывисто зашипев. Запятнанная красным рука перекрасила белую поверхность.

Но в целом спокойно. Равнодушно. Послебитвенно.

Расслабленно.

В голове лениво-медленно шевелятся мысли, валятся друг на друга, пропадают и вновь появляются.

Резко шлепаются на дно сознания, когда передо мной падает на промерзший насквозь снег охапка одинаковых поленьев.

Я непонимающе вскидываю голову, поднимая воспаленные глаза на Локи, что возвышается рядом со мной. Его глаза скользят по моему уставшему, слегка сморщенному от теплой, свежей эмоции лицу.

— Разожги огонь, — требует он, небрежным жестом приглаживая растрепанные после битвы и колючего ветра, что теперь бушует снаружи, волосы. Я удивленно пялюсь на дрова.

— Откуда ты их взял? — недоуменно и хрипло вопрошаю я, подтягивая зеленую ткань повыше и выпуская ее из пальцев здоровой ладони, приготовившись использовать свои растекшиеся по организму остатки энергии.

В ответ на мой вопрос поленья вспыхнули изумрудным свечением, заставив вздрогнуть от неожиданности и подтянуть колени поближе к груди.

Наколдовал, значит.

Я слегка киваю плещущемуся внутри пониманию и поднимаю озябшую руку, принимаясь осторожно взывать к своей силе. Чувствуя чуткий сигнал, который предвкушает боль. Нити нервов начинают потихоньку растягиваться, пробуждая уснувший было страх. Он принимается ворочаться в сердце, тискаться, вызывая жар, холодный пот и прожигая еще тлеющие раны.

Магия кое-как повинуется, протискиваясь по тонким венкам в самые кончики пальцев.

Я хмурюсь от легкой головной боли, что рябью подергивает виски. Напрягаю ладонь, представляя, как дрова начинают полыхать живым огнем. Как он лижет их черным языком, обугливая, обращая в пепельную пыль.

Вторая, раненая ладонь против моей воли тоже начинает нагреваться. Жар пропекает рану так, что она, кажется, начинает шипеть и бурлить. Вот-вот разорвется, и из нее потечет свежая кровь.

Я прищуриваюсь, втягивая холодный кислород в стиснутые легкие. Осторожно вытаскиваю обожженную руку из-под теплого плаща и выпрямляю ее в воздухе наравне со здоровой.

Снова мысленно приказываю огню зажечься в руках, протанцевать на кончиках пальцев и перебраться на лакомство в виде сухих дров.

Боль просекает острием ножа ладонь в отпечатках крови. Она содрогается от нее, бьющей навылет.

Я неслышно вскрикиваю в сжатые зубы, машинально сжимая руку в кулак. От этого боль снова хлестко ударяет, щиплет, проедает кислотой кожу аж до мяса.

Черт.

Я жмурюсь, отползая спиной назад, вздрагивая ею, так и держа растерзанную ладонь в воздухе, благо он холодный и самую малость притупляет вскинувшуюся, дерущуюся боль. Которая тянет, ревет, выворачивает, выдавливает соленые слезы над раной, чтобы побольше выесть свежей крови.