Отверзи ми двери

Он читал послания апостола Павла - так открылась ему Книга - подряд, одно за другим. Он давно не перечитывал Евангелия, но, как выяснилось, к его изумлению, хорошо его помнил. И тем не менее он читал его заново, как в первый раз, испытывая ни с чем не сравнимое ощущение счастья прикосновения к чуду. А между тем, все вокруг него было грубой прозаической реальностью - и неуютная жилая комнатушка с продавленным диваном, голым столом, накрытым заляпанной чернилами ядовито-зеленой бумагой, глухая ободранная стена против мутного окна, брошенная на подоконник, забытая кем-то старая хозяйственная сумка, он сам - не спавший ночь, уставший и надорванный. Но все это только живее и поразительнее делало горевшие перед ним строки, открьшавшие такую россыпь драгоценностей: сокровища поэзии, красноречия, мудрости и духовного утешения. Его потрясал ясный взгляд, бесстрашие и широта мысли, при невероятной глубине прикосновения к самому таинственному из того, что было в открывавшейся духовному зрению Истине. И при этом, кстати, еврей из евреев, сын фарисея и сам фарисей, выросший в языческом городе, с детства впитавший языческую философию - "первый из грешников"...

Он обернулся, когда его больно дернули за плечо - над ним стояла Ксения Федоровна, ее рысьи глазки-щелочки шарили по столу.

– Ты уж не оглох ли, милок?

Лев Ильич захлопнул книжку.

– Кричу, стучу, заснул, что ли?.. Там тебя опять девочка спрашивает.

– Какая девочка?

– Вот еще, буду я всех твоих по именам помнить... Да не туда - в телефоне она тебя ждет...

Лев Ильич не сразу узнал Надин голосок.

"Папочка! Я тебя хочу видеть... Можно сегодня? Ты когда освободишься?.."

Лев Ильич вернулся в комнату, сел к столу, снова раскрыл Евангелие, но читать уже не смог. Он что-то должен был сделать, а вот что, никак не вспоминалось. "Поспать бы..." - поглядел он на диван. Он было прилег, закрыл глаза, но мысль о том, что ему что-то необходимо, а если он не вспомнит, что-то произойдет, что ни в коем случае произойти не должно, не давала уснуть. Он вскочил, прошелся по редакции, стрельнул сигарету у мчавшегося по коридору курьера - студента-заочника, всегда терявшего все, что ему поручали отнести, путавшего адреса и обычно приводившего Крона в неистовство.

– Ты куда?
– спросил Лев Ильич, глядя на него с удовольствием.

Курьер улыбнулся, показав два ряда веселых звонких зубов, и подмигнул Льву Ильичу.

– Забыл. Ну никак не могу вспомнить, куда он меня послал. А он час назад послал. Срочно. Я час и бегаю вокруг редакции. Что делать?

– Кто послал?

– Да Крон, будь он неладен. Ведь сожрет, а?
– неизвестно чему радовался курьер.

– Давай, я узнаю, - нашел себе дело Лев Ильич, и тут вспомнил, ухватил мысль, которая его так мучила.
– Спасибо тебе.

– Мне?
– захохотал курьер.
– Ну, даете...

Лев Ильич толкнул дверь в кабинет Крона. Тот говорил по телефону, был бледен от злости, кого-то о чем-то просил.

– Послушай, Борь, - сказал добродушно Лев Ильич, когда тот бросил трубку, - куда наш курьер делся?

– Что?
– закричал Крон.
– Куда делся!.. А тебе что?
– спросил он вдруг подозрительно.

– Чего ты орешь?
– по-прежнему добродушно спросил Лев Ильич.
– Мне его нужно в Общество послать.

– Какое еще "общество"?
– Крон схватился руками за голову.
– Ну можно ли работать в этом сумасшедшем доме? И машинистка куда-то исчезла...

"Правда, куда это Таня делась?" - с тревогой подумал Лев Ильич, он уж раза два к ней заглядывал.

