Овсянки (сборник)

27

мне стало спокойно уверенно и тепло. но зеркало я не любил больше. в третий раз я не стал звонить. и зеркало не позвонило.

28

с этого момента не было больше ни писем ни звонков. ни капли взаимных желаний. уверенно говорю лишь про себя. зеркало устранилось. и по крайней мере так выглядело будто и с ним творилось что-то похожее. у меня же как будто была прооперирована душа. нейрохирургии такое не приснится. на месте огромного трепещущего в ветре дома — тянущегося коммуникациями во все обозримые края — спокойное ровное поле.

29

на психолога я учился шестой семестр. и — слава доброму богу — научился по-хорошему не церемониться с собой. впрочем к этому у меня были способности. чего только с нами не случится — не всплывет из глубин. вспоминаю как однажды в январе в румынском городе сучава — на южной буковине — в ночном баре на нас напали местные бандиты. пьяные. наверно и под наркотиками. на меня и моего друга дана. из посетителей мы были одни — в час ночи. собственно они захватили тот мышиный бар — на четыре столика. заперли хозяек — мать с дочерью — в туалете. заперлись изнутри. стали распоряжаться стойкой. намешивать себе зверское пойло из цветных бутылок. может они и были настоящими хозяевами и бара и города? их было человек 12. главари хотели нас зарезать — когда узнали что мы нездешние. стали бить бутылки — тыкать нам в лица ‘розочками’. втыкать в стол ножи. но когда я обмолвился что моя мать из баната (про то что венгерка я не сказал) — самый мрачный бандитский комиссар заплакал. ведь румынский банат переходит в сербский. а в сербии по его словам он долго работал. и любил там девушку ружу. плача — он перешел на сербский язык. и горестно обращался ко мне — ожидая от меня того же. по-сербски я умею лишь поздороваться, попрощаться, знаю пару любовных слов и пару ругательств. самое большее — 7 корней. но той ночью в том баре я говорил с тем парнем на сербском до пяти утра как президент югославии. как апостол. мы сербские песни распевали — вот ведь что. причем многие предлагал я — затягивал и вел. моя беседа на сербском была залогом наших жизней. когда время от времени мы делали осторожные попытки встать — бандиты опять хватались за ‘розочки’, стулья — и метили в наши головы. по приказу любившего сербию бандита — нас поили вином и водкой. угощали как родных. он хотел даже вынуть из туалета хозяек — чтобы они нам дали. но я сказал что в сербии меня ждет невеста по имени зоранка. бандит подарил мне два миллиона лей. и попросил позвать на свадьбу. думитря — думитря-черт. — кричал он. — это я — меня здесь все знают.

30

прошло 12 лет с тех любекских странностей. из любека я перебрался в штральзунд. еще севернее — в померанию. оттуда — в заснитц — на остров рюген. работаю по специальности. на рюгенскую полицию. у меня и офицерское звание есть. и зеленая форма. вот уж где странность! из любека до моря было километров пятнадцать. от моего настоящего дома в заснитце — пятнадцать метров. море по-прежнему спасает меня. придумавших мою немецкую судьбу родителей нет в живых.

31

с зеркалом больше мы никогда не виделись. пару раз сталкивались на улицах во франкфурте — кивали друг другу — но это не в счет. я слышал что зеркало все эти годы работает в малой архитектурно-художественной академии. учит творчеству детей. творить творить. из бумаги — глины — камня — стекла… из тысячи материалов — правильные названия которым я даже затрудняюсь дать. зеркало на отличном счету. дети его обожают. очень быстро оно стало заместителем директора.

32

у меня русская жена — ирина. она из липецка. окончив учебу — я на год уехал в россию. встретил ее. привез. у нас семилетняя дочка. зовут майя. через 10 месяцев после рождения у майи пропал слух. клиника неясна.

33

в ночь перед рождением майи мне приснилась уте. мелом на школьной доске перед целым классом семи-восьмилетних турецких мальчиков она писала по-немецки: зеркала не едят марципаны. и подпись: миро. я спросил как бы из-за границы кадра: что — художник миро был зеркалом? уте не ответила. я проснулся. подумал: господи — при чем здесь миро?

