Озабоченный

– Не поняла. Очень странная история. Бессмысленный набор слов какой-то. Если это правда, то надо в суд подавать. Твоя мать планирует?

– Всё, хватит, забей. Не интересуйся больше моей болезнью, ну, пожалуйста, - вспомнив о ведьме, решил остановиться. Не надо выносить вопрос болезни дальше собственной головы. – Давай лучше вино допьём. Вон, целых полбутылки осталось.

Вино подняло настроение и мы перешли к развлечениям. Она рассказывала смешные истории из школьной и личной жизни, я из своей, наполовину выдуманные. Травили анекдоты, играли в карты на раздевание, для чего и мне, и ей сначала пришлось поплотней одеться. Обоюдно оставшись в неглиже, приступили к фотосессии – куда потом девать снимки не задумывался, пообещал только никому не светить. Люба изгалялась в меру собственного представления о красивом и сексуальном, я её поправлял, командуя «замри» и вручную меняя положения тела. Люба, обнаружив себя в совершенно другой позиции, смеялась заливисто, как пятилетняя девочка. Я тоже веселился.

Однажды, когда я со смартом лежал на полу, а Люба сидела на корточках, широко раздвинув ноги, руками раскрыв губы и трогая оголившийся клитор, заговорила о себе в третьем лице, успокаивая расшалившуюся себя.

– Ой! Осторожней, Любонька, аккуратней. Так и кончить внезапно можешь, - она была возбуждена – похотник торчал, словно маленький член, с низа губок, раскрытых как страницы журнала, свисала капелька мутной жидкости, вытекшая из складки.

– Ну так кончай, - не понял я в чём проблема.

– Не, оргазм будет не тот. Приятный, конечно, но… пресный, слабенький. Не хочу вкус перебивать. Вот сегодня ночью был…

– Так я тебе любой устрою!
– перебил я, загоревшись.
– Хочешь?

Разумеется, согласилась. И я устроил. Назначил пять градаций на каждый палец левой руки – левую просто по приколу выбрал, чтобы неудобней было. Самая слабая разрядка от большого пальца, мощнейшая от мизинца. От остальных по возрастающей соответственно порядковому номеру. Стоит ей потеребить похотник одним пальчиком, даже самым кончиком, особых усилий не прилагая, - обязательно одним, иначе не выйдет, - как буквально через минуту наступит восторг, вне зависимости была ты возбуждена до прикосновения пальца или нет.

Люба проверила все, от малого к большему. От мизинца кончала дольше всего. Не дышала, сведённая судорогой, наверное, с полминуты, а после, полностью расслабившись, уснула. Грудь, поработав кузнечными мехами, как у лыжницы во время марафона, успокоилась полностью и будто бы остановилась. С угла рта свисала нитка слюны, а лицо выражало полнейшее счастье. Такое выражение бывает у улыбающегося во сне ангелочка-младенца. Даже будить её расхотелось.

Растолкал минут через пятнадцать – ждать откровенно надоело. Люба лениво поднялась с пола.

– Какая я счастливая, - произнесла стоя, потягиваясь и зевая. – Это нечто, Петь, не описать… в раю побывала, вечность там прожила. Спасибо тебе. – Люба совершенно потеряла критику и не спрашивала, как я это делаю и каким образом, не замечала несуразности происходящего. Для неё всё случившееся было само собой разумеющимся.

– Пойдём спать, а? Просто спать. Я удовлетворённая, как крольчиха, ничего не хочу больше и не могу. Ноги как чужие, не держат. Идём, кролик ты мой молоденький.

Я внял её просьбе. Правда, в постели, с помощью «ну, пожалуйста», устроил себе минет. Люба высосала всё до капли сама и сказала, что ничего так вкус, не противный. На сырое яйцо, на белок похож. Засыпая полностью удовлетворённым, поймал себя на мысли о том, что хорошо быть молодым, когда гормоны в крови бурлят. Раз шесть - семь, наверное, не считал, за вечер жарился, включая орально. Понаслышке знал, что это много. В последний раз, когда Люба старалась долго и тщательно, работала с усердием, помогала руками, думал, совсем кончить не получится. Иссох за вечер.

