Паблисити Эджэнт
Шрифт:
– Да так, задумался недавно о людях и о вере. Каких людей больше, хороших или плохих, и влияет ли на это вера в бога, и если да, то в какого бога.
– Эк тебя разобрало мила-ай.
– Засмеялся колдун.
– Тут нечего гадать, каков народ, таков и бог. Справедливый народ, справедливый бог, а если народ сволочной, то и бог такой же, ну и дальше, с разными вариациями. Притом народ может быть один и тот же.
– А не наоборот?
– А какая разница? У палки всегда два конца, и каким ты по башке получишь, народным или божественным, всё одно больно.
– Хм. Да уж. Ну а наш народ какой?
– Большую часть своей жизни тёмный, с редкими проблесками, но бывает, так полыхнёт, такое зарево устроит, что на весь мир видно.
– А почему
– Терпеливые очень, добрые ко всяким вороватым иноязычникам, отходчи-вые, но до времени. Притом никто не знает, когда это время придёт, даже сам народ.
– А кто знает, бог?
– Ты сюда чего пришёл, теософские беседы вести?
– Нет.
– А чего тогда с дурацкими вопросами лезешь?! Достал уже! Не вижу я твоего Протасова!
– То есть как это?
– А вот так. В машине был, ну, то есть садился, а потом..., не выходил он из неё, как будто всё ещё там находится, но там его нет.
– Не было его в машине в момент аварии, сам видел, и крови его не было.
– Я почесал затылок, вот незадача, и тут ничего не ясно.
– Знаешь что, иди-ка ты домой, устал я от тебя. У меня вообще сегодня не приёмный день.
– Да я тоже порядком набегался. Ах да, так что там на счёт мотоцикла этого американского фантома? Он у меня есть или его у меня нет?
– Да успокойся, не покупал ты ничего.
– А ключики откуда?
– Я потряс брелком. Всё-таки я надеялся, что по вражьей прихоти стал богатым человеком. Ялдыга протянул руку и коснулся их.
– Самые обычные ключи и, похоже, не очень старые.
– Ну да, не выглядят они, как будто их таскали в кармане целых пятьдесят лет, хотя, и мотоциклом, я думаю, никто особо не пользовался, раритет как-никак.
– Ты вот что, оставь-ка ковчежец у меня, поколдую ещё на сон грядущий, да и сохранней тут ему будет.
– Ладно. Будь здоров.
– И тебе не хворать.
– Я вышел на кухню где Алевтина Яковлевна без разгово-ров и тёплых слов, сунула мне в руки трёхлитровую банку с крыжовниковым варением, а затем развернула и хлопнула по спине, напоследок что-то про-бурчав. Наверное попрощалась.
На улице уже стемнело, и лёгкий морозец сковал тонким ледком неболь-шие лужи. Я довольно быстро выбрался на дорогу и, поймав уже отъезжаю-щую маршрутку практически за колесо, поехал домой.
Люблю ночной город, его огни, рекламу, ну если не вчитываться в её смысл, неоновые вывески, лазерные лучи на торговых центрах направленные в небо (интересно, как далеко они бьют), иллюминацию мостов, освещение соборов и церквей. Да много чего. Люблю забрести вечерком в какое-нибудь питейное заведение, и совершенно неважно дорогой бар это будет или капельница за углом, главное, что бы тихо было. Взять кружку хорошего пива, солёной рыбки, устроиться у окошка и потягивая хмельной напиток, пялится в него ни о чём не думая. Наверно, если бы я жил где-нибудь в древней Греции, то наверняка был бы философом, торчал целыми днями на холме Ареса, а по вечерам трепался бы с собратьями философами на симпосиумах попивая вино. Но увы, древней Греции уже давно нет, и те кто там теперь проживает, лишь отдалённо напоминают древних Греков. А жаль, весёлые были люди, даже демократию придумали, перепили должно быть на чьём-то дне рождении.
Подходя к дому, я заметил, что в окнах моей квартиры горит свет, а это зна-чит, меня с очередной инспекцией посетила Клавдия, родная сестра моей матери. Ох, знали бы вы, как эти посещения бывают не вовремя, да и вообще унижают.