– В Общество по распространению, - с идиотской улыбкой ответил Лев Ильич.
– А у тебя головка болит, перебрал вчера что ли?

– Курьер в Президиуме Академии, мне, вон, только что звонили, что его до сих пор там нет, а мне нужно срочно завизировать материал - человек уезжает на полгода заграницу - и все летит! А этот кретин где-то шляется... Есть приказ, между прочим, запрещающий без моего ведома посылать его куда бы то ни было. В Общество вы самостоятельно можете сходить. Вы, кажется мне, только и делаете, что куда-то ходите... Материал готов?

– Ну что ты, Боря, это сложная работа. Я думаю книгу про это написать.

Крон даже застыл от такой наглости.

– К-книгу?.. В понедельник я ставлю вопрос на редколлегии о том, что вы не выполнили задания по командировке. У меня еще кое-что есть на...

– У тебя есть на меня материал?
– невинно спросил Лев Ильич. Оперативный? Так он для суда не годится - это косвенные улики, - и не давая ему ответить, повернулся к двери.
– Выпей пива, Боренька, проверенное средство, враз полегчает, - он плотно прикрыл дверь...

– Жми в Президиум Академии, - шепнул он дожидавшемуся его в "тихой комнате'' курьеру.
– Крон только что стол не грызет от бешенства, и "сове" на глаза не попадайся. Плохо твое дело.

– Да я знаю! Обязательно выгонят!
– хохотал курьер.
– Ну точно же выгонят, а?

– Не перепутай - в Президиум, на Ленинском...
– бросил ему вслед Лев Ильич.

– Послушайте, Лев Ильич, - вернулся курьер, - идемте пива выпьем. Я вам две бутылки поставлю за блестяще проведенную операцию!

– В другой раз. Сейчас ты там на Крона нарвешься, я ему тоже посоветовал пива, чтоб головка не болела.

– Да?
– сверкнул зубами курьер.
– Ну, даете...

Лев Ильич подошел к телефону и набрал номер Маши. Подошел Игорь, и они сразу договорились, что тот зайдет к нему в конце дня.

"Форма одежды парадная?" - улыбнулся в трубку Игорь.

– Форма одежды?
– переспросил Лев Ильич, и тут вот он и вспомнил, что ему ж сегодня надо снова идти к Юдифи, Вера так настойчиво его об этом просила...
– Белый верх, темный низ. Или наоборот. Только приходи.

С Таней он встретился, когда им привезли зарплату. Лев Ильич отдал ей деньги.

– Пойдем пообедаем?

– Спасибо, я уже,- почему-то покраснела Таня.

– На тебя Крон зубы точит, что где-то ходишь.

– Ну и пес с ним, - небрежно отмахнулась Таня.

Лев Ильич с изумлением уставился на нее.

– Однако успехи...
– сказал он и опять, как вчера, огорчился.

Надя пришла к нему в "тихую комнату" за полчаса до конца рабочего дня. Он снова читал Евангелие, и ему казалось, слышит глуховатый, проникающий, только ему, изнутри говоривший голос - "Как в обратной перспективе!" - мелькнула счастливая мысль: "Те, которых весь мир не был достоин, скитались по пустыням и горам, по пещерам и ущельям земли. И все сии, свидетельствованные в вере, не получили обещанного: потому что Бог предусмотрел о нас нечто лучшее, дабы они не без нас достигли совершенства..."

Она словно еще выросла за эти дни - в цветастом платочке, в дешевом, под кожу, пальто, темные, прямо нарисованные брови блестели от таявшего на них снега, а глаза живые, сначала смущенные, затаенно-веселые, тут же сверкнули тревогой.

– Ты не болеешь - ты такой бледный, худой?

Как у нее все на лице написано, - думал Лев Ильич, - тяжело придется, или это быстро уходит?..

– Какая ты красивая, Наденька, и совсем большая...

– А я на каблуках, мамины туфли надела, она разрешила. Так ты, правда, не болеешь?