Ответ Империи

— Это точно, — ответил незнакомец и усмехнулся. — Я вижу, вы меня узнали. Вам ведь показывали мое фото?

— Фото? Я был знаком с вашим дедом. Ваш дед — Борис Галлахер, верно?

— Откуда вы знаете?

— Встречались в Вашингтоне в тридцать восьмом. Когда я ездил к президенту Лонгу, — равнодушно произнес Виктор. — А что у вас дресс-код не совпадает?

— Что? Ах, это… — и Галлахер взялся рукой за куртку, невозмутимо проглотив фразу Виктора насчет Лонга, — извините, упустил из виду. Я ведь все-таки представитель деловых кругов, а не Пирс Броснан. А вы, однако, подозрительны.

— Естественно. Кто мне даст гарантию, что это не провокация КГБ?

— Вы ждете провокацию КГБ?

— А вы не ждете? Мало ли, какие у них планы. Поймать, например, парочку иностранцев, объявить шпионами, получить награды. Тем более, после такого бэтла.

— Вас допрашивали в КГБ?

— Да. Хотя немного странно.

— Что странно? И вообще, что спрашивали?

— Все о гражданке Ласмане. Когда познакомились, при каких обстоятельствах, когда встречались, о чем говорили.

— И что вы рассказали?

— Все. Кроме самого интимного.

— Ну, значит, не все, раз вы здесь.

— Я же говорю — кроме интимного. Знаете, такое впечатление, что обо мне у них данные уже были.

— Хотите сказать, их интересовала Ласмане, а не вы?

— Да я ничего не хочу сказать, просто спрашивали о ней, взяли подписку о невыезде и больше не вызывали.

— У вас не возникало впечатления, будто покушение инсценировано?

"И этот туда же…"

— У меня каких только впечатлений не возникало. Это не могли быть ваши люди? Или конкуренты?

— Что значит "мои люди"?

— Значит, что значит. В нашей реальности в России того же киллера нанять нет проблем, были бы бабки.

— Ну, в вашей… Не беспокойтесь, ни я, ни мои компаньоны не имеют к этому никакого отношения. Но в любом случае я бы Вам не советовал задерживаться в гостеприимном Союзе.

— Советуете сматывать и побыстрей?

— Пока не раскусили. Скажите честно: вам здесь нравится?

— Скажу честно: был бы аборигеном, был бы патриотом. Для местных здесь спокойно. И даже в чем-то комфортно. Как в монастыре.

Галлахер расхохотался.

— Как в монастыре… Верно. Но вы многого не знаете. Главного. Вы не знаете, почему этой страной руководят не дураки.

— Ну и почему же?

— Это просто. Состояние постоянной угрозы.

— Что-то не чувствую.

— Ну, вам-то откуда… Вы простой советский человек, вы должны получать радость от творческих успехов и перспектив роста. Речь о верхушке этой страны. Официальную версию про сталинизм слышали?

— Да. Что-то вроде рекламного слогана. Сталин архетипичен.

— Вы слышали не все.

Галлахер вдруг пригнулся, достал маленький ножик, и срезал масленок в метре от Виктора.

— Вот этот вы не заметили… Берите.

— Нет, спасибо, он ваш. Прозевал, так прозевал. Лес большой.

Галлахер пожал плечами и положил гриб себе в корзину. "Чего он тянет?" — подумал Виктор. "Изучает реакцию?"

— Продолжать?

— Да, — согласился Виктор, — это интересно.

— Сталинизм — это значит держать держать элиту, номенклатуру, правящие круги, как вам больше нравится это называть, в состоянии постоянной угрозы. Угрозы контрреволюции, агрессии, колонизации — для большинства, а для меньшинства, которое, как у нас говорят, склонно к коррупции — еще и угроза репрессий. И большинство советской неосталинской элиты считает такие репрессии в отношении своего слоя благом. Как Корейко, который не хочет делиться с Бендером, но приходится. Потому что часть меньше целого.

— "Либо мы их, либо они — Союз"?

— Что вы сказали?

— Слышал в троллейбусе. Так сказать, глас народа с низов. Могут быть, могут быть… И как это меня касается?

— Не вас лично, а всех. Чтобы поддержать это состояние угрозы, бюрократической верхушке Союза нужна угроза извне. Ну, потому что в народную революцию трудно поверить. Хотя, знаете, народная революция — это технология, это иные способы ведения войны. То-есть, советским правителям нужны обострения, угроза войны, гонка вооружений в космосе, чтоб держать элиту под контролем. Немного напоминает Хрущева. Только Хрущев предложил партийным бонзам утопию: все грехи списываются на Сталина, социализм победил окончательно, никаких репрессий в верхушке. Чтобы удержаться у власти, он создал культ страха репрессий: дескать, держитесь за меня, доброго, а то… Ну и докатились до Карибского кризиса. А дальше вы уж, наверное, помните: Брежнев отказался от внешних обострений, сделал ставку на привычку, уклад. И советская верхушка, особенно новая поросль, стала загнивать.

— Это я помню. Вы подводите меня к мысли, что советские политики сейчас специально идут на конфликт с США и НАТО, чтобы почистить ряды? Несмотря на то, что они сдали своих восточноевропейских друзей?

— Но оно так и есть, — развел руками Галлахер. — Поройтесь в домолинии, в библиотеке… вы же умный человек. Но воевать со всем миром Союз не сможет. Чрезмерная милитаризация, подрыв экономики, народное недовольство, и — распад страны. Надо вам это?

— Полагаете, это неизбежно?

Галлахер вздохнул.

— Историю, Виктор Сергеевич, еще никому не удавалось обмануть. Вы слышали, что они Руцкого двигают? Нужна харизматичная фигура для военного конфликта. И что вы будете здесь?

— А что я буду там?

— Там? Там у вас есть пока хорошие шансы.

— Вот о них бы узнать и хотелось. Вам сообщили, что установочный диск накрылся?

— Да. Но с нашей стороны договор в силе. Миллионное состояние у вас будет.

— И что же такое я должен продать вместо диска? Или что выполнить?

В глазах Галлахера мелькнул какой-то отблеск снисходительности; он слегка вытянул губы и начал говорить тоном, каким обычно беседуют с детьми.

— Ну, ну, Виктор Сергеевич… Я догадался, что вы подумали, но, уверяю вас, ничего того, что бы шло в разрез с моралью юных ленинцев. Я частное лицо, коммерсант, деляга, как у вас иногда говорят. Мне незачем лезть в политику и дела правительств. Могу сказать сразу, что меня интересует: совершенно открытая информация, то, что печатали ваши газеты, показывали по телеканалы, вещало радио, наконец, то, что говорили обыватели. И вообще наблюдения обывательского быта. Ничто так не неизменно в нашем мире, как маленький человек, живущий личными заботами.

— И как вы будете делать из этого деньги?

— Знаете, в нашем мире это не совсем приличный вопрос. Мы с вами деловые партнеры, я покупаю у вас эту словесную шелуху, а каким образом я ее буду превращать в золото, с кем иметь дело, это мои маленькие коммерческие секреты. Бизнес немного приучает к цинизму, так что скажу прямо: мне невыгодно, чтобы у вас были альтернативные предложения.

— Монополия? А не слишком ли я буду зависеть от вас?

— Я рад, что у нас пошел деловой разговор. Мы оформим отношения юридически, вы получите правовые гарантии, и можете защитить свои интересы в суде. Подписывать контракты в предложенном виде или ставить свои условия — это тоже как вам будет угодно. Это те же самые отношения, как у автора с издателем, актера с продюсером и так далее. Сейчас вам надо спокойно, без спешки все это, как бы точнее сказать… обмозговать.