Озборн

Я вздохнул тяжело, судорожно, преодолевая мимолетный страх перед очередной “страшилкой” из прошлой жизни. Ведь очевидно, что Октавиус этого мира - другой. У него другие правила, другие ценности. Скорее всего, щупалец-то, соединенных с его телом - и тех нет. Тем не менее подсознательно ожидаешь увидеть перед собой врага. Умного, расчетливого врага, который вполне может стоять за “неожиданными” результатами проекта “Гоблин”.

В это самое мгновение у меня зазвонил телефон. И если я и рассчитывал застать Октавиуса врасплох своим неожиданным появлением, то теперь эту надежду можно похоронить.

– Кто там?

– в голосе, донесшемся из глубины лаборатории ощущался вполне заметный акцент. Забавно, учитывая, что Октавиус, судя по досье, никогда за пределы США не выезжал.

Телефон продолжал звенеть, наполняя лабораторию мелодией группы Rammstein.

– Здравствуйте, Док, - произнес я, обращаясь к Отто, что появился из-за массивных стеллажей.
– Вы позволите, я отвечу?

Октавиус моргнул. Потом моргнул еще раз, и только потом неуверенно кивнул.

Я снял трубку:

– Да, Денни.

– Я нашел его, мистер Озборн, - голос детектива, когда-то даже пострадавшего в результате моих действий, отдавал удовлетворением от хорошо сделанной работы.
– Мы в аэропорту Нью-Йорка. Привести его в ОзКорп?

– Да, - за это время я уже не единожды обращался к Кольту, и у нас сложились вполне доверительные отношения.
– Вези.

– Учитывая пробки, добираться будем часа два, - выдохнули на том конце провода.

– Вертолет за вами послать не могу, - поморщился я.

– Ничего, мистер Озборн, - Кольт издал нечто похожее на смешок.
– Обойдемся.

– Жду.

Я повесил трубку, убрал теелфон в карман. Склонил голову набок, и, наконец, обратил все свое внимание на Октавиуса.

Мужик был действительно внушительный. Не то, чтобы толстый, но уж точно достаточно упитанный и крупный. Массивные щеки, острый нос и большой лоб лишь добавляли ощущения некой грузности его образу. Правда, это ощущение совсем не сочеталось с очень цепким взглядом карих глаз, оценивающе разглядывающим мою скромную персону. Да, и щупалец на нем заметно не было.

– Итак, с кем имею честь?
– чуть склонил голову набок, повторив мой жест, Осьминог. Правда, склонил он ее в другую сторону.

– Очень приятно, доктор, - я протянул ладонь для рукопожатия.
– Гарри Озборн.

– А… - Легкая неприязнь, что ощущалась в моем собеседнике мгновенно сошла, словно смытая мощной струей воды, и Отто, торопливо сделав шаг вперед, горячо пожал мою руку.
– Очень приятно, мистер Озборн. Мы раньше не встречались, но Норм… э-э-э… ваш отец очень много рассказывал о вас. Могу с определенной долей уверенности сказать, что он гордится вами. И, судя по последним новостям - вполне заслуженно.

– Спасибо, - доброе слово, как говорится, и кошке приятно.
– Как раз об отце я и хотел бы с вами пообщаться.

Я легонько сжал его руку, не позволяя выдернуть ее из захвата моих пальцев. Отто недоуменно посмотрел на свою ладонь, поморщился от боли, попытался освободиться, но это было не так-то просто.

– И что же вы хотите узнать?
– спросил Осьминог, наконец, когда понял, что легко выдернуть ладонь ему не удастся.

– Я знаю, что это вы предоставили моему отцу клетки для адаптации первого поколения вируса Гоблин, - сразу решил брать быка за рога я.

– Я… - зрачок Октавиуса забегал, что означало, что он пытается что-то придумать.

Плохая идея. Мои пальцы сжались чуть сильнее, и ученый вскрикнул от боли.

– Не пытайтесь юлить, доктор Октавиус, - почти прорычал я, глядя на него свирепым взглядом.
– Откуда у вас эти клетки?

– Коннорс!
– Отто почти кричал.
– Это эксперимент Коннорса!

Значит, я был прав. Мои пальцы разжались, и Осьминог тут же стал баюкать свою руку, с ненавистью глядя в мою сторону.

– Какое вы имеете отношение к экспериментам доктора Коннорса?
– придав голосу немного суровости, продолжил я допрос.

– Почти никакого, - поморщился Отто, после секундной паузы.
– Я строю новый мини-реактор на основе трития, и самой важной составляющей проекта, является его безопасность. Поэтому мне важно изучить влияние изотопов трития на живые ткани…. А Курт… доктор Коннорс пытается…

– Я знаю, чем занимается доктор Коннорс.

– Ну, так вот, - Октавиус, наконец, перестал баюкать руку, и жестом позвал меня за собой вглубь лаборатории.
– Перед очередным опытом на человеке, предвидя возможную неудачу, я предложил Курту попытаться сохранить жизнь его подопытному с помощью криогенной заморозки и моей разработки “Имобилизиен”... Это такая камера…

– Я видел ваш проект, - снова перебил ученого я.
– Значит, доктор Коннорс согласился?

– Да, - пока говорили, мы подошли к не слишком большой камере, за дверью которой угадывались черты громадного гуманоида. Видимо это и есть “альфа версия Ящера”, замороженная в “Имобилизиене”.
– Ведь параметры предыдущего образца были невероятными! Если бы удалось сохранить его живым, это была бы революция в мире медицины… Ну, то есть, Курт мне так об этом рассказывал.

– А вы, значит, проверяете воздействие трития на живую ткань, отщипывая от этого образца кусок за куском?
– все-таки Мэтт многому меня научил на том острове. Без его лекций, хрен бы мне удалось провести такое расследование. Просто в голову бы не пришло искать правильные вещи в правильном месте.

– С его регенерацией - это не проблема, - пожал плечами ученый.
– А Курт может ставить свои опыты на своем условно живом образце, брать его ткани, дабы попытаться понять, что пошло не так.

– И как его успехи?
– чисто из любопытства спросил я.

– Насколько я могу судить - не очень, - пожал плечами Осьминог.
– Однако я могу быть не прав. Сам Коннорс считает, что сделал большой шаг вперед.

– Хорошо, - я кивнул, ибо Октавиус лишь подтвердил то, о чем я и сам догадался.
– Вы рассказали моему отцу, откуда у вас образцы клеток для первичной адаптации “Гоблина”?

Ученый замялся:

– Я сказал, что это одна из разработок ОзКорп, - произнес он, наконец.

– Почему?!

– Потому что Курт попросил меня не распространяться об этом образце, - вновь поморщился ученый.

– Но…

– Вы же понимаете, что, опыты над людьми не приветствуются обществом?
– выдохнул Октавиус.

– Да, но мы же используем только добровольцев!

– Не имеет значения. Общество все равно этого не одобряет… А Курт, почему-то, очень болезненно относиться к одобрению окружающих.