34

майя рождалась в штральзунде. был октябрь. полуголый я вышел на балкон. шел дождь. пахло сыростью балтики. я подумал: зеркало по-французски — miroir. но миро ведь кажется испанец. я стоял абсолютно сбитый с толку. встревоженный. обрывки ярких ощущений и мыслей кружились внутри и вокруг меня. штральзунд — осень — балкон — в глубине немецких улиц рожающая ирина (ирина рожала через сечение — операция была назначена на 9 утра — время было 9) — миро — уте — зеркала… я стоял с ощущением что об мою голову разбили удивительнейшую мозаику — острый цвет и смысл. я пытался его сложить — но ведь это невозможно. в штральзундской воздушной сырости вдруг крикнула медицинская автосирена. и вот тогда — мозаика сложилась сама собой в четкую уверенность — в смысл-кристалл — который впился мне в голову будто гранат в брошь — то есть в старательно подготовленное место: уте — зеркало. уте — не человек.

35

интересно. волнующе. ну ладно. я уже ехал в роддом. там мне сказали: операция прошла успешно. девочка родилась здоровая. 3950.

36

моя тогдашняя половая связь с зеркалом в апреле-мае 1995 года имеет прямое отношение к майиной глухоте. миро — я долго потом выяснял — не произносил фразы про зеркала и марципаны — во всяком случае так чтобы эта фраза стала его художественной собственностью — и запомнилась кем-то.

был ли хоан миро зеркалом? занимал ли высокое место в иерархии зеркал? или же какое-то неизвестное зеркало в том сне под него подделалось? вообще стоит ли здесь думать о миро?

караулить матовые смыслы глупо. но еще глупее саморазрушаться когда матовые смыслы подкараулили тебя. мы с ириной еще до свадьбы мечтали о том что хорошо бы выучить вместе какой-нибудь интересный красивый язык — только чтобы с нуля оба. латышский думали. или финский. ну вот. теперь мы оба — немецкие сурдопереводчики. даже бывает что этим зарабатываем. ирина по русской профессии микробиолог. поступила в любек — на дефектологический факультет.

37

город франкфурт хорош тем — что там готовят апфельвайн: яблочное вино — еще со времен карла великого. продают в двухлитровых бутылях. это — сидр. крепости — 5.5 процента. во франкфурте есть банхоффиртель — привокзальный квартал. там повсюду веселые дома — горят пустыми красными сердцами. вечерами осени шататься по этажам этих заведений — рассматривать болтающих языками неодетых девиц сидящих в дверях своих подсвеченных синим комнат — смешно и славно. особенно если апфельвайна по пути глотнуть! поглазев на девиц — мысленно себе кого-нибудь выбрав — отправиться допивать апфельвайн на майнские пристани — вместе с другом детства. друг — тоже румын. пить и петь. смотреть как в обе стороны майна движутся голландские теплоходы. а над ними — веселым чертовым колесом самолеты заходят и заходят на посадку — взлетают и взлетают. это то что хорошо во франкфурте. чем он может быть дорог.

38

осталось лишь описать себя. коротко стрижен. люблю зеленые и синие длинные свитера. зеленые и синие с капюшонами куртки. курю — хоть и ощущаю себя некурящим.

*

еужен львовский — мой друг. он выучил русский — иногда приезжает в россию — к родственникам жены. он попросил меня перевести эту книгу. хотя сам бы мог это сделать. на вопрос почему он не стал писать на венгерском или на румынском — ответил что этот текст должен был родиться только на немецком языке.

валентин кислицын верхний услон плюс франция

верхний услон

2007

valentin kislitsyne

ouslon sup'erieur plus la france

ouslon sup'erieur

2007

верхний услон

на горе

напротив казани

в верхнем услоне сомы шевелят усами

не нужно плыть

по прямой

мы не станем

нам хорошо

с домами

и небесами

казанцы здесь

держат дачи

..

в. кислицын. 1927