Ожерелье из звезд

С глубоким вздохом Роза добавила:

— Он меня обнял и поцеловал. Это он в первый раз сделал, мисс! Клянусь!

— Я вам верю, — успокоила горничную Беттина, — И нет ничего дурного в том, что он поцеловал вас, раз вы помолвлены.

— Я так и подумала, мисс, но лорд Юстес… он нас увидел… Я вам даже повторить не могу, что он говорил! Он обвинил Джека в ужасных вещах и пообещал, что скажет утром капитану и, когда мы вернемся в Англию, Джека уволят!

Роза снова разрыдалась, бормоча:

— И… он сказал… что пожалуется на меня… домоправительнице герцога… к-когда мы вернемся… И меня выгонят без рекомендательных писем!

Роза снова всхлипнула и добавила:

— А это значит… что м-меня никто не в-возьмет на работу! И т-теперь Джек не сможет на мне жениться.

— Никогда не слышала ничего столь возмутительного! — воскликнула Беттина. — А вы сообщили его светлости о своей помолвке? Сказали, что собираетесь пожениться?

— Он ничего не желал слышать, мисс. Он только кричал и ругался на Джека, а со мной говорил, словно я… дурная женщина. А я не такая, мисс! Клянусь вам!

Роза закрыла лицо руками. Все ее тело сотрясалось от бурных рыданий.

Беттина ласково обняла ее.

— Ничего страшного не произошло, Роза, — мягко сказала она, пытаясь успокоить девушку. — Не надо плакать. Я все улажу — даю вам слово.

— С его милостью говорить бесполезно, мисс. Если он чего решает сделать — так делает, и все!

— Что вы хотите этим сказать? — изумленно спросила Беттина.

— Он переселил мою бабушку из ее дома в поместье Элвестонов, в Кенсел Грин. Она прожила в нем всю жизнь. И очень его любила, конечно. И кругом были ее подруги. Но лорд Юстес сказал, что в доме эта… антисанитария… и приказал его снести.

— Но ведь он же не мог насильно ее выдворить?

— Сумел, мисс. Привел какие-то власти, и ее прямо так взяли и вышвырнули.

— Но не на улицу же! — ужаснулась Беттина.

— О, нет, мисс! Не настолько жестоко. Он нашел для нее новый дом в поместье. Но она так к нему и не смогла привыкнуть. Очень скучает по подругам и знакомым магазинам. Она просто тает на глазах. Не удивлюсь, если приеду — а она уже умерла.

Роза еще немного помолчала, а потом, снова горько расплакавшись, сказала:

— И я бы тоже хотела умереть! Лучше вообще не жить, если я не смогу выйти за Джека! А если меня выгонят и он тоже потеряет работу, так на что нам тогда можно надеяться? Не на что! Никакой надежды у нас не осталось!

— Обещаю вам, Роза, этого не случится, — твердо сказала Беттина не имея еще четкого плана, что она сможет сделать.

Девушке пришло только в голову, что в самом крайнем случае она попросит отца взять Розу ей в горничные и найти какую-нибудь работу в доме для Джека, но она прекрасно знала, что платить за их услуги будет нечем. Необходимо было придумать что-то еще.

— Обещаю вам что-нибудь сделать, — заверила она. — Ничего плохого с вами не случится. Даю вам слово!

— Не думаю, чтобы вы сумели мне помочь, мисс, но вы очень добры. Спасибо, что выслушали меня. Но вам не хуже меня известно, что негоже мне было говорить о своих бедах такой леди, как вы.

— Такой леди, как я, следует вам помочь! — еще более решительно сказала Беттина. — И я намерена это сделать.

Роза помогла ей раздеться. Когда горничная уходила, Беттина сказала:

— Обещайте мне, Роза, что сейчас ляжете и постараетесь заснуть. Если сможете, то попробуйте передать Джеку, что я постараюсь все для вас уладить. Надо полагать, что он сейчас тоже чувствует себя очень невесело.

При одном только упоминании о Джеке Роза пришла в такое волнение, что ничего не смогла ответить.

Когда дверь за горничной закрылась, Беттина легла в постель и стала размышлять над тем, о чем только что услышала. Ей трудно было поверить в то, чтобы лорд Юстес со всеми его разговорами о помощи бедным и обездоленным, всем тем, «кому в жизни посчастливилось меньше, чем ему», мог проявить такое бездушие.

С другой стороны, ей приходилось выслушивать его памфлеты, тон которых казался ей безапелляционным и порой просто диктаторским, так что она могла представить себе, как он не стал даже слушать объяснений Розы и Джека, которые, несомненно, испуганные и взволнованные, говорили не слишком грамотно и связно.

Было вполне обычным делом — практически повсеместным, — что служанкам запрещалось иметь «ухажеров». Однако хорошие господа, к которым относилась и ее мать, всегда готовы были сделать исключение для тех, что были помолвлены или, как выражалась прислуга, «были сговорены» и действительно собирались создать семью.

«Наверное, лорд Юстес просто решил, что это — временное увлечение», — подумала Беттина, пытаясь найти ему какие-то оправдания.

Зная Розу и вполне доверяя этой милой девушке, она была уверена, что лорд Юстес ошибся в своих предположениях, решив, будто та ведет себя распущенно. Роза была девушкой скромной и добропорядочной. Ее отец служил одним из лесников в поместье Элвестона.

Роза в первый же день сообщила Беттине, что очень гордится тем, что ее включили в число горничных, которым предстояло обслуживать гостий герцога во время этого плавания. Но при этом она откровенно добавила, что она попала на заметку только потому, что более опытные горничные были или слишком старыми, или боялись далекого плавания.

«Она могла бы этого не говорить», — подумала Беттина, вспоминая их разговор. Именно такие мелочи убедили ее в том, что Роза привыкла быть правдивой.

Беттину так огорчило услышанное, что она долго не могла заснуть. Задремала она только перед самым рассветом и поэтому проснулась позже обычного. К этому времени «Юпитер» уже покинул гавань и вышел в Средиземное море.

На свежую голову к ней пришло решение, что лучше всего она сможет помочь Розе, если обратится непосредственно к герцогу.

«Я скажу ему все, как было, — решила Беттина, — и я уверена, что он не допустит такой несправедливости по отношению к людям, которые па него работают».

Она тщательно оделась, выбрав одно из летних платьев, которые достались ей от матери. Очень светлая зеленая материя делала ее необычайно юной и свежей, напоминал о весне.

Чувствуя необходимость придать себе побольше уверенности, девушка взяла одну из орхидей, которые накануне украшали ее наряд, а всю ночь провели в чашке с водой, приколола ее к вырезу платья, как в то самое первое утро на «Юпитере».