Отверзи ми двери

Вошел Вася - уже в рубашке, видно, и лицо сполоснул.

– Чай пьете? Гадость какая, - мутно глянул он на Льва Ильича, отправился в коридор и выругался.
– Жидовская морда! унес все-таки портфель. Так и знал, что унесет...

Он присел к столу, вздрагивающими пальцами вытащил сигарету и закурил.

– Что ты будешь с ним делать - убить его, что ли?

– Это вы про кого?
– поинтересовался Лев Ильич.

– Да про дружка своего закадычного. Такая, понимаете... а вы-то - не из евреев ли будете?
– глянул он более осмысленно на Льва Ильича.

– Из евреев, - Лев Ильич уже выпил чаю и тоже закурил.

– Ну да, заметно. Евреи тоже, между прочим, разные бывают. Я вот знал одного, моей двоюродной сестры муж - нормальный мужик, деньги одалживал и ничего такого не заметно.

– Какого такого?

– Жидовского. Вы человек интеллигентный, поймете, что я употребляю этот термин в смысле отрицательном, хотя он, как известно, всего лишь обозначает нацию... Ага, нашел, - он полез за плиту и вытащил бутылку.
– Я ж помнил, что оставалось полбутылки. Живем! Ушлая баба, запрятала... Давно сюда ходите?

– Я работаю вместе с Таней.

– Ага, понятно, - он одобрительно глянул на Льва Ильича и взболтнул бутылку.
– Вам куда?

– Не нужно. Я утром не пью.

– Утром? А когда ж - вечером? Беспринципная позиция, между прочим. Опасная. А знаете, почему опасно?
– он налил себе в чашку, выпил и передернулся.
– Хорошо пошла - душу чистит. Опасная, потому что отрывает от коллектива. Вся, как говорится, рота идет в ногу, и утром, и вечером, а вы шаг сбиваете. Затопчет, на кого тогда обижаться? Только на себя - оторвались... Да ну, что вы - утром да нельзя!
– как тогда работать, где, как говорится, вдохновения набраться? Вы кто по специальности?

– Я в редакции работаю.

– Ну да, вроде бы, коллеги - редактор, корректор... Да вы ж тогда должны знать, с творческими людьми приходилось иметь дело?.. Как им не пить - тут полет нужен. Вот я вам и говорю...
– он налил еще и тут же выпил.

– Может, яичницу?
– спросил Лев Ильич с некой опаской глядя на него. Вон, на плите.

– Да ну, ешьте, я с утра не могу - душа не принимает. Тоже, между прочим, национальная черта - еврею обязательно утром поесть надо. Яичко, кофею, какаву - вы меня, надеюсь, понимаете?

– Понимаю, - сказал Лев Ильич, ему тоже не хотелось есть, но тут уж он решил, что должен расправиться с яичницей. Да и Таня не зря ж старалась.

– Да не понимаете вы меня, потому что вижу, человек вы не творческий, хотя и интеллигентный. А это, между прочим, разные вещи. Согласны?

– Согласен, - яичница была на славу, и Льву Ильичу даже неловко стало, что он сразу не принялся за нее. "А может, на самом деле еврейская черта?" весело подумал он.

– А почему согласны? Так просто, чтоб отвязаться, или такой умный?
– не унимался Вася. Он порозовел, лицо разгладилось, стало поблагообразней.

– А чего тут хитрого? Я вот, как вы говорите, интеллигентный, а вы творческий. Конечно, разные вещи.

– Так думаете?
– сбился Вася.
– Ну да, естественно. Тогда вы мне такую метаморфозу объясните. Я, к примеру, артист, имею высшее театральное. В академических театрах не играю по причине общеизвестной, хотя и мог бы лучше других прочих...

– Понятно, - сказал Лев Ильич, отодвигая тарелку и вытащив из пепельницы свою дымящуюся сигарету.

– Опять понятно? А что тут вам понятно? Ну откуда вам знать, почему я не играю в академическом театре?

– А тут уж совсем ничего хитрого, - улыбнулся Лев Ильич.
– Евреи помешали, завистники - верно?

