Отверзи ми двери
Шрифт:
– Ух ты!
– воскликнула Лида.
– Не "ух ты", - поправил ее Аркадий, - а тот самый член, которым грешил лукавый, архангел и Господь Бог... верно, Вася?
– Ладно, - сказал Вася и положил ладонь на стол.
– Заканчивай базар.
– Как заканчивать, а... "Реквием" для нашего друга? Тут, понимаете, у нас одна загвоздка. Вася играет архангела, я, как вы уже догадались, беса, да и с Господом все в порядке, его хоть вы, и то б сыграли. Но вот Марию - Матерь Божию, которая с ними, с тремя... Слушай, Вася!
– крикнул он, по-прежнему не спуская тяжелых глаз с Лиды.
Таня встала и не сказав ни слова, вышла из кухни.
– Ты что?
– опомнилась Лида.
– Вы зачем девчонку обидели?
– Да хватит и ей, - сказал Аркадий.
– У нее и этот... новый претендент на роль Господа Бога. А... может и ее попробовать на роль... Только потом, а, Вась, только потом?..
Лида поднялась, взглянула на Васю, и тогда он спокойно, чуть наклонившись, вдруг резко дернул за ножку табурет, на котором сидел Аркадий, тот не удержался, соскользнул на пол, потащив за собой скатерть, зазвенела посуда, а Вася так же спокойно, точным движением поймал его за галстук и легко приподняв, бросил в коридор. Аркадий пролетел довольно большое расстояние, ударился спиной и головой о вешалку, повалил ее на себя, забился под пальто, выбрался, постоял на четвереньках, покрутил лысой головой, потом медленно поднялся.
Лида молчала, не шевельнулась, а Лев Ильич не мог не оценить второе, до сих пор бездействовавшее лицо этой интермедии.
Аркадий, стараясь ступать ровно, подошел к столу, налил себе стопку, выплеснул в рот и посмотрел на Лиду.
– Он еще пожалеет об этом, - сказал он спокойно, - да ведь и мы с тобой свой разговор еще не кончили.
Он повернулся, двинулся в коридор, тут его качнуло, ударило о стенку, но он справился, взял пальто из кучи, валявшейся на полу, распахнул наружную дверь и вышел, не закрыв ее.
– Веселые вы ребята, - сказала Лида.
Она подняла табурет, бросила в ведро черепки, осколки, поправила скатерть, вышла в коридор, закрыла дверь - и не вернулась на кухню.
Вася спокойно курил, аккуратненько сбрасывая пепел в алюминиевую пробочку от бутылки.
Вернулась Лида.
– Лев Ильич, зайдите к Тане. Она вас просит.
Он встал и уже за спиной услышал ее голос.
– Ну что, миленький, может, теперь поинтересуемся квартирой?
– Да посидим еще, - ответил Вася, - куда нам спешить?
В Таниной комнате горел ночничок, она лежала на широкой тахте, отвернувшись к стене, и горько плакала.
– Ну, что ты, Танюша!
– Лев Ильич присел у нее в ногах.
– Пьяные люди, болтают чепуху - посмеялись и разошлись.
– Но ведь он останется!
– прошептала в стену Таня.
– Я их боюсь. Ну что еще в голову придет, если такое могут?.. А думала, ребенок у нее тоже будет, вместе, по очереди станем нянчить...
– Он не останется, - сказал Лев Ильич.
– Ну до завтра или, может, еще на день. Ребеночка вырастим. Брось, Танюш, повернись лучше. Как ты напугалась-то, а потом восхитилась, я даже подосадовал...
Она повернулась к нему и улыбнулась сквозь слезы.
– Правда, страшно, надо ж какой!
– Поздно уже, двенадцатый час... "Куда идти-то?" - подумал он.
– Лев Ильич, -
будто услышала его Таня, - не уходите, а? Оставайтесь. Мне так хочется, чтобы вы остались... Вы тут, а я на диванчике - у той стенки. А?– А тебе ничего?
– посмотрел на нее Лев Ильич.
– Да что вы! Наплевать на них. Пусть что хотят думают. Мне только с вами хорошо, а без вас страшно.
Она быстро встала, вытащила простыни, Лев Ильич только воспротивился, сказал, что спать будет на диванчике, ему, мол, хватит места, а она чтобы уж так, как привыкла, иначе, мол, уйдет.
На кухне, когда он вышел умыться, никого уже не было, стол так и остался неубранным, а в металлической пробочке еще дымилась сигарета.
Он разделся в темноте, устроился на отчаянно заскрипевшем под ним диванчике, выставив ноги наружу.
– Вам неудобно, - прошелестела от другой стены Таня, - может переляжем?
– Нет, нет, Танюш, мне хорошо. Мне тоже очень хорошо с тобой. А без тебя плохо.
Они замолчали и он невольно прислушался к смеху за стеной. "Какой ужас!.." - вспомнил он ту свою здешнюю ночь и сказал, чтоб она не слушала.
– Всегда что-то случается: как быть должно, так и теперь будет. Может, прямо завтра. Или еще через день. Я верю, что все у тебя будет хорошо.
– А мне, знаете, как сейчас хорошо? Я, верно, даже и думать не смела, что вы будете здесь рядом, ночью. Я давно про вас думаю. Конечно, не так... как сейчас. Но все равно - вы рядом.
Лев Ильич не знал, что ответить. Он ведь тоже думал, бывало, про то же, да не так. Да и не думал, а уж так, другой раз поглядывал на нее. Странная, конечно, ситуация, куда там. Пойду-ка я завтра домой, решил он твердо. Хватит дурака валять...
– А знаете, Лев Ильич, - шепотом, от которого ему уже становилось не по себе, продолжала Таня.
– Завтра я проснусь, а вы тут! Так и не бывает! Хоть одно утро да такое...
Он услышал, что она завозилась у себя на тахте, встала, прошлепала босиком и тут он вздрогнул, почувствовав ногами теплоту скользнувшего под рубашкой тела: она подставила стул ему под ноги и укрыла его, подоткнув одеяло.
– Спасибо...
Он слушал, боясь шевельнуться, как она опять прошлепала по комнате, потихоньку улеглась у себя. Лев Ильич глядел в потолок широко раскрытыми глазами. За стеной снова засмеялись.
"Может, лучше уйти?" - мелькнуло у него.
– А вы молитесь на ночь?
– спросила она.
– Да нет, Танюш, не умею, - с облегчением ответил Лев Ильич и перевел дух. У него и ночи-то ни одной не было спокойной с тех пор, как крестился. Вот и здесь, нечего сказать, ночь подходящая для молитвы.
– И я тоже не умею. Но я своей молитвой молюсь. Хотите, я вам скажу? Правда, может, нельзя свою молитву говорить, но ведь мы вчера вместе стояли в церкви. И потом я вас как родного люблю.
– Конечно скажи, Танюша, - повернулся к ней в темноте Лев Ильич.
– Господи...
– зашептала Таня, так близко она была, что он руку протянул и пальцы ее влажные встретил.
– Господи, спасибо Тебе за все, что сегодня было со мной. И за все, чего не было, раз Ты не захотел - все равно спасибо. Спокойной ночи, Солнышко, Родной мой, если есть у Тебя минутка времени, поспи спокойно, отдохни,