Отверзи ми двери
Шрифт:
– Ну положим, - подал голос из угла лысый франт, - нашей хозяйке не откажешь в разнообразии ассортимента - помимо лаптей и кваса, надо думать, нас еще чем-то собираются потчевать?
– Это детали,- бросился на защиту товарища Феликс Борин.
– Я не вижу принципиального, так сказать, качественного различия между квасом, блинами, православной церковной архитектурой или, скажем, еще более православным самогоном-первачом. Источник, первоначально всего этого - квас, и я готов с помощью самоновейших методов какого-нибудь спектрального анализа обнаружить его присутствие в живописи Рублева и в прозе Гоголя...
Лев Ильич затравленно озирался. Ну знал же он, чувствовал, что все это кончится печально, ну зачем он
– Блестяще!
– откликнулся Вадик Козицкий.
– Исчерпывающе. Думаю, можно принять как рабочий вариант заявки на докторскую диссертацию - "К вопросу о квасе и его изначальной роли в формировании русской культуры"... Наденька! перебил он себя.
– Что ты не говоришь дяде "здравствуй"?
– Здравствуйте, дядя Вадик, - на Наде была короткая, из ярких лоскутков сшитая юбка, открывавшая длинные стройные ноги. "Уже без меня сшили", подумал Лев Ильич.
– Конечно, меня не заметила. Зачем я такой длинноножке!
– проявил свою способность разговаривать с детьми Вадик Козицкий.- Интересно, на что ты тут смотришь?
– На самовары, - серьезно ответила Надя.
– Я таких никогда не видела. И не знала, что бывают.
Главное, спокойствие, - уговаривал себя Лев Ильич, - сегодня ведь читал о том, что следует удаляться пустых споров с людьми поврежденного ума, чуждых истине, ибо такие споры бесполезны и суетны...
В комнату влетела, шурша сарафаном, Юдифь.
– Или мне показалось, но я слышала слово "блины"?
– Вам не показалось, - сказал Вадик.
– Я употребил это древнерусское реченье в полемике с моим уважаемым оппонентом, для которого оно только некий символ, знак, в лучшем случае деталь интерьера, свидетельствующая лишь о миросозерцании хозяйки. Безо всякой надежды на какое бы то ни было иное его применение.
– Толик, не может быть?
– воскликнула Юдифь, всплеснув полными обнаженными руками.
– Вы, который знает меня тысячу лет, могли подумать, что я буду угощать вас знаками, символами и деталями интерьера?
– Но позвольте, - сказал франт.
– Как раз наоборот! Этот незнакомый мне господин просто, извините, шулер, это как раз я утверждал разнообразие ваших, и не только эстетических, пристрастий - до живых и теплых блинов включительно!
– Кто-нибудь скажет мне все-таки правду?..
Юдифь так искренне была рада своему удавшемуся суаре, тому, что у нее всем так весело, что Льву Ильичу стало даже неловко: мало что пришел, привел с собой детей, а ему еще все тут не нравится!
– Ну хорошо, - продолжала Юдифь, - никаких оправданий, пусть скептику будет стыдно. Весной, как всем известно, у нас в России масленица, а потому прошу к столу...
В дверь торжественно вошла понравившаяся Льву Ильичу девушка-хлопотунья с деревянным блюдом, а на нем горка бледных блинов.
Лев Ильич поймал быстрый взгляд Веры, тут же отвернувшейся. В комнате начался веселый гвалт, говорили все разом, перешагивая через лавки и усаживаясь вокруг стола.
Лев Ильич разыскал глазами Игоря - и снова успокоился: тот откровенно и не скрывая этого, широко, весело улыбался. Потом он шепнул что-то Наде и они уселись рядом у края стола.
– Да!
– вскочила усевшаяся уже было Юдифь. Я вам еще не представила моего нового друга, хотя многие его и знают - Льва Ильича и его очаровательных детей. Впрочем, нуждается ли такой милый человек в том, чтоб его представлять?..
Лев Ильич церемонно поклонился.
Это было, конечно, удивительное застолье, а может, Лев Ильич просто отвык, забыл, что нечто подобное и бывало всю его жизнь - менялся интерьер, закуска, напитки, имена людей, а все остальное таким именно и было: кто-то щеголял остроумием, кто-то пытался удивить мудреным замечанием, кто-то поражал
смелостью или двусмысленностью наблюдений. И вечер всегда проходил мило, и все расходились довольные, уже на лестнице начиная потешаться над глупостью хозяев, а не успев добраться до дому, напрочь позабывали все, о чем только что целый вечер говорили.Может, и сегодня все кончится мирно, - успокаивал себя Лев Ильич, переживем блины да и смоемся потихоньку...
Отказаться от блинов было невозможным: "Бог с ними", - подумал Лев Ильич, вспомнив Филарета Московского, и с неожиданным в себе злорадством отметил, что блины были сухие, безвкусные, что вся закуска из магазина, хоть и дорогая шпроты, ветчина, красная рыба, да и икра, которую Лев Ильич никогда не ел, полагая муляжом. "Да и паникадило похуже будет, чем у Саши", - совсем уж неожиданно отметил он. А может, и не хуже, но там оно было на месте, а здесь словно утром взяли напрокат на один вечер...
Он так увлекся этими разоблачениями, что даже вздрогнул, услышав свое имя. Юдифь сидела прямо против него, рядом с франтом с одной стороны и Вадиком Козицким с другой, дальше помещалась Вера с Феликсом Бориным, ребят своих он не видел - они сидели на той же лавке, что и он, на другом конце стола, а подле него хорошенькая девушка и миловидная блондинка рядом со своим унылым спутником. Торцы стола были свободны...
– Лев Ильич, почему вы молчите о моих блинах и напитке?
– спрашивала Юдифь.
– Да конечно, - промямлил Лев Ильич, - но я больше по части рыбы, - и он уцепил вилкой кусок семги.
– А про напиток что говорить, я всегда за водку, тем более такую, на лимончике... Хотя знаете, Юдифь, - осмелел он, вспомнив свое обещание Игорю, - вчерашний джин забыть невозможно...
– Может быть, правда, кто-нибудь хочет джину?.. Хотя это нарушит стиль...
– Переживем, - нагло сказал Лев Ильич.
– Я даже думаю, он оттенит цельность общего впечатления.
Девушка рядом с ним вспорхнула и тут же вернулась с непочатой бутылкой джина. Это вызвало новый взрыв долго не утихавшего оживления. Даже унылый господин что-то сморозил, за что, как показалось Льву Ильичу, блондинка пырнула его локтем в бок, во всяком случае, он закашлялся и засморкался, вытащив огромный носовой платок.
– Передайте джин на тот конец стола, - шепнул Лев Ильич хорошенькой соседке, - моим ребятам.
Она понимающе глянула на него. Все шло хорошо, и Лев Ильич начал подумывать о том, как он проведет остаток вечера со своими ребятами. Но тут поднялся Феликс Борин.
– Я думаю, следует ввести наше словоизвержение в какой-то сюжет, - сказал он.
– Обстановка требует, как верно заметил уважаемый Лев Ильич, цельности, стиль уничтожает хаос и заставляет мысль течь по определенному, заданному нам руслу. Я считаю необходимым напомнить вам об одной из вечных проблем, оживляющих нашу гнусную действительность уже более столетия, о проклятом вопросе, на котором скрещиваются и кипят страсти, и люди мгновенно проявляются - о еврейском бродиле в этом перестоявшемся, пошедшем плесенью тесте... Где была б эта чудовищная, неповоротливая рассеиская баржа без того ультрасовременного оснащения, которым снабдил ее еврейский гений?
– спрашиваю я и отвечаю: бултыхнулась бы, не в силах выбраться из воспетых нашими поэтами льдов. А чем была б эта страна, коль еврейский гений мог бы свободно развернуться? уж наверно той тройкой, что восхищала бы, заставляя сторониться народы и материки. А что мы имеем? Россия, как чудовищный минотавр, пожирает своих лучших сынов, земля полита еврейской кровью - и это в благодарность за то, что ее вывели в открытое море, что хотя бы снаружи можно не стыдиться, называя себя ее гражданами. Я предлагаю выпить за этот дом и его очаровательную хозяйку, зримо и ощутимо доказавшую нам, кто является истинным хранителем народности и православия!