Maman до сих пор меня считает человеком не приспособленным, не соб-ранным и безответственным, а всё потому, что я не люблю готовить, стирать и убираться. А кто любит? Она, кстати, тоже не любит. Чего тогда, спрашива-ется других с этим доставать? Не понимаю, вернее, понимаю, но принять не могу. Увы, таков наш долг, одни всю жизнь заставляют, другие всеми силами избегают, и всё это повторяется с новым и новыми поколениями. Короче, спокойного вечера за рюмкой коньяка не будет, а будет стирка,
уборка и готовка. Вы должно быть подумали, что Клава сама этим будет заниматься? Ага, ждите, она этого ничего не умеет.Завернув в арку, я тяжко вздохнул, сбавил скорость, очень уж не хотелось мне идти домой, и именно это меня и спасло от летящей в голову биты. Если бы я шёл с прежней скоростью, она как раз прилетела мне точно в лоб, а так, только кепку сбила, да причёску подправила. Я аккуратно поставил банку с варением к стене, присел, врезал ладонью в локоть злодея, заставляя его пронести мимо и выронить орудие производства снова стремительно при-ближавшееся к моему виску. Потом быстро встать и локтём правой руки, сверху дать ему по мордасам. Дал хорошо, он аж копыта подбросил, уносясь к земле, но второй а, оказывается, был и второй, с таким же нехитрым орудием напал на меня с тыла. Я вовремя почувствовал ветерок за спиной и сумел немного сместиться влево, чем и минимизировал себе ущерб. Опять присел, с разворота и не очень удачно саданул кулаком в район паха, сделал подсечку и ощутил, как моя нога наткнулась на нечто твёрдое и не сдвигаемое. Мужик с битой, оказавшийся передо мной, ростом мне нисколько не уступал, а в весе, основательно превосходил, чем и воспользовался гад, когда я схватил его биту. Он просто навалился на меня своей тушей и попытался придавить к земле, но не тут-то было. Я немного напрягся. Поддел его за ляжку, встал, перевернул тяжеловеса и воткнул его головой в землю, чего я зря, что ли так долго занимался трансформацией мышц и сухожилий?
– Вы кто?
– Спросил я у двух людей находящихся в бессознательном состоя-нии.
– М-да, сглупил.
– Ждать, когда очнутся? Надо бы, но сердобольные прохожие могут вызвать доблестных полисменов, и тогда моё законное же-лание поговорить по душам отложится на неопределённый срок, а выше упомянутые доблестные служители закона воспользуются своим законным правом побеседовать со мной, а мне оно надо? Заволочь одного из них в подъезд и там..., - Да какого чёрта!?
– Я вдавил ноготь под нос тому злодею, который напал первым, и начал похлопывать его по щекам. Через несколько долгих секунд он задвигал руками и бессмысленно захлопал глазами, или заморгал бессмысленными глазами, это кому как больше нравится.
– Эй! Дятел, тебе чего надо было?
– Чего?
– Чего, говорю, ты на меня с битой кинулся?
– Я? Зачем?
– Он начал оглядываться, вздрагивая так, как будто его слегка било током.
– Где я?
– Он сделал неудачную попытку подняться, и схватился за голову.
– Голова...
– Без мозгов.
– Констатировал я, уже догадавшись, что он и, правда ничего не помнил, и я со своим локтём, тут был вовсе не причём.
– Чего последнее помнишь?
– Я дома был, телевизор смотрел, рекламу.
– А это кто, знаешь?
– Указал я пальцем на здоровяка.
– Кто это?
– Я с досады плюнул.
– Уже не важно, приведи его в чувства и топай домой.
– А чего он лежит?
– Устал должно быть, споткнулся и повредил речевой аппарат.
– Я наклонил-ся, что бы забрать банку с варением и обнаружил, что он пропала.
– Ну суки, варение то вам зачем.
– И главное когда успели?
– Ты вот что..., - я подошёл к мужику и оттянул ему веко, просто хорошо помню, какие у меня были зрачки, после посещения одного чайного магазина - один в один.
– Чего?
– Не чего, к врачу тебе надо обратиться, глаза у тебя..., ослепнуть можешь.
– Напугал я мужика.
– Обязательно нужно кровь сдать на химико-токсикологический анализ, понял?
– Зачем?
– Видеть хочешь?
– Да.
– Тогда действуй.
– Мужик рванул, но я его поймал за отворот куртки.
– Ты друга своего забыл.
– А как я его...?
– Просто приведи его в чувства и объясни всё популярно, а это, - я подобрал их биты, я с собой заберу, на всякий случай, что бы ты в полицию не заявил. Если ты не понял, то на этих орудиях ваши пальчики остались, а на моём боку здоровенный кровоподтёк, усёк?