Ожоги

— Потом промоешь, — мне до сих пор было непривычно слышать чей-то голос рядом с собой, тем более голос, принадлежащий мужчине. Он проследил за моим взглядом, а я убрала колени подальше от его руки. Мысль о том, что он может нести не только смерть, но и опасность иного рода, только сейчас посетила мою затуманенную голову. Но он мои действия никак не прокомментировал.

— Куда ты едешь? — почему-то я не осмелилась сказать «мы». Мои соплеменницы всегда учили меня быть осторожной в разговоре с неизвестным человеком. Меньше говорить, больше слушать. Лишний раз не раздражать.

— В город, — лаконично ответил мужчина, а затем, помолчав несколько секунд, добавил: — Посмотрим, что можно выручить за тебя.

Сердце бешено заколотилось в груди, а по голове словно ударили чем-то тяжелым. Он хочет меня продать? Лучше бы сразу убил! Известно, кто заплатит за женщину самую высокую цену — Людоед. Он славился тем, что скупал молодых девушек, щедро расплачиваясь с работорговцами или охотниками за наживой и после того, как пресыщался любовными утехами с несчастной, просто съедал ее, велев слугам подать человечину ко столу.

— Людоед не позарится на грязную оборванку, чья кожа покрыта ожогами.

— Отмою тебя после заката, — в голосе мужчины не было и намека на то, что он может шутить.

Он ответил, даже не отрывая внимательного взгляда от дороги, а я, к своему позору, только подумала о том, сколько же у него с собой воды в запасе, что он готов ее потратить, чтобы отмыть с меня многодневную пыль.

Мысли путались в голове. Хотелось найти хоть какой-то выход, но из-за усталости голова совсем отказывалась соображать. Поэтому я и сама не заметила, как сон сморил меня. Когда я открыла глаза, то обнаружила себя лежащей на заднем сиденье. В щеку упиралось что-то жесткое и, приподнявшись, я поняла, что моя голова покоилась на запасе оружия и патронов. Прежде чем подумать о последствиях, я резко села и попыталась онемевшими пальцами достать из мешка что-нибудь, чем я смогу оказать сопротивление. Но мешок ускользнул раньше, чем мне удалось хоть за что-то зацепиться.

Сильные руки, грубо, выворачивая мое предплечье, потянули меня из машины. Я изо всех сил старалась сопротивляться, но этот мужчина был во сто крат сильнее меня. Все мои попытки оказались просто смешными. А чем сильнее я пыталась освободить руки, тем сильнее затягивался на них ремень.

Он повалил меня на колени и, размотав с моей поясницы отрез грубой ткани, стал лить воду на спину. Мой спутник не соврал, сейчас он отмоет грязь, а к утру приедет в город и продаст меня, если не Людоеду, так кому-то другому за канистру бензака. Неужели ничего нельзя сделать? Назло ему я стала кататься в песке, стараясь, чтобы как можно больше песчинок прилипло к мокрой рубахе и телу. Если ты решил отмыть свой товар, то уж я постараюсь, чтобы на это у тебя ушла вся припасенная вода! И когда ты ослабнешь от жажды, я задушу тебя собственными руками.

— Ты хотела выстрелить себе в голову два часа назад, — подняв меня с колен, он практически прошипел эти слова мне в ухо. — Тебе ж все равно. Боишься быть проданной?

— Я и тебя боюсь, — отчаянно выпалила я, прежде чем подумать, что говорю, и услышала в своем голосе жалобные всхлипы. — Умереть не страшно. Страшно не знать, за что ты умираешь, — я сомкнула челюсть и почувствовала хруст песка на зубах. Образ темноволосой женщины с голубыми глазами сразу же был услужливо подкинут моей памятью. Я будто снова услышала ее слова. — Она всегда так говорила.

Дрожь колотила мое мокрое тело, но я уже не обращала на нее внимание. Сейчас казалось, что я дрожу больше от страха. Почему ты не прикончил меня сразу? Хотя с другой стороны, может, он и прав. Лучше пусть выручит за меня несколько канистр бензака, чем я умру просто так. Тогда хоть вода, потраченная на меня, окупится.

