Ответный удар
Шрифт:
— Сначала патрульных нижнего коридора, — распорядился Магистр. — Им придется предъявить голову.
Такой вариант рассматривался заранее; патрульные Внутреннего периметра обладали особенно острым глазом, и простое гримирование подручными средствами едва ли обмануло бы их. Альтернативная операция требовала несколько больше времени, но в распоряжении отряда было еще почти пятнадцать минут; прежде, чем выйти из тайного хода и расправиться с часовым, они, прильнув к стене, дождались шагов патрульных, миновавших этот пост в прошлый раз. Менее чем за минуту проворные пальцы шести рук сняли с мертвеца доспехи Внутренней стражи, и Клосс одним ударом меча отсек ему голову. Форрог, самый низкорослый в отряде (даже ниже Хорта, правда, более коренастый), уже забирался в доспехи, которые Кана тем временем отмывала от крови. Бритая голова Форрога, втянутая в плечи, целиком скрылась внутри панциря; сверху в стальной воротник вставили отрубленную голову в шлеме. Конструкция была весьма неустойчивой, но Форрог умел держать равновесие. Не смущало его и то обстоятельство, что панцирь полностью закрывал ему обзор — он ничего не увидел бы и без панциря, ибо всю свою жизнь был слеп. «Я родился Темным», — усмехался он. Светлые
Тем не менее, план был рискованный — хотя Темные и потрудились, гримируя голову мертвеца, опасность, что патрульные заметят ее неживое выражение издали — или почуют запах свежепролитой крови — существовала. И времени на принятие решения у Форрога было бы крайне мало, а отступившие за дверь товарищи не могли помочь ему ни оружием, ни хотя бы указанием на опасность…
Форрог ждал. Кровь мертвой головы стекала по его лицу и бритому затылку, но он не обращал на это внимания. Как обычно, он различил близящиеся шаги за несколько секунд до того, как их услышал бы самый чуткий из его зрячих товарищей. И эти звуки рассказывали ему обо всем — сколько патрульных, в каком они настроении и физической форме, что на них надето (кожаные доспехи поскрипывают, кольчужные и пластинчатые побрякивают, цельные латы резонируют в такт шагам), как вооружены (ножны меча нет-нет да и прошуршат по ноге, причем по этому звуку можно определить их длину, несущий на плече могучую палицу или алебарду чуть тяжелее ступает на одну ногу, лук и арбалет выдают себя позвякиваньем стрел в колчане — разве что метательные ножи, если, конечно, они умело закреплены, не издают звуков, и их наличие приходится подозревать на всякий случай, если доспех противника не слишком массивен — закованный в тяжелую броню не сможет хорошо метнуть нож…) Как и ожидалось, обходящих Периметр караульных было двое (наивная вера Светлых, что двоих сразу убить намного труднее, чем одного — разве они не знают, что у человека две руки?), в пластинчатых доспехах (менее надежных, зато более легких и удобных в движении, нежели латы стоящих на месте постовых), каждый вооружен двумя мечами средней длины и, бесспорно, хорошо владеет соответствующей тактикой боя. Видимо, заступили на дежурство уже давно и успели чуть-чуть утомиться, а главное, обошли Периметр не один раз, и, раз за разом убеждаясь, что все как обычно, несколько подутратили бдительность. Очень хорошо. Это давало лишь доли секунды форы, но Форрогу этого было достаточно.
В шагах того, что шел справа, возникла легкая неуверенность. Очевидно, он заметил — хотя и сам не успел это толком осознать — что с лицом часового что-то не так. До них оставалось еще около двадцати футов, но медлить больше было нельзя.
На глазах патрульных часовой, повернувшись в их сторону, резко боднул воздух, и его голова оторвалась от тела. Описав параболу, она потеряла шлем, и оба предмета упали на пол — один со звоном, второй с глухим стуком, покатившись к ногам опешивших патрульных. Безголовое тело тем временем не рухнуло, а побежало прямо на них. Один из караульных схватился за висевший на шее знак Единого; у второго рефлексы сработали надежнее парализованного страхом сознания, и он рванул из ножен меч, но было слишком поздно. Из шейного обода безголового часового высунулись две руки (латные наручи с кольчужными перчатками при этом безжизненно висели) и сделали стремительное метательное движение. Острое тяжелое железо врезалось в лица караульных.
Магистр планировал, что, ликвидировав патруль, группа двинется по коридору его путем, последовательно устраняя часовых, однако на сей раз все прошло не так гладко. Тот, что схватился за меч, умер не сразу и успел закричать. Хиннар и Эргарт, первыми выскочившие в коридор с добытыми в караулке арбалетами, тут же прикончили его стрелами, но, по всей видимости, крик был услышан на ближайших постах. Такой вариант, впрочем, тоже был учтен Магистром. Коротким жестом он разделил отряд надвое и послал обе группы по Периметру в противоположные стороны. Времени переоблачаться в доспехи дозорных и разыгрывать маскарад уже не было; ставка была лишь на скорость — и на тьму. Бежавшие последними, вооружившись мокрыми тряпками, тушили светильники. Подкреплению Светлых, когда оно подоспеет, придется непросто в кромешном мраке. Даже если они прибегут с факелами, огни сделают их хорошей мишенью для таящихся в темноте врагов. Все очень логично, подумал Эргарт, несясь по коридору рядом с Магистром: тьма — враг Светлых и друг Темных… Караульный на следующем посту уже тянул за веревку сигнального колокола (в другой руке блестел обнаженный меч, направленный в сторону подозрительного шума в коридоре), но поднять тревогу все-таки не успел: из четырех лезвий, просвистевших в воздухе, веревку перерубили два. Одновременно две стрелы вонзились в глазницы стражника прямо сквозь щель уже опущенного забрала. Но, разумеется, это был далеко не последний стражник в этом коридоре…
Лациуса окружал кромешный мрак. Странно — перед этим ему казалось, что свет впереди, хотя и тусклый, все-таки был. Но теперь он вынужден был пробираться по тайному ходу ощупью. Благоразумие настойчиво советовало не искушать Единого и повернуть назад; в памяти навязчиво всплывали все слышанные когда-то истории о бездонных колодцах, ямах с шипами и прочих ловушках, подстерегавших непосвященных в запретных коридорах Цитадели. Лациус всегда с негодованием отвергал эти слухи — подобные приспособления естественны для давным-давно уничтоженных крепостей Темных, но немыслимо, чтобы
такими жестокими и подлыми приемами пользовались Светлые! Теперь, однако, эта благородная мысль уже не казалась ему столь бесспорной. И все же он продолжал идти вперед, подстегиваемый сложной смесью любопытства, жажды подвига и страха — того страха, что заставляет идти навстречу опасности, а не поворачиваться к ней спиной.Внезапно нога Лациуса запнулась о препятствие. Юноша старался ступать осторожно и потому не упал; напротив, он в испуге замер с вытянутыми руками, по-прежнему не нащупывавшими ничего, кроме пустоты. Пол не разверзся под его ногами, потолок не рухнул ему на голову, никакие пики и секиры не выскочили из стен; юноша перевел дух и медленно присел на корточки, чтобы ощупать лежавшее на полу. Страх, было отпустивший его, вновь накатил ледяной волной, когда Лациус понял, что трогает недвижное человеческое тело. Оно, впрочем, было еще теплым, и юноша подумал, что человек, возможно, жив и нуждается в помощи; он протянул руку туда, где должна была находиться голова, чтобы проверить пульс на шее и попытаться почувствовать дыхание — но вместо того, чтобы коснуться лица, пальцы сперва скользнули в пустоту, а потом влезли во что-то липкое и склизкое. Лишь когда его пальцы влезли в мокрую трубку трахеи, а затем уперлись костяшками в острый край перерубленного позвонка, Лациус в ужасе осознал, что щупает срез шеи обезглавленного трупа.
Юноша вскочил, машинально пытаясь отпрыгнуть в сторону, но его нога поскользнулась в луже крови, и он, взмахнув руками, рухнул прямо на мертвеца, одновременно ударившись головой о скрытую во тьме каменную ступеньку. Было очень больно, но сознания он не потерял. Чувствуя, как тошнота стремительно подступает к горлу, он переполз через труп и все так же на четвереньках полез вверх по лестнице. Та оказалась совсем короткой — уже на пятой ступеньке он уперся головой в дверь, которая, очевидно, выводила из тайного хода, и тут его вырвало.
Чувствуя слабость и дрожь во всем теле, Лауциус все же поднялся на ноги и выбрался через тяжелую дверь. Вокруг было все так же абсолютно темно. Он не знал, что оказался во Внутреннем периметре, не знал он и о веревке сигнального колокола, подвешенного рядом с постом лишившегося головы стража. Юноша отчаянно попытался крикнуть, но изо рта вырвалось лишь сдавленное мычание. Он слепо побрел вперед, вытирая руку о некогда синюю рясу, и снова что-то задел ногой; оно зазвенело и покатилось — это был шлем. Лациус догнал его, нашарил в темноте и принялся колотить им по камням пола, надеясь поднять тревогу хотя бы так. Затем ему вдруг пришла в голову мысль, что убийцы могут быть поблизости и, возможно, уже спешат к источнику шума; он положил шлем и проворно и беззвучно стал отползать в сторону, пока не наткнулся на еще один труп. Этот, в отличие от предыдущего, был в доспехах; Лациус не отважился проверить его голову, однако, пошарив возле бока, наткнулся на ножны меча — а затем и на рукоять. Убийцы слишком спешили и не забрали оружие! Лациус вытащил клинок из ножен. Теперь он чувствовал себя гораздо уверенней, хотя всегда готовился служить Свету с книгой, а не с мечом в руках, и обращаться с оружием толком не умел. А затем где-то впереди зазвенел, наконец, тревожный колокол, и молодой послушник с обнаженным мечом в руке побежал на звук, готовясь сразиться с силами Тьмы — и делом доказать, на чьей он стороне.
— Что ж, — констатировал Магистр, — везение и не могло длиться вечно.
Тот, кто первый начал трезвонить в колокол, и те, кто подхватили его призыв, были уже мертвы, но свое дело они сделали: теперь тревога стремительно распространялась по всей Цитадели. У первой же винтовой лестницы, ведшей наверх, в башню стрелка, Магистр почувствовал, как резко окрепла магическая защита. Шансы прорвать ее совокупными силами отряда, в принципе, были, но предводитель Темных предпочел поберечь эти силы на будущее. Тем более что захват одной из башен все равно ничего не решал, а на то, чтобы обезвредить все, не было ни сил, ни времени.
Поэтому две половины отряда довершили каждый свое смертоносное полукольцо и вновь соединились, полностью очистив и погрузив во тьму нижний уровень Периметра. Большинству в отряде помогало ориентироваться во мраке магическое зрение; они, конечно, понимали, что аналогичным умением обладают и маги Братства, но все же для простых солдат темнота должна была стать существенным препятствием. Те из диверсантов, кто еще не овладел магией, вынуждены были полагаться на слух, а порой и просто на протянутую руку товарищей — но и к этому они были готовы лучше, чем гвардия Света.
Повинуясь указанию Магистра, отряд устремился по винтовой лестнице вверх. На площадке второго уровня их уже ждали — по тревоге лестницы и развилки коридоров перекрывались в первую очередь. Лестница, закрученная правым винтом, давала преимущества обороняющимся — при условии, что противники были правшами. Но члены отряда одинаково хорошо владели обеими руками; к тому же они стремительно атаковали из темноты, а узкая лестница не позволяла противнику эффективно реализовать численное превосходство. Главным же было то, что Темные атаковали «не по правилам». Из веревок, некогда подпоясывавших их плащи, уже были свиты два аркана; Клосс и Хиннар метнули их вверх, ловко захлестнув шеи гвардейцев, стоявших на лестнице выше других. Бросок и последовавший за ним рывок были столь стремительны, что ни заарканенные, ни их товарищи не успели перерубить веревки мечами; не удержавшись на ногах, заарканенные повалились на своих товарищей, из тех тоже кто-то не смог устоять, а те, что устояли, вынуждены были думать о сохранении равновесия на крутой лестнице, а не об обороне. Словом, на несколько мгновений образовалась форменная куча-мала, в которую тут же врезались разящие мечи Темных. Короткая яростная схватка в тесноте оставила лестницу за Темными; семеро гвардейцев Братства были убиты или умирали, остальные отступили в коридор и попытались занять оборону с двух сторон от выхода на лестницу, но теперь перевес был уже на стороне атакующих. Еще шестеро Светлых остались лежать на полу; трое легкораненых, осознав, что не смогут сдержать врага, бросились бежать. Эргарт и Аррет рванулись было их преследовать, но Магистр удержал своих бойцов. Аррет лишь удивленно вскинул брови на командира, но не стал оспаривать приказ, однако охваченный горячкой боя Эргарт раздосадованно воскликнул: