Падь
Шрифт:
Наташа, не мигая, смотрела на него. Слова задели за живое. Она читала о подобном. Значит, это правда. Горделиво вскинула голову:
— Продавать повезёте? — не хотелось верить в такой поворот событий.
В ответ услышала:
— Из графства какого?
На мгновение задумалась: «Москва основана в 1147 году, Минск — в 1067, Витебск — в 976, Полоцк — ранее 862 года, Киев — 482 год».
— Полоцкое… княжество.
— Что? Полоцкое? Кто правитель там? — оживился Бригахбург.
— Ярослав Владимирович из рода Рюриковичей, — вышло убедительно. Память из дальнего
— Русь… — задумчиво произнёс Герард. Похоже, она говорит правду. — Верно. Сын Византийской царевны Анны.
Девушка удивилась: «Надо же, знает». Удивление сменилось недоумением: разве Ярослав не сын Рогнеды? Хотя, этот вопрос является спорным до сих пор, как и год его рождения. Неужели, в самом деле, Ярослав — сын Анны? Податься в Русь, что ли? Уникальная возможность узнать истину от первоисточника. Только, кому теперь нужна эта истина? Да и где та Русь?
— А как здесь оказалась?
— Два года назад после смерти приёмных родителей попала к дальним родственникам под опеку. Вначале было неплохо. Пока не сосватали. Вот, ехали к жениху. На обоз напали. Бежала. Чуть было не догнали. Прыгнула в реку. Дальше знаете, — Наташа удивлялась, что получилось так гладко соврать. Даже неудобства от этого не испытывала. Уж лучше «легенда», чем правда. А граф, похоже, верит.
— Где прыгнула?
— Не помню, как чумная была. Поили чем-то всю дорогу, спала много, — тряхнула головой, чувствуя, что её уже «понесло».
— А чья ты дочь, помнишь? — его сиятельство пытался поймать её взор. — В глаза мне смотри. — И она смотрела, глаз не прятала, дрожать перестала. В темноте глаза иноземки казались неестественно большими, завораживали, тянули в бездну. Ведьма…
— Помню, только зачем вам? Теперь это не имеет значения, да и родители приёмные были. Говорю же — умерли два года назад. Мне туда нельзя возвращаться, — голос окреп, глаза блестели.
— Так не туда, а к жениху надо ехать.
— Его убили.
— Что-то ты засиделась в девках. Что ж тебя раньше не просватали?
— У меня до этого жениха другой был. Ждала его, — дивилась своей выдумке. Не напрасно много читала.
— И что?
— Ничего. Погиб, — вздохнула тяжело, опуская глаза. Стало как-то не по себе от такой «легенды». Сколько он ещё «копать» будет?
— Тебя родне нужно вернуть.
— Верните. Они жадные. Снова продадут. Я ж сирота, — запоздало промелькнула мысль: «Зачем про сироту сказала? Кому это интересно?»
— Так я и думал. А не боишься, что и я продам?
— А продавайте. Мне всё равно кто продавать будет и кому. Защитить меня некому и никому я не нужна, — всхлипнула она горько, по-детски. Стало себя искренне жаль, до боли. Влипла не на шутку. Закрыла лицо ладонями, сдерживая рвущиеся рыдания. Как же так? Плакать не собиралась, а вот сейчас не смогла сдержаться. Слёзы — проявление слабости, а слабой она не хотела выглядеть ни перед кем. Только наедине с собой.
Бригахбург смотрел на девчонку. Женские слёзы… Он видел
много плачущих женщин и всегда знал причину их слёз. Чаще это были слёзы хитрые и лживые, реже от страха. А вот слёзы русинки были другие. Как и слёзы его матери: сдержанные, не напоказ. Пронимали до самой глубины души, выворачивая её наизнанку. Он пересел к ней на скамью, прислонил к себе, обнимая за плечи:— Не плачь, Птаха. Разве тебе плохо здесь? Будешь вести себя правильно, никто не посмеет обидеть, — плечи девы вздрагивали под его ладонями. Он притронулся губами к её волосам, стянутым на макушке кожаным шнуром, вдыхая его сыромятный запах, смешавшийся со сладким запахом волос.
Наташа не отшатнулась. Объятия мужчины показались естественными и искренними. Ей очень хотелось спросить: «А как это, правильно?» Только и самой было понятно: делать, что скажут, молчать и со всем соглашаться. Отстранилась от графа, вытирая глаза:
— Так ведь понятие «правильно» у вас и у меня разное. То, что для меня будет правильно, для вас будет неприемлемо, — шмыгнула носом, сдерживая новый поток слёз.
— Ты иноземка, русинка. У вас всё по-другому. Теперь ты здесь и должна стать, как все мы.
В ответ услышал только тяжёлый вздох.
— А настоящие родители кто были? — сменил тему. Пусть подумает над его словами.
— Не знаю. Меня нашли на окраине городища в стае собак.
Как будто в подтверждение её слов с улицы снова послышался лай. Похоже, собаки вернулись. Его сиятельство встал, открыл окно и грозно прикрикнул на них.
Со стороны ворот послышался призывный свист.
— Это охрана не спит? — спросила Наташа.
— Да, — сев напротив девчонки, Герард задумчиво продолжил: — Не знаю я, как с тобой поступить.
Девушка снова тяжело вздохнула. Боль тяжело резанула в груди, заслезились глаза.
— Значит, идти тебе некуда. Была бы простая девка, а то ведь из благородных, обучена грамоте, языкам. Леди.
Она замерла. Решалась её участь. Молчала, не перебивая, чтоб не навредить себе неосторожным словом.
Бригахбург продолжал:
— Ладно, будешь при графине компаньонкой, а там посмотрим. И не перечь ей. Неспокойно стало в замке с твоим появлением.
Ну вот, она так и знала. Не Фрося виновата, а она. Конечно, разве титулованная