Овация сенатору

— Что это на тебе? Сегодня утром ты был одет иначе! — потребовал ответа Аврелий, указывая на переливающийся всеми цветами наряд.

— Подарок одной подруги, мой господин. Я переоделся в общественном туалете, — оправдался секретарь. — Думал, ты порадуешься, что я рядом, на случай если вдруг понадоблюсь…

— Понадобишься, и ещё как. Мне нужно как можно быстрее добраться до дома Токула!

— На это уйдёт целый век, поскольку все улицы забиты толпами народа. Помочь могла бы разве только повозка девственных весталок…

— Кастор, ты неоценим! — воскликнул патриций, хлопая его по плечу: повозка весталок — единственное средство передвижения, которому разрешалось двигаться по римским улицам и которой все с почтением должны были уступать дорогу. — Пойди к Нумидии и незаметно попроси её прийти к Капитолию, ближе к конюшням!

Очень скоро верховная жрица появилась в самом начале кливус Аргентариус.

— Ох, Публий Аврелий, как это мило с твоей стороны прислать мне котёнка! — проворковала она.

— Нумидия, мне нужна твоя священная повозка! — без обиняков потребовал сенатор, поскольку очень торопился.

— Это невозможно! — она в ужасе покачала головой.

— Мне совершенно необходимо добраться до одной девушки! — настаивал сенатор.

— И ты говоришь это мне? Забыл разве, как ради тебя я рисковала жизнью — ведь меня могли похоронить заживо, — помрачнела Нумидия.

— Нужно спасти одну девушку, она в ужасной опасности!

— Девушку, говоришь? Спорю, что молода, красива и с белой, как молоко, кожей, — заподозрила весталка.

— Совсем не с белой. Клянусь тебе моими предками! — заверил Аврелий, радуясь, что не приходится лгать.

И всё же Нумидия оставалась непреклонной.

На помощь хозяину вновь пришёл Кастор.

— Это верно, что в сентябре истекает срок твоего служения богине, благородная жрица? — вкрадчиво спросил он, подтолкнув локтём хозяина.

— Мы сможем опять увидеться, Нумидия, и безо всяких опасений на этот раз:.. — подхватил удачную мысль Аврелий с самой обаятельной улыбкой.

— И я даже смогу выйти замуж! — напомнила Нумидия, передавая ему ключи от стойла.

Аврелий помчался в конюшню, а за ним поспешил и Кастор, путаясь в своём роскошном восточном наряде.

Как только распахнули дверь в конюшню, вольноотпущенник не удержался и обрушил лавину ругательств на Юнону, Изиду, Европу и всех прочих богинь-покровительниц крупного рогатого скота.

— Клянусь рогами бога Аписа, упряжку никто и не потрудился подготовить! — воскликнул он, указывая на пустые оглобли повозки.

— Запрягай вон того мула, Кастор. А потом придумай что-нибудь, чтобы меня не обвинили в святотатстве. Жду тебя в доме Токула как можно быстрее! — приказал сенатор, садясь на облучок. И священная повозка тотчас помчалась на всей скорости к Авентинскому холму.

— Дорогу весталкам! — кричал Аврелий, прокладывая себе путь в толпе, которая с уважением расступалась.

«Как же ловок этот убийца! Водя Антония за нос, он буквально за руку привёл его во мрак Аида, словно на праздник, — в гневе думал Аврелий, — и какой же безжалостный цинизм проявил он, когда поджёг дом Глафиры, воспользовавшись пожарами, устроенными Леонцием… Но, может быть, у этого последнего, самого лютого преступления есть ещё свидетель…»

— Spes, ultima Dea [81] , — прошептал он, хотя и не верил в богов. Прошлый раз, там, в Германии, он призывал Спее — богиню надежды, но вместо неё явились зловещие парки и мрачный Танатос, олицетворение смерти…

81

Spes, ultima Dea (лат.) — Спее (надежда) — последняя богиня (латинская поговорка).

Он должен найти девочку. И потом, когда поместит её в надёжное укрытие, отправится искать убийцу.

Найдёт и потребует у него ответа за украденные жизни и бесконечный обман, использование в своих низких целях самых святых кровных уз — ведь тщеславие не щадит ни матери, ни отца, ни сына, ни брата…

Подъехав к домусу Токула, Аврелий соскочил с необычной повозки и осмотрел здание с башенкой, которое выглядело неприступной крепостью. Двое слуг, оставленных на страже при входе, спали, прижимая к груди пустые кувшины, к которым, похоже, изрядно приложились в своё удовольствие.

Двери ювелирной мастерской были заперты. Однако по фасаду лавки шёл довольно низкий балкон, на который такой ловкий и смелый парень, каким Аврелий был в юности, забрался бы без труда.

Чувствуя себя Одиссеем, штурмующим утёс, сенатор подпрыгнул, желая ухватиться за ограду балкона, но упал и сильно ударился. Это напомнило ему, что, несмотря на постоянные физические упражнения, его былая ловкость осталась лишь в далёких воспоминаниях.

И всё же, решив добиться своего, патриций снял тогу, присел и, сильно оттолкнувшись, снова подпрыгнул. На этот раз он лишь коснулся пальцами балюстрады.

С третьей попытки ему удалось ухватиться за деревянную балку и, с усилием подтянувшись, забраться на балкон.

Плотно закрытые окна оказались бы непреодолимой преградой для человека, не дружившего много лет с Кастором и не перенявшего у него далеко не праведные, но, несомненно, полезные приёмы: ставня мягко уступила, и патриций вскоре оказался в комнате.

Должно быть, он попал в каморку какого-то слуги, решил Аврелий при виде скудной обстановки. Работники Токула жили на втором этаже, а Мелос, напротив, под самой крышей. У стены стояла стремянка, а на потолке виднелся люк. Аврелий поднялся по лестнице, надеясь, что она выдержит его вес, и заглянул внутрь.

Увидев босоногую девушку, садящую на соломенной подстилке и играющую с котёнком, Аврелий радостно рассмеялся.

— Боги Олимпа! — вскричала Эбе при виде головы сенатора, появившейся из отверстия в полу.

— Тише, я пришёл увести тебя отсюда! — сказал Аврелий, выбираясь из люка.

Но когда собираешься кого-то спасти, всегда лучше поначалу спросить разрешения: девушка вовсе не собиралась бросаться на шею своему освободителю, а закричала что есть мочи.

— Оставь меня! Я здесь прячусь, иначе меня арестуют.

— О чём это ты? — удивился сенатор, а темнокожая девушка на соломе съёжилась от страха в комочек и расплакалась.

— Пожар! Я ушла из дома, не послушавшись хозяйку!

— Когда ушла? — с волнением спросил Аврелий.

— Как только кирия вышла…

«Значит, задолго до пожара», — огорчился патриций, потому Что растаяла, возможно, последняя надежда на показания свидетеля. Убийца не расплатится, но, по крайней мере, девушка жива…

— Глафира тебе ничего не сделает, напротив, будет счастлива видеть тебя! — попытался успокоить её патриций. — А теперь идём со мной. Здесь ты в опасности;