– Вот это мужик!
– Вася даже руками всплеснул.
– Эх, жалко выпить нету, я бы вас сейчас уговорил. Или сбегаем?

– Мне уходить надо. Да и магазины закрыты.

– Да ну!

– крикнул Вася, срываясь с места.
– Закрыты!..

– Садитесь, - сказал Лев Ильич.
– Я правда не стану пить... А приятель ваш вчерашний тоже актер?..

– Приятель мой - жид пархатый, как я вам уже доложил, но между прочим, без принципов - утром пьет и не закусывает.

– Ну вот видите, - засмеялся Лев Ильич, - какие евреи разные. Как тут обобщишь!

– Зачем обобщать, все и так видно, кто соображает, - Вася присел к столу и слил из бутылки все, что там оставалось.
– Еще вам загадка: он, к примеру, такой же, как я, прощалыга, может, похуже, а почему ему хорошо, а мне плохо? Ну, раз вы такой умный, объясните - почему?

– Не могу объяснить, - сказал Лев Ильич, - данных нет. Кто вы такой, кто он - не знаю, чем ему хорошо, чем вам плохо - тоже не знаю. Как же тут объяснишь?

– Ага! Не знаете, а я бы вам сразу безо всяких данных объяснил... Глядите. Мы с ним оба артисты. Не из последних, между прочим, - он допил водку и взял с тарелки кусочек сыру.
– Человек принципиальный может и нарушать свои принципы - верно?.. Итак, артисты - это раз. Но меня не взяли, а верней - взяли да прогнали, и не раз, можете мне поверить, и не два, а уж раз десять. Но ведь берут, стало быть, таланта за мной не признавать не могут?.. Следите за мыслью?..

– Стараюсь, хотя и трудно.

– Ничего, оно того стоит. И вот начинается ситуация: евреи кругом кричат, нас, мол, не берут, притесняют - в институты, на работу, на радио, в кино, в Центральный Комитет и т.д. Я, как вы поняли, человек искусства, не знаю чего в технике происходит, на производстве - про это судить не берусь. Чего не знаю не знаю. Говорят, вон, и атомную бомбу русский Иван изобрел - по чести говоря, сомневаюсь, не русского это ума дело. Но про искусство - это уж вы меня, Васю Постникова, спрашивайте, тут мое дело. Хотите, побьемся с вами, хоть на бутылку пива, если вы по утрам чего стоющего не употребляете, да и человек благородный, на коньяк вас выставлять не стану? Идемте сейчас в госконцерт, идемте на радио, на телевидение, на студии - куда хотите! Если первый человек, которого вы встретите, ну, из творческих людей, я имею в виду, будет не еврей - угощаю. Но не связывайтесь - проиграете, честно вам говорю. Да уж пробовал беспроигрышная лотерея. Может, вы скажете время не то, уважающий себя творческий человек, я имею в виду русских - спит или опохмеляется, а еврей по делам шныряет после сытного завтрака? Думаете, я время усек для своего промысла? Пожалуйста, идемте днем, вечером, когда хотите. А лучше прямо деньги вперед, подметки чтоб не бить, а я в магазин смотаюсь. Ну как?

– Да я вам верю, - улыбнулся Лев Ильич.
– Только к чему вы это все?

– Ах, к чему? Еще не поняли? Я ж вам объясняю. Поскольку мы имеем казус: в институты не берут, на работу не принимают, а все дипломированное начальство я имею в виду начальство, от которого карман зависит, а не то, которое речи произносит, те нашего брата не волнуют, пусть себе говорят! Я про тех, кто нам платит. Оказывается, это те самые евреи, которых ни в институты, ни на работу не взяли. Как это случилось? Одно из чудес света. Хотя по этому поводу шума нет и враждебное радио этот казус не разбирает. А может и разбирает, я ихнего радио не слушаю, мне и своего хватает - блевать тянет. Теперь понятно? Ну разве какой-нибудь уважающий себя еврей - меня, с такой рожей и с моей известностью возьмет меня на работу? В приличное место, на хорошую роль? Да нипочем не возьмет. Я им только коммерцию испорчу. Ну, не евреи ли виноваты?