Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

ИВАНУ

Иван без рода, Иван без племени, Скажи, как прожил век, где был и что видал? В снегах студеных и в жаркой зелени — Как раб работал ты, а славу кто забрал? На сербских зорях потерял ты силы, А на волынской глине нажил себе горб. В родном Подолье брошены в могилы Все твои родичи — твоя любовь и скорбь. Стоят устало, седы от времени, Твои свидетели: березы, тополя. Иван без рода, Иван без племени, Как раб работал ты, а слава где твоя? Отец в петле погиб — не вынес доли. А ты, скажи, за что страдал: f"ur Kaiser… Land? [22] Вам дали всем одни могилы в поле И надпись красочною: «Name unbekannt» [23]

22

За кайзера — родину? (нем.).

23

Имя неизвестно (нем.).

«ОЙ, НЕ ХОДИ, ГРИЦ…»

На сцене умер Гриц… Ходил по залу страх. Казалось, и моя душа упала ниц. И щеки, и глаза — в сочувственных слезах. Немая тишина… Лежал на сцене Гриц. Я в свете фонарей увидел муки рук, На бледноте лица дрожала тень ресниц. Он не был мне знаком: он мне ни сват, ни друг. Я на игру смотрел, как умирал наш Гриц. Его мне стало жаль. Да и себя мне жаль: Когда я упаду у пропасти своей, Не будет ни хлопков, ни безутешных слез. Вдруг увидал тебя — ты поправляла шаль, Твой смелый взгляд блеснул под чернотой бровей… О, боже! Пусть ее хоть прослезит мороз!

«ТРАВИАТА»

Сон безголосый, онемелый, Вошел в поношенной рубахе И тенью серой в тихом страхе Метался в запахе камелий. Свет падал на девичьи щеки, Болезненным румянцем тая. Мечты дрожали, повторяя, Печальный бой часов жестоких. С кроватью рядом в белом платье Присела смерть в игривой позе, На гребне весело играя. Все о любви и все о счастье — О том венке, что на морозе Из душ людских сплетен для рая.

НОКТЮРН G-MOLL

Эх, закутаться б в дым из крестьянской трубы, Одурманиться запахом руты, шалфея… Сад вишневый, ольхи серебро у избы — Мне бы слушать их шепот, хмелея. Думы шли бы, как сумерки с буйных полей,— Чтоб, прильнув к ним, стать звуками сытым. Эх, воспрянуть бы памятью радостных дней, Тех, что сердцем еще не забыты.

ПРЕЛЮДИЯ DES-DUR

Я вижу в снах село весною: Сады в цвету, черемух белый пух, Кудряшки верб над тихою водою И, смежив веки, в волнах спящий луг. Уже пастух пригнал в деревню стадо. Закатный луч сгорел средь облаков. Родной покой — звенящая отрада — И синий дым над крышами домов. Все мнится — ты бежишь ко мне тропинкой По зеленям пшеницы, ячменя И ветерком певучим тянешь руки. В душе воспоминания. Тростинкой Качнулась боль — и обожгли меня Старинной дудки плачущие звуки.

Михайло Рудницкий

ОСЕННЕЕ

В долину бойкой пряжей дождь течет С куделей уходящих туч. Но вот закатный солнца луч К вечерне звоном пригласил приход. Свежее стал на взгорке темный бор, И воздух, как стекло, лучист, И шум ветвей, и птичий свист — Сливалось все в единый дружный хор. Окутал сон умытые поля, Погас багряный свет небес, И ветер отдыхать залез В стога, покой с вечерней мглой деля. В заботах спорых небо, супя бровь, Смотрело на осенний дол. Народ с надеждою с молебна шел, Топча устало падших листьев кровь.

ЗИМНИЙ СОНЕТ

Вы любите зиму, я — знойный день. О холодах стихи писать я не могу. Меня не радуют: лежащий дол в снегу, и неба решето, и туч плывущих тень. Когда вокруг, сверкая как эмаль, слепит жестокой стужей белизна меня, я лишь сомкну глаза и вижу зеленя, простор и стежку, убегающую вдаль. И греет сердце мысль: не вечны холода, что солнце щедрое продлит мои года. И молодость, и жизнь прославлю я не раз. А может, глупо ждать весны погожих дней? Я, видно, позабыл — не вечна жизнь у нас. Об этом же кричат сединки все сильней.

НА ПЛЯЖЕ

Забывшись в полусне, слегка прикрыл глаза — и сразу всполох искр — горячий сладкий свет. Лишь бьются две волны, бунтуя и грозя,— рождает солнце в них слепящий, яркий цвет. Смотрю на их игру и слышу голос твой. Мне вязкая печаль сжимает грудь свинцом, и думы — лодки след за быстрою кормой, и небо, и вода — лежат с одним лицом. Меж нами горизонт — летящая стрела. И небо, и вода — завидую я им! Меня целует солнце. Щедрость обожгла… А мне б у ног твоих лежать песком морским. Иль птицею взлететь в простор голубизны, тебя, кружа, согреть своей души теплом, рассыпаться песком, стать огоньком блесны — но лишь бы ты могла вновь вспомнить о былом.

ЖДУТ ПЕРЕД ДОМОМ

Ждут перед домом кони. И вот последний раз Сбегаю по стежке в сад. Прощальный луч угас На небосклоне. Спешу, спешу сейчас, Дедуля, к вам! Как я безмерно рад, Как рад, Что иду сам! И вот последний раз Позволила судьба На наши тропинки Взглянуть. Листвой мельтешели осинки — То солнце, то сумрака муть — Когда утро, зарей горя, Помогало искать тебя По тихому следу — Зря. Иду уже. Скоро уеду! Нынче последний раз Прощаю сладким мечтам — Тебя здесь недостает… Даль зовет сейчас. Ты была повсюду — Теперь тебя нет там… И больше уже не будет. Нет и утрат… Конь землю копытом рвет. Укутанный в полумрак сад Усмехается в лунном пруду. Я иду, иду, иду!

ТЕБЕ ЛИШЬ ОДНОЙ

Тебе лишь одной свое сердце открою, где спрятаны мысли мои и терзанья. Должна ты понять, что живу я тобою, и холод гранита — не скроет молчанья. Твой взгляд лишь — я верю — узрит мои думы, что прячу в словах я, как в листьях крапивы, они для сторонних — смешны и угрюмы, одеждой бродяги прикрыты игриво. Твои лишь слова разметают обиду — чужие уста бы зажечь твоим счастьем. Но немы они, безразличные с виду, проходят без робкой надежды участья. Тебе не обман я открою, а чудо, в которое верю — все в жизни бывает: когда разбираю я тайн своих груду, то кровь, холодея, вином опьяняет.

ДЕРЗКОЕ ЖЕЛАНИЕ

Я дерзкое желание вымечтал себе: чтобы, как мысль, свободным и справедливым быть, и с небом, и с толпою в достойном мире жить и жар простого слова не растерять в борьбе. И вдруг, желая, встретил негаданно тебя — с живым, как время, взглядом — и я про все забыл: свободу, счастье, правду — в одно объединил. И стала жизнь, как вечность… Да, ты — моя судьба!