Отверзи ми двери

– Очень мило!
– засмеялась Юдифь и чмокнула подошедшего к ней и наклонившегося за наградой Феликса.
– Только уж православие зачем? Я его не зря под вешалку устроила.

Лев Ильич снова поймал брошенный на него взгляд Веры, на этот раз ему почудилась в нем усмешка, и он совсем успокоился, но теперь потому, что знал, твердо знал, чем это все сегодня кончится: "Ну и ладно", - сказал он себе.

– По части православия я не специалист, - сказал усаживаясь Феликс Борин, - где ему место, не мне определять. По мне, так оно и к квасу имеет только чисто условное отношение. Завезли да чуть принарядили языческую стихию, будто море этого свинства можно хоть бетонными берегами укрепить.

– Да, про квас-то забыла!
– всплеснула руками Юдифь.
– Толик, прошу вас, разлейте - братина требует мужской руки.

Лысый франт подтянул рукава и, поблескивая запонками на манжетах, принялся разливать квас, черпая из братины ковшом.

"Квас-то из концентрата!.." - успел с новым облегчением подумать Лев Ильич, хлебнув из кружки.

– Так у нас же свой специалист есть, - без улыбки сказал Вадик Козицкий. Что ты таким скромником сидишь, Лев Ильич, тебе и карты в руки?

– Вы - специалист?
– удивленно подняла брови Юдифь.
– Вот бы не подумала, вы ведь живой природой - кажется, рыбой - занимаетесь?

– Рыба - это его хобби, - не унимался Вадик.
– А православие, как он же недавно утверждал, экзистенция.

– Ой, как интересно!
– глядела на него своими прекрасными глазами Юдифь. Ну не молчите же!.. Да вы и не выпили за меня?..

– Перестаньте, что за тема за столом!
– вмешался франт, у него неожиданно оказались умные, острые глаза и широкие жесты уверенного в себе человека.

"Эко он ловко с квасом обошелся и не пролил ни капли", - с симпатией отметил Лев Ильич.

– А чем не тема, - вмешался Феликс, - что, запашок не нравится?

– Запах еврея, - брякнул вдруг унылый господин.
– Эпиграмма Марциала, посвященная его другу Бассу, у которого дурно пахло изо рта, - и в наступившей вдруг за столом тишине продекламировал :

– То, чем от сохнувшей лужи часто пахнет...

Чем натощак от всех шабашу верных...

Лучше мне нюхать, чем, Басе, твое дыханье.

Да и Аммиан Марцеллин рассказывал, - продолжал он безо всякого выражения, - что когда император Марк Аврелий проезжал по Палестине, в нем часто вызывали омерзение встречавшиеся ему "вонючие, суетливые евреи"... Это к вопросу об истоках древнего антисемитизма, которым, разумеется, проникнуто правосла...

Льву Ильичу показалось, он даже почувствовал, как соседка опять всадила эрудиту в бок локоть: "Спасибо, она такая пышная и локоток, наверное... Неужто бедный Сашенька этого не знает - ему б такой фактик!.."

Но каких только людей нет у нашего царя!..
– развеселился Лев Ильич.

За столом смущенно захихикали. Несколько, видно, оторопели.

– А я тебя все-таки заставлю открыть рот, - сказал без улыбки Вадик Козицкий, - уж очень ты в прошлую нашу встречу был разговорчив. Что ж ты теперь отмалчиваешься?

– Насчет чего?
– лениво спросил Лев Ильич, он себе удивлялся и радовался своему спокойствию, - про евреев или о православии? А может, о России?

– Так в тебе это все вместе - или ты теперь не еврей?
– Вадик говорил спокойно, расчетливо, жестко.

– В чем дело, что за разговор, непонятный непосвященному? Вадик, вы себя ведете просто неприлично...
– рассердилась Юдифь.

– Почему ж я должен вас посвящать, когда Лев Ильич тут сам живой персоной? Ныне крестившийся раб Божий - Лев Ильич Гольцев.

– Крестившийся?
– открыла и без того распахнутые глаза Юдифь.
– Да не может того быть? Вера, ты слышишь?

Вера ей не ответила и не глядела на него, Льву Ильичу показалось, что она смотрит на Надю, и он порадовался тому, что сам он Нади не видит - совсем было тихо на том конце стола. "Ну-ка, как ты с этим испытанием справишься?" - с любопытством спросил он себя.

– Вы могли принять православие в этой стране сейчас, когда еврейских детей не берут в институты, на работу, не выпускают заграницу?..

– Ну так уж не выпускают, - сказал с облегчением Лев Ильич, - вы сами мне вчера сообщили, что ваш муж в Лондоне.

– Мой муж русский.

– Прошу прощения... Ну а... разве среди присутствующих есть безработные? Из тех, кого я знаю, все получают приличную зарплату, у всех высшее образование, а кое-кто защитил диссертации, - и он подмигнул Феликсу Борину, вспомнив, как на банкете по поводу его защиты диссертанта вынесли замертво.

– А что ты запоешь через год, когда твою Надю не возьмут в институт?
– тут же среагировал Феликс.

– Это она запоет, ты ее и спрашивай. Она, кстати, петь собирается. Или декламировать. К тому ж я не нахожу, что высшее образование, как, кстати, и красная икра, делает людей счастливыми и добрыми, а ежели мою дочь не возьмут в какое-нибудь МИМО или на факультет журналистики, откуда она могла б попасть, скажем, в "Литературную газету", то только порадуюсь, да еще Бога, в которого верую, буду молить, чтоб туда ее не взяли. Думаю, что каждый еврейский родитель должен молить своего Бога о том же: чтоб Господь уберег его детеныша, прежде всего, от лжи, а все остальное придет своим чередом. Как ты на это смотришь, доченька?
– спросил он, не видя Надю.

– Я тебя люблю, папочка!
– откликнулась Надя таким звонким голоском, что у Льва Ильича чуть слезы на глазах не выступили.

– Нет, я все-таки не понимаю, - горячилась Юдифь, - мне все время рассказывают... да вот Светочка, моя аспирантка, ваша соседка, рассказывала о безобразной антисемитской сцене на днях в магазине, потом, что вытворяет у них на кухне взбесившаяся баба с несчастными стариками-евреями, которые так к Светочке добры - ведь правда же?

Бедная Светочка запунцовела и ничего не ответила.

– Ну что ж, мы и будем об этом на таком кухонном уровне вести разговор, все так же спокойно ответил Лев Ильич.
– Разве это факт, разве случай в коммунальной квартире вам что-то объяснит? Чего там только не происходит.

– А мы все живем в этой коммунальной квартире, - сказал Вадик Козицкий, Россия...

– Ну уж, не все, - перебил его Лев Ильич, улыбаясь и глядя на Юдифь.

– Россия и есть такая большая кухня, - Вадик не обратил вниманья на его реплику, - омерзительная, загаженная, провонявшая примусами помойка.