Ой упало солнце: Из украинской поэзии 20–30-х годов

СТАРОЕ ВИНО

В холодной тьме подземного чертога по стенам тишина — что зерна града. И пьяный, мятный запах винограда, и строй бутылок в паутине моха. Как в землю рало, в те ряды без вздоха вбивает время плесень — где пощада? Бутылки взбухнут в подземелье склада и вдруг взорвутся, как стручки гороха. Вино в песок уйдет, пунцовость роз всочится в зелень мохового прута. И мы, бывает, восхотим всерьез своей реальности разрушить стены, хотя бы даже, сбросив эти пута, влились бы в нам неведомые вены. 1931

ОМЁТЫ

И шепот над равниною разнесся: как будто на весы, на горизонт укладывал в упитанный омёт косец набухшие мукой колосья. И зашумели вдруг: «Еще сорвемся». Так каждый колосок предполагал, а ветер лихо драл вихры лугам и гордые стога таскал за косы. Ведь лучше им, чем преть по чердакам или под жерновами погибать,— чтоб ветер их разнес по большакам, чтоб улететь на кружевах метелиц, О, кто не знал желанья убежать от серых будней ненасытных мельниц. 1931

СОРЕВНОВАНИЕ АТЛЕТОВ

Судья с лицом распухшим — точно бонза, его свистка пронзительный сигнал, вокруг — страстей разбуженных накал, овации и мышц литая бронза. Победы кубок праздно серебрится,— беру его, оглохший и немой, а на земле лежит противник мой, поверженный в двойном нельзоне рыцарь. Я — бог, я — статуе античной равен, я царственно арену оставляю, хоть реет славы гром над полем брани. Бокал несу в притон свой, как в полон, я пить хочу, я жаждой понукаем, к бокалу приникаю — в нем полынь. 1931

МУРАВЕЙНИК

Причудливы, как сказка, города — из рыжей глины и трухи померкшей. И нити улиц сплетены, как нервы, и рига, и тесовы ворота. Предела нет заботам и трудам, однообразны годы, как консервы. Где будет финиш, кто был зодчий первый?.. Лепи листок к листку — и так всегда!.. В подвале, беспросветном, как тюрьма, сосет кровь мошек алчущий вампир. Рядами над рядами здесь дома хвалой труду наполнили эфир. Подумай: шаг нечаянный впотьмах — и сапогом расплющен целый мир… 1931

ОСЕНЬ

Дозревает день длиннющий ярым яблоком, льются листья лип, вьется воза скрип, возле леса волю лета славят зяблики. Плавится к закату солнца неба палуба, как отара в отаве, сизый сумрак истаял, в яслях яра ясный ястер травит ястреба. Пьяно пиано на пианино трав ветер сыграл. Скачут дни, как малые дети, плачет по полночи петел и ости, осокори, рой ос — сбылось: зри осень и о осень ень нь. 1931

ПЕРВЫЙ СНЕГ

Осень прокатилась вдоль по полю — возом золотым. Над стернями измороси космы — колосится дым. Солнце с плеткою лучистой — огненный погонщик. Напрямик по небу тучи, точно в поле кони. На кудели кроны рыжей виснет паутина. О вершину опираясь, даль седая стынет. Ветер желтый лист с дорог сметает помелом, ветви голые грохочут в чаще бронзовый псалом. Белые цветы упали — близких снежных бурь предвестьем; в первый раз тогда поцеловала землю вечность. 1931

ОКТОСТИХ

Веки день размыкает и отворяет сонное солнца око. Руки на ветер кладем благоуханный и дышим глубоко. Наши опустим ладони в зимне-чисто-хрустальную воду. Залетит с полей ветерок легкий, свеет дымку с тихого броду. Птичьими стайками обрывки облака трепещут крылами над лесом. Прядем сердцами из солнечной пряжи простую ровную песню. Отдадим без боли давний плач и грусть воде, лесам и полю и понесем над собою зонт неба по родному раздолью. 1931

НИЩИЙ ПОД ЦЕРКОВЬЮ

Мохнатый, косматый, патластый, курлапый, да нескладный, да колченогий, клешнеподобные убрал под себя ноги, бельмом отдыхая на солнечных латках. Чумаз, космогруд, мух облеплен назойливым сонмом Прогнившие щеки, трухлявые зубы. Как мир наш устроен разумно! — равны мы под солнцем. 1932

К МУЗЕ

1

Зачем явилась ты нежданно, стучась в мое окно? Зачем так сердце бьется странно и дума — заодно? Зачем явилась ты нежданно и засияла радугой в окне? Зачем так сердце неустанно ты будишь в беспросветном дне?

2

Тысяча вопросов падает на наши уста, тысяча путей накрест ложится нам под ноги, тысяча денниц свои дарует нам дороги, тысяча огней пылает, — дальше темень пуста. и не ведаем, как повстречаем дни, что грядут, моряки-слепцы на корабельной мачте мира. Муза, изгнанная из действительности мига, как отыщешь средь путей мильена утренний путь?

3

Я не сумею, я не в силах, я не в силах для музы отделывать куплеты, как алмазы, средь скверны, и заразы, и безобразий. Я только знаю: в этой пьесе некрасивой вот-вот, быть может, даже ныне увижу вдруг тебя в народа дивном чине.

4

Зачем явилась ты нежданно, стучась в мое окно? Зачем так сердце бьется странно и дума — заодно? Зачем явилась ты нежданно, стучась в мое окно? Зачем так сердце бьется странно? А может, что-то зрит оно… 1932

СТИХОТВОРЕНИЕ О СТИХАХ

В ладони урони чело, в ладони урони чело. В вазах строф цветут букеты слов изначальных. В глаза луны смотреть ты будешь сквозь стекло печали. Туман обнимет ночи зной, туман, что сеется золой. Вот месяц сел уже, расплывшись в воде кругами весь. И в листья голубые слов оденется раздумий ветвь, глаза прикроешь тишиною, как руками, — и в душе услышишь песнь, стихи услышишь. Не те, что источают альбомные духи,— услышишь лишь черенками мыслей привитые в сердцах людских стихи. 1933