Подумав об этом, я внезапно ощутила какое-то удивительное чувство отстраненности. Словно все, что происходит, на самом деле происходит с кем-то другим. А я – так, сторонний наблюдатель. Тот вариант, где я вообразила, что давно умерла, вдруг показался мне по-настоящему привлекательным! Если так легче, то лучше действительно считать себя мертвой. А если я мертва, то какая разница, как будут измываться над моим живым трупом? Тем более, если за мертвеца кого-то будет ждать награда.

Я покорно опустилась на колени и стояла так несколько минут, молча пялясь на его ботинки, прежде чем почувствовала, как мужчина начал смывать с моей шеи грязь. Я отрешенно подумала, что единственные прикосновения мужчины, которые я когда-либо чувствовала, были лишь в жестоких схватках. И когда он, запрокинув мою голову, смывал песок с лица, в котором я успела вымазаться сполна, больно проводил грубой ладонью по моим щекам, я закрыла глаза, стараясь не думать о том, что будет впереди.

— Хочешь умереть? — хриплый голос прозвучал тихо и внезапно. Будто я отключилась на мгновение. Я опустила глаза и поняла, что грязь смыта только с шеи и лица и, судя по намокающей рубахе, с волос. Я промолчала, облизав мокрые губы и поняла, что, если бы я могла, то разрыдалась бы в голос. Но вместо этого я просто снова начала задыхаться. Хочу ли я умереть? Нет. Нет. Нет. Нет…

— Не хочешь, — это был не вопрос. Наверное, где-то в глубине меня проглядывала эта яростная жажда жизни через выдуманную мной маску полного безразличия. — В следующий раз будешь думать, прежде чем приставлять к виску ствол.

Следующего раза не будет. Дальнейшая судьба стала ясной, как солнечный день в пустыне.

— Людоед мертв, — мой спутник опустился на песок рядом со мной, придерживая меня за предплечье. — И Несмертный Джо. И хозяин Свинцовой фермы тоже.

— Как? — в это верилось с трудом, но чутье подсказывало мне, что он не врет. — Кто убил их? — больше всего мне хотелось услышать, что они пали от рук моих соплеменниц, но его ответ меня откровенно удивил.

— Я, — он помолчал какое-то время, а затем добавил: — И Фуриоса.

Кто это такая, я понятия не имела и решила пока не расспрашивать, но если словам этого незнакомца можно верить, то это великая новость, которая может перевернуть жизни многих племен с головы на ноги. И это объясняет, откуда у него с собой столько воды.

— Значит, ты не продашь меня в городе?

Мужчина скользнул по моему телу оценивающим взглядом и, отвернувшись, посмотрел вдаль, куда совсем недавно зашло солнце. После голодных скитаний по пустыне, максимум, как я могла бы заинтересовать представителей противоположного пола — так это исключительно в качестве еды. Хорошо поджаренной, но суховатой еды.

— Нет, я блефовал.

— Зачем?

— Им бы это не понравилось, — он сделал неопределенный жест рукой, который был похож на выстрел в голову. А под «им», как я поняла, мой спутник имел в виду Матерей. А ведь он прав. Что бы они сказали, увидев, что я решила натворить? Они бы даже не стали наказывать за это, так велико бы было их разочарование.

— Ты можешь помочь, — он глянул на меня исподлобья, видимо, предполагая, соглашусь ли я на его предложение. — Метко стреляешь?

— Только из винтовки. Я долго целюсь. Но, в общем, принцип понимаю, — добавила я в конце, вспомнив, как дрожал палец на курке пистолета, что он мне дал, который упирался в мой висок.

Мужчина торопливо кивнул и, скрестив ноги под собой, продолжил:

— Нужно прикрыть мою спину.

— Хочешь кого-то убить?

— Не хочу, — его губы дрогнули в жалком подобии улыбки. – Но, возможно, придется.

— Это сделка? — на самом деле, меня это не особо интересовало, но привычка из всего извлекать выгоду вылезла наружу, и я не заботилась о том, как это звучит со стороны.

— Гарантирую, что я не продам тебя, — слова прозвучали грубо, но уверенно. — Или кто-то другой.