Я уже проваливался в сон, когда Люба меня толкнула.

– Не спишь ещё? – спросила.

– Сплю, - ответил.

– Двенадцать. Вдруг вспомнила, что у тебя День рождения, поздравляю. А подарков ты от меня набрал – мама не горюй. Всё, спи.

– Спасибо. А ты откуда…

– Я же твоя класснуха, пусть и бывшая.

Через некоторое время, когда одеяло Морфея коснулось меня, обещая унести в мир сладких грёз…

– А если честно, то забыла я давно, когда ты родился. Я твой разговор с сестрой подслушала… а я правда на доску похожа?

– Нет, - ответил я спросонок, интуитивно поняв, что хотят от меня услышать. – Дети глупые.

Через несколько минут, когда Морфей снова пытался исполнить свой долг, толчок в бок.

– Мне приятно, что ты пытаешься быть обходительным, но я тебя не люблю, извини. Не выдумывай там себе ничего, потом больно будет. Да и старая я для тебя. Я другого человека люблю, знай об этом. Пусть он не женится на мне никогда, все равно любить буду… что молчишь?

– Давай спать, - проворчал неохотно, - а то усыплю насильно…

– Да сплю я. Устала, расслабилась… сладко так. Ты это, сестру свою на самом деле с Мишей Баклановым сведи. Он хороший мальчик, совестливый. Перебесится, нормальным человеком станет… она в него, похоже, по уши втрескалась… эх, где юность моя…

– Ты ещё про Большой Каретный спой, где семнадцать лет зарыты. А с Катришкой я разберусь, не переживай. Всё, давай отключаться…

Одеяло Морфея наконец-то укутало меня полностью, с головы до пят…

Глава 5

«Бу-ух!», - в голове грохот, из глаз искры, боль растекается по лицу, проникает вглубь. Кажется, трещат кости, зубы, губы. Волосы будто выдирают с корнем. Я, кажется, только-только уснувший, открываю глаза и обнаруживаю себя голым, на коленях, поддерживаемый за волосы сильной рукой в рукаве чёрного цвета; болонь в лунном свете блестит, как сама смерть. Вторая рука замахивается и следом чувствую удар. Боль, искры, гул. В рот попадает что-то тёплое, солёное со вкусом железа. Слышу чей-то вой и через секунду понимаю, что вою я сам. Внезапно освобождаюсь и валюсь на пол. Сразу сворачиваюсь калачиком и догадываюсь закрыть лицо руками.

– Боря!!! – уши режет истошный визг Любы и всё наконец-то встаёт на свои места.

– Убью, сука! Обоих убью, тварь! – мужской голос в бешенстве. Он не кричит, не орёт, а говорит тихо, пришёптывая. От этого становится ещё страшнее.

Ловлю удар в лицо, кости ладоней пронзает боль – ботинок твёрд, как скала. Снова слышу собственный вой. Сознание отгородилось от реальности, мне кажется, что наблюдаю за всем со стороны, но страх и боль самые что ни на есть настоящие.

Удары сыплются один за другим. По голеням, по предплечьям, по ладоням. Парочка достигает живота, как ни пытался закрыться полностью – дух выбивается. Наконец-то прекращаю выть и глотаю ртом воздух.

– Боря! Боря! – Люба не визжит, а бьётся в истерике.

Боря от избиения моей тушки не отвлекается. Слышны глухие, как по мясу, удары и шумное сопение. Меня тупо запинывают. Отелло нашёл лазейку и всё чаще прилетает в грудь, живот и сквозь пальцы в нос и скулы. Под ладонями кровь. Представляется, что лицо - сплошная каша. Вдруг губы, ловлю себя, проговаривают, пытаясь членораздельно крикнуть:

– Люба, останови его! Люба, останови его! – командую раз за разом и удача, в конце концов, улыбается.