Паблисити Эджэнт

– Ну так где же ты был, если не в Китае?
– Решил удовлетворить я своё любо-пытство, после того как удовлетворил первый голод маленькой порцией го-вяжьей отбивной с шалфеем и ещё какой-то хренью.

– Индия, Иран, Эмираты.

– Вот это да, а на ком ты там женился?

– Да кто тут у вас сивым мерином заделался!? Я и не разводился даже!

– Во как.
– Сказал я многозначительно, но лишь для того, что бы поддержать разговор, и сильно не отвлекаться от жареных свиных рёбрышек в соусе бар-бекю. Цимус, советую, особенно вегетарианцам.

– Вот так.

– Значит и в Китае ты не был, и не разводился, и в монахи Шаолиньские не пошёл.

– Тут Сеня фужер с водкой чуть мимо рта не пронёс.

– Ты это серьёзно?

– Серьёзней некуда.

– Мама рОдная. Ну трепачи, лишь бы языком почесать.

– А чего ещё делать Сень? Тут ведь скука смертная, дом, работа, работа, дом. У всех дела, заботы, дети, тёщи, ремонты, машины и прочие сады, дачи и огороды. Друзей видим редко, а про приятелей, и говорить не чего. Вот ты спроси меня о наших общих знакомых, я лишь руками разведу, хотя далеко не так занят, как они все.

– Да ладно тебе жаловаться, везде так, и всегда так, по-другому быть не мо-жет. Мы взрослеем...

– Скорее уж стареем.
– Перебил я и, заказал себе двести пятьдесят коньяка, решив ехать, домой на такси, и получить-таки свои сто процентов удовольст-вия.

– Нет, пока ещё взрослеем, - не согласился седеющий Арсений Николаевич - стареть мы начнём тогда, когда нам жить станет не интересно, когда мы пе-рестанем удивляться чему-либо, хотя бы той же самой неистребимой чело-веческой глупости. Старость это когда тебя уже абсолютно ничего не волнует.
– Заключил он.

– Скажи это буддистским монахам, вот они удивятся.

– А причём тут монахи? А, ты об этом, о самоограничении. Ну да, есть что-то в буддистах и стариках общее. Хм, и правда есть. Только одним хочется, что бы хоть что-нибудь хотелось, а другим хочется что бы ничего не хотелось. - Он поднял свой фужер, я рюмку и мы выпили за религию.
– Так о чём это я?

– О взрослении.

– Точно. Домашние заботы, рабочие моменты, дети, ответственность, всё это новый уровень наших взаимоотношений с социумом, вернее это и есть сам социум. Согласись, странно было бы, имея своих детей, ответственные должности, и при этом вести себя как безголовые студенты, какими мы ко-гда-то были.
– Он закусил и продолжил.
– С трудом представляю себе адвоката, отца семейства в виде супруги и трёх сорванцов, не способного защитить своего подзащитного по той лишь простой причине, что ему в лом было ознакомиться с делом, и он, видите ли, бухал с друзьями адвокатами и гонялся за короткими юбками подруг адвокатесс.

– А что, нет таких?

– Появляются периодически, но сам понимаешь, такие нахрен никому не нужны, да и сами адвокаты-собутыльники, великая редкость.

– Ну и какой из этого вывод?
– Поспешил спросить я, пока он не кинулся в новые рассуждения.

– Да простой. Так устроено общество. Человек должен, или принуждён, смотря под каким углом ты привык на это смотреть, пройти все стадии взросления, что бы в конце своего пути ничего не хотеть и спокойно двинуть кони.

– Или заделаться монахом и разом перешагнув все ступеньки, свалиться на самую последнюю, с которой, с чистой совестью, опять же сыграть в ящик.

– Примерно так.
– Кивнул Сеня, закусывая водочку отварной телятиной и грибочками.

– Да ты сволочь Арсений.

– Вот те на! А я-то тут причём?

– Ну как, ты нарисовал такую безрадостную картину, что не только детей ро-жать, жить не хочется.

– Это не я, все претензии к нашей среде обитания, ибо среда обитания фор-мирует человека, а за одно, и весь социальный строй.

– Во загнул!
– Я почесал нос вилкой.
– Давай, за среду обитания.
– Мы сдви-нули хрусталь и выпили. Не знаю как там водка, но коньячок скользнул по пищеводу и мягко ухнул в желудок, обдав теплом все внутренности. На лбу даже испарина выступила.

– На счёт среды обитания я возможно с тобой и соглашусь, - теперь уже меня потянуло философствовать - человек уже много тысяч лет пытается изме-нить эту среду и кое в чём даже преуспел, но отношения в нашем социуме, как были на уровне первобытнообщинного строя, так и остались. Скажешь слишком мало изменений в среде? Снова соглашусь, мало, но они есть! А стало быть, и межличностные отношения должны были измениться, а с ними и социум.

– Ты чего-то меня совсем запутал Вась. Погоди.
– Он махнул фужер, выцелил вилкой рыжик в тарелке, и хряпнув его всеми четырьмя зубцами, отправил в рот.
– Если я тебя правильно понял, ты утверждаешь, что среда не влияет на человека, или влияет лишь косвенно.

– Почему не влияет, влияет, но совсем не так как раньше. Меньше, я бы ска-зал. А всё остальное, ну то, что не от среды, создано самим человеком и, со-циум тоже.
– Сеня подумал несколько секунд, пожевал и кивнул.

– Верно. Но всё равно, что бы ни создал человек, всё носит отпечаток среды, в которой он воспитывался из поколения в поколение. Матрица.

– Тебе не кажется, что мы начинаем по кругу ходить?
– Спросил я разлив на-питки по ёмкостям.

– Возможно.
– Легко согласился Арсений.
– И поэтому надо выпить.

– Ну, за причину и следствие, и не важно, что было раньше!

– Будем!

Дальше разговор вильнул в сторону наших общих знакомых, где я добросо-вестно (как и предупреждал) разводил руками. А Арсений всё пытал меня, что да как, да кто с кем, почему и отчего так вышло. У меня создалось такое впечатление, как будто он на родине лет десять не был. Хотя откуда мне знать, может там, на чужбине год за пять идёт.

– М-да, хреновый из тебя информатор Вася, ни чего-то ты не знаешь, и ни кем не интересуешься.

– А когда было иначе? Когда это я собирал слухи, о ком бы то ни было? Да и зачем мне знать про какого-то Саню Штименко, если я его даже не помню.

– Ты не помнишь Штименку.
– Сказал Сеня раздельно укоризненно.
– Дожил.

– А почему я должен его помнить?
– Мне вдруг сделалось неловко и обидно, а ещё мне надоел его допрос, и я заказал себе ещё двести пятьдесят.

– Разве не помнишь, как Штим с Тарелкиным тебя из ментовки вытаскивали?

– Ха! Кто меня только оттуда не вытаскивал.
– Чёрт, я даже не помню, сколько раз туда попадал.
– Хе-хе, а ведь действительно, тех, кто меня из ментовки вытаскивал, намного больше тех, кто меня оттуда не вытаскивал.

– Ну да, я как-то этого не учёл, ты же у нас знатный "тестомес" был и почему-то от ментов никогда не бегал.

– А смысл было бегать? После третьего привода за драку, они и так знали, что это я опять кому-то накидал.

– Логично.
– Мы выпили за доблестную и бескорыстную милицию. (Вы не поверите, но когда-то, на заре моего становления, она именно такой и была, а иначе сидеть мне было, не пересидеть)

– Может, всё-таки расскажешь, где ты пропадал эти два года?
– Решил нако-нец спросить я сочтя, что уже достаточно повеселил заграничного гостя.
– Ес-ли не секрет конечно.