Ожерелье голубки

Оттуда же:

Не теряй надежды на то, что достается с помощью хитрости, если и далека она, — бывает ведь дело далеким и трудным. Не доверяй мраку — заря поднимается; не думай о свете — солнце ведь заходит.

Оттуда же:

Будь настойчив — вода точит скалу, когда долго набегает она на нее и уходит. Делай чисто и не будь ленивым; действуй понемногу, как бы часто ни делал ты, — ведь моросящий дождь не обилен, но просачивается в землю. И если бы мог человек кормиться ядом, яд бы питал его и была бы в нем для него пища испытанная.

Затем бывает разрыв, вызванный любовной надменностью. Он слаще многих сближений, и поэтому случается он только при уверенности каждого из влюбленных в другом, когда утвердится доказательство действительности его договора. Тогда-то и делает возлюбленная вид, что порвала, желая видеть стойкость любящего, и чтобы не была его жизнь вполне ясной и опечалился бы он от этого, если чрезмерна его любовь, — не из-за того, что случилось, но боясь, что возвысится это дело до чего-нибудь более значительного и будет разрыв причиною иного, — или же опасаясь, что наступит беда от случившегося пресыщения.

Мне пришлось в юности порвать таким образом с кем-то, кого я любил, и разногласие немедленно проходило и снова возвращалось. И когда это участилось, я сказал для шутки стихотворение, сочиненное тут же, каждый стих которого я заключил полустишием из начала «Подвешенной» поэмы Тарафы ибн аль-Абда [75] , — это та, которую мы читали с объяснениями под руководством Абу-Саида аль-Фата аль-Джафари, со слов Абу Бекра аль-Мукри, ссылавшегося на Абу Джафара ан-Наххаса — да помилует их всех Аллах! — в соборной мечети Кордовы. Вот оно:

75

Тарафа ибн аль-Абд — один из наиболее выдающихся поэтов доисламской Аравии (умер во второй половине VI в.), автор одной из так называемых «подвешенных» поэм.

«Подвешенные» — первичное значение названия, объединяющего семь (или девять) наиболее выдающихся произведений доисламских поэтов. Почему они были так названы, — не совсем ясно. Полагают, что эпитет «подвешенные» исходит от первых собирателей поэтических произведений доисламской эпохи и означает то же самое, что «выставленные на почетное место».

Я вспоминаю дружбу любимого — подобна она следам кочевья Хаулы на сверкающих камнях Самхада. Я помню дружбу мою с ним, крепкую — блестит она, как следы разрисовки на поверхности руки. Я стоял с ним, неуверенный в возвращенье его, но и не потерявший надежды, и плакал, и плакал до утра. Пока не продлили люди упреков мне и не участили их, говоря: — Не погибай от горя и будь твердым! И разные виды гнева того, кого я люблю, были точно большие корабли среди потоков в долине Дада. И повороты от разрыва к близости были подобны лодке, то отклоняемой мореходом, то идущей прямым путем. За временем прощения следует время гнева — так разделяет кучку земли рукою играющий. И улыбается она мне, а сама в гневе и отвернулась, и как бы кладет она одну на другую две нити — жемчуг и изумруд.

Затем бывает разрыв, вызванный недовольством за проступок, который совершил любящий, — в этом некоторое бедствие, но радость возвращения и счастье прощения уравновешивают то, что прошло. Поистине, благоволение любимой после гнева дает усладу сердцу и занимает в душе место, выше которого не будет никакое из дел мирских! И разве наблюдал наблюдающий, видели глаза и возникало в мысли что-нибудь более усладительное и желанное, чем место, откуда ушли все соглядатаи, удалились все ненавистники, и скрылись все сплетники, и встретились там двое влюбленных, которые порвали между собою из-за проступка, совершенного любящим, и продлилось это немного, и началось некоторое отчуждение. И нет в этом месте препятствия для долгого разговора, и начинает любящий оправдания, проявляя смирение и покорность и, приводя явные доказательства, — то смелеет, то унижается и бранит себя за минувшее, то доказывает свою невиновность, то хочет извинения и взывает о прощении, то признается в проступке, хотя вины за ним нет. А любимая, при всем этом, глядит в землю и украдкою, незаметно, бросает на него взгляд, а иногда и смотрит на него долго, а потом улыбается, пряча улыбку, — и это признак прощения. И затем обнаруживается в беседе их принятие извинения и внимание к словам, и стираются грехи, созданные доносом, и исчезают следы гнева, и начинаются тут ответы: — Хорошо! — и — Твой проступок прощен, если он и был, как же иначе, если и нет проступка. — И заключают они свое дело возможным сближением и прекращением упреков и согласием, и расходятся любящие па этом. Вот положение, для которого слабы прилагательные, и бессилен язык определить его! Я попирал ногами ковры халифов и присутствовал на собраниях царей, и не видел я благоговения, равного благоговению любящего перед любимым. Я видел власть насильников над вельможами, и могущество везирей, и увеселения правителей государства, но не видел я более счастливого и сильней радующегося своей жизни, чем любящий, убежденный, что сердце любимой с ним, и уверенный в ее склонности и действительной любви.

И бывал я при том, как стояли оправдывающиеся перед султанами, и становились люди, заподозренные в великих грехах, перед непреклонными и несправедливыми, и не видел я никого смиреннее, чем влюбленный обезумевший, когда стоит он меж рук гневной возлюбленной, которая исполнилась негодования, и одолела ее жестокость.

Я испытал и то и другое, и в первом положении был я крепче железа и пронзительней меча, не отвечая на униженность и не помогая в смирении, а во втором — послушнее плаща и мягче шерсти, — я спешу к отдаленнейшим пределам покорности, если есть от этого польза, и ловлю случай быть смиренным, если производит это действие. Я стараюсь смягчить любимую языком и погружаюсь красноречием в тончайшие мысли, стараясь всячески разнообразить речь и усердствуя во всем, что вызывает благоволение.

Клевета — одно из явлений, вызывающих разрыв, и бывает она в начале любви и в конце. В начале любви — это признак истинной влюбленности, а в конце — признак ослабления любви и врата к забвению.

Рассказ

Я вспоминаю, говоря о подобном этому, что проходил я в какой-то день в Кордове по кладбищу у ворот Ами-ра с толпою ищущих знания и знатоков предания. Мы шли на собрание в ар-Русафу [76] к шейху Абу-ль-Касиму Абд ар-Рахману ибн Абу Язиду, египтянину, наставнику моему — да будет доволен им Аллах! — и с нами был Абу Бекр Абд ар-Рахман ибн Сулейман аль-Балави, из жителей Сеуты [77] (а это был чудесный поэт). И он говорил про себя свои стихи об одном знакомом нам клеветнике, среди которых были такие:

76

Ар-Русафа — северо-западное предместье Кордовы. Эта часть города начала заселяться при эмире Абд ар-Рахмане I, который назвал ее так в память об одноименной местности близ Дамаска, застроенной его дедом, халифом Хишамом (724 — 743).

77

Сеута — крепость на побережье Северо-Западной Африки, напротив Испании.

Спешит он по хребту дороги, и к тому, чтобы расплести веревки дружбы, спешит он. Долгим покажется нам штопать с ним дружбу, если во время штопанья будет она разрываться.

И в то время как произносил он первый из этих двух стихов, как раз проходил Абу-ль-Хусейн ибн Али аль-Фаси. — да помилует его Аллах! — а он тоже направлялся на собрание к Ибн Абу Язиду. И услышал он этот стих и улыбнулся нам — помилуй его Аллах! — и прошел мимо нас, говоря: — Нет, — «к тому, чтобы завязать дружбу», если захочет Аллах, — это достойнее! — И было это, несмотря на степенность Абу-ль-Ху-сейна — помилуй его Аллах! — на его достоинства, праведность, превосходство, благочестие, постничество и знания. И я сказал об этом:

Оставь попытки умышленно расплести мою дружбу и связывай веревки сближения, о неправедный! Ты, право, отступишься, — хочешь ли, иль не хочешь, вопреки себе, из-за того, что сказал факих знающий.

Бывают при разрыве и укоры, и, клянусь жизнью, когда их немного, — в них сладость, а если станут они значительными, то это предзнаменование непохвальное, знак из дурного источника и злая примета. А в общем, упреки — верховой конь разлуки, разведчик разрыва, плод клеветы, признак обременения, посланник расхождения, вестник ненависти и предисловие к отдалению. Они приятны, только когда невелики и если корень их — благорасположение. Я говорю об этом:

Быть может, после упреков ты и подаришь то, из-за чего упрекала, и увеличишь? Сколько было дней, когда видели мы ясность, а в конце их услышали мы гром. Но возвращалась ясность потом, как мы знаем, и ты также, надеемся мы, вернешься.

И было причиною произнесения мною этих стихов недовольство, возникшее в день, подобный описанному из дней весенних, и произнес я их в это время.

Были у меня некогда два друга, братья, и отсутствовали они, путешествуя, и затем прибыли. А меня поразило воспаление глаз, но братья медлили посетить меня, и я написал им, обращаясь к старшему, стихотворение, где есть такие стихи:

Пересчитывал я брату упреки, болезненные для слышащего, Но, когда покроет мрак солнце, что подумать о восходящей луне?

Затем следует разрыв, вызванный сплетниками, и предшествовала уже речь о них и о том, что рождается от ползанья их скорпионов; иногда бывает оно причиной разрыва окончательного.

Затем бывает разрыв из-за пресыщения. Пресыщение — одно из свойств, вложенных в человека природой, и лучше для того, кто испытан этим, чтобы не был предан ему друг и не имел бы он истинных приятелей. Он не тверд в обещании, не стоек в дружбе, недолго длится его внимание к любящему, и не верят его любви или ненависти, и наиболее подобает людям не считать его в их числе и избегать общения и встречи с ним, — не получат они от него пользы. Поэтому отдалили мы это качество от любящих и отнесли его к любимым — они вообще люди клеветы и подозрения и идут навстречу разрыву. Что же касается того, кто украшает себя именем любви, а сам склонен к пресыщению, то он не из любящих и заслуживает, чтобы объявили бесценный его позолоту, и изгнали его из среды людей с этим свойством, и не входил бы он в их число. Я никогда не видел, чтобы это качество одолевало кого-нибудь сильнее, чем Абу Амира Мухаммада ибн Абу Амира [78] , — да помилует его Аллах! — и если бы описал мне описывающий часть того, что я знал о нем, я бы, наверное, ему не поверил. Люди такой природы скорее всех тварей влюбляются и наименее стойки против любезного и неприятного — наоборот, отвращение их от любви соразмерно их поспешности к ней. Не доверяй же склонному к пресыщению, не занимай им своей души и не помогай ей надеждой на его верность. А если толкнет тебя на любовь к нему необходимость, считай его сыном часа и обходись с ним по-новому каждый миг, сообразно тому, что увидишь ты из его изменчивости, и отвечай ему подобным же. А Абу Амир, о котором шла речь, видел девушку и не мог терпеть без нее, и охватывали его огорчение и забота, едва его не губившие, пока он ею не овладеет, хотя бы и преграждали к этому путь шипы трагаканта [79] . Когда же убеждался он, что девушка перешла к нему, любовь становилась отчуждением, и прежнее расположение — бегством, и тревога без этой девушки — тревогою при ней, и влечение к ней — влечением от нее, и продавал он ее за ничтожнейшую цену. И таков был его обычай, так что сгубил он на то, о чем мы говорили, большое число десятков тысяч динаров, а он — да помилует его Аллах! — был при этом из людей образованных, острых, проницательных, благородных, мягких и сметливых и пользовался великим почетом, знатным положением и высоким саном. Что же касается красоты его лица и совершенства его внешности, то перед этим останавливаются определения и изнемогает воображение, описывая малейшую его часть, так что не берется никто описать его. И улицы становились бедны прохожими, так как люди старались пройти мимо ворот его дома в той улице, что начинается от Малого канала у ворот нашего дома, в восточной стороне Кордовы, и продолжается до улицы, примыкающей к дворцу в аз-Захире [80] . А на этой улице был дом Абу Амира — помилуй его Аллах! — смежный с нами, и ходили по ней только для того, чтобы на него посмотреть. И умерло от любви к нему много девушек, которые привязывались к нему воображением и плакали о нем, но обманул он их в их надежде, и стали они наложницами несчастья, и убило их одиночество.

78

По всей вероятности, здесь имеется в виду сын знаменитого временщика Ибн Абу Амира аль-Мансура, о дружбе с которым Ибн Хазм упоминает на предшествовавших страницах «Ожерелья».

79

Распространенная поговорка.

Трагакант — род колючего кустарника — растет в Северной Аравии.

80

Аз-Захира — город близ Кордовы, построенный неоднократно упоминавшимся аль-Мансуром (в 978 — 979 гг.). Ибн Хазм здесь и в конце «Ожерелья» говорит, что аз-Захира находилась к востоку от Кордовы; современные археологи, наоборот, полагают, что этот город был расположен к западу от столицы мусульманской Испании.

Желая оградить халифа Хишама II от возможного влияния своих врагов, аль-Мансур решил перенести резиденцию правительства за город, оставив Хишама почетным узником в халифском дворце. С этой целью и был построен новый город аз-Захира, где должны были находиться дворцы самого аль-Мансура и высших сановников. Дворец Хишама в Кордове был окружен стеной и рвом. Халиф не имел возможности выйти из своей тюрьмы, и каждое произнесенное им слово тотчас становилось известным аль-Мансуру.

После смерти аль-Мансура в аз-Захире жили его сыновья: Абд аль-Малик, по прозванию аль-Музаффар, и Абд ар-Рахман. В бою с претендентом на престол, Мухаммадом аль-Махди, аль-Музаффар потерпел поражение (в феврале 1009 г.). Новый правитель отдал бывшую резиденцию аль-Мансура на разграбление своим войскам и приказал разрушить город до основания.