Овертайм

– Твоими стараниями, - насмешливо ответила Настя.

– Я бы так всю жизнь "проспал"!

– Не сомневаюсь. Только, переживаю, такими темпами я скоро и вправду ходить не смогу.

– Тогда я буду тебя носить, - мужские руки обняли ее со спины, - и ублажать.

– Ты все о своем, - она обернулась и поцеловала любимого в колючую щеку.
– Маньяк... Сексуальный.

– Вот будешь всегда рядом - не буду маньяком.

Улыбка слетела с лица женщины.

– Не все зависит от нас. Иногда обстоятельства сильнее.

– А ну, что там у тебя за сильное обстоятельство!
– Таранов принялся щекотать ее до хохота.

– Давно я никому морду не бил.

– Какой грозный!
– Настя с трудом вырвалась из рук.

– Я голодный и сонный!
– он потянулся, как грациозный хищник, и вновь загреб Барскую в охапку.

С минуту простояли, не шевелясь. Слушали биение сердец друг друга и думали каждый о своем. Вокруг не было видно ни души. Лес на опушке, голубое небо и трава.

– Андрей...
– можно было не спрашивать. Самое главное всегда понятно без слов, однако, если существовал хоть какой-то шанс, хоть мизерная возможность все изменить, она корила бы себя за то, что не воспользовалась.
– А если бы тебе предложили только год? Не три, а один...

– К счастью, у меня три.

– Но все-таки?
– Настя отошла на шаг.

– Один - еще хуже, чем ничего. Знаешь, когда в прошлый раз пришлось отказаться от договора из-за Ивана, я не сорвался только потому, что верил: смогу пробиться еще раз, - он подхватил с земли сухую веточку и, повертев в руках, с хрустом разломил.
– Рискованно было и чертовски тяжело. Сезон стоил мне сил, а тебе работы - дорого заплатили все. Ради одного года? Нет. Даже три мало.

– Если бы хватило одного года...

Поглощенный своими мыслями и планами, мужчина не услышал ни слова.

– Солнце, три года пролетят быстро, - он глянул ввысь, на безоблачное небо и, улыбнувшись, добавил: - Тебе еще понравится!

– Мне... Понравится...

Настя подняла с земли ту самую сломанную ветку.

Раньше целое - теперь отдельное. И не срастить. Никогда. Так и с ней. Обманщиков не прощают, не важно, насколько благими были цели.

Слез не было. Только роса на траве. Бескрайний океан прозрачных капель.

Под ее ногами. Под его ногами. Словно настоящее плакало о несбыточном.

Глава 27. Ожидание, расстояние и время

Засушливый зной наконец-то спал. Тучи все чаще застилали небо, пряча прохожих от палящих лучей. Конец лета, но погода уже напоминала осень. Приходя домой после долгого рабочего дня, Настя больше не включала кондиционер, а любимые шерстяные носки перебрались из вместительного комода под подушку. Ноги без них мерзли, и никакое одеяло не спасало, как ни оборачивай.

Вместе с носками вернулась из прошлого еще одна привычка - отключенный на ночь телефон. Суровая необходимость, но только нынче она никак не была связана с работой. Работа вообще утратила значение. Можно было бы уволиться и уехать куда-нибудь на моря. Соблазнительная альтернатива, но Барскую она не прельщала. На море времени будет больше, а время сейчас враг. Уж лучше работа. График, дела, обязанности, необходимость выглядеть соответствующе и, хотя бы вынуждено, но улыбаться. Подобие жизни. Самое лучшее лекарство для того, кто потерял к ней страсть.

Другое не помогало. Еда потеряла вкус, а книги и кино - интерес. До боли развороченную душу ничто не могло зацепить. Ошметки. Написанные на бумаге слова, чужие чувства и желания - все проходило вскользь. Просеивалось сквозь сито собственных глухонемых ощущений. За короткое время от энергичной и радостной женщины осталась тусклая тень. С виду такая же, как после развода, но внутри - иная. Прежняя замерзла в снегах и полностью разуверилась в себе. Нынешняя - отогрелась в теплых объятиях любимого, и пусть пока не знала, как жить дальше, но помнила вкус настоящей жизни.

Если бы знать заранее, что так случится? Встретить его и заново решить: пройти мимо или кинуться в омут с головой? Ее собственный омут. Пить после сонного утреннего секса вкусный кофе, собирать по квартире разбросанные мужские вещи, подбирать галстуки к рубашкам, а по вечерам прижиматься к горячему мужскому боку и чувствовать себя самой лучшей на свете.

Если бы знать?.. Получить пульт от телевизора судьбы и, переключая каналы, выбирать то, что понравится больше. Этот выбор теперь пугал. Пугало пройти мимо, так и не изведав вкуса другой жизни. Не познакомиться с собой. Она лучшая - незнакомая раньше истина. В неполных тридцать четыре года - женщина. Без допущений и погрешностей. Желанная и дорогая. Таранов словно одним своими присутствием и принятием перекроил всю ее суть. Никаких жертв не было жалко за это.

Даже слез постепенно становилось меньше. Она все еще плакала, глядя на забытую Андреем турку или на золотую медаль. Но уже не так, как в первый день. Не так, как неделю спустя, и хотелось верить, что когда-нибудь слезы иссякнут вовсе. У нее должно было получится.

***

Врезаться можно в бортик, можно в спину соперника. Неприятно, больно, но игра от этого не прекращается. А вот врезаться с разбегу в свою жизнь - будто принять участие в краш-тесте дешевого авто. Несешься в бетонную стену, и одна мысль "На хрена?".

Андрей по привычке смахнул рукавом с лица крупные капли пота. Полотенце, словно деталь амуниции, бестолково висело на шее. Голова гудела. Только что подошел к концу второй предсезонный тренировочный матч. Три периода жесткого, силового североамериканского хоккея - настоящее испытание воли и скорости. За несколько лет в своей Лиге, он и забыл, каков на деле заокеанский стиль игры. Одной техники было мало. Спасала скорость и мощный, хорошо поставленный удар по воротам. Подзабытое на Родине прозвище Тор здесь снова приклеилось намертво.

Болельщики, тренер, менеджеры и даже другие игроки - все дружно называли его Тором. Словно и не существовало никогда Андрея Таранова, капитана "Северных волков", мечтающего об НХЛовском будущем. Был лишь Тор, его клюшка и полюбившаяся всем фанатам меткость. Ничего более. Как когда-то, в двадцать лет. Тогда от восторга голова шла кругом - из сотен талантливых парней заметили и выбрали именно его! Невиданная удача. Шанс. Сейчас прежний восторг почему-то не пришел. Явилась раздражение и усталость. Досада вместо предполагавшегося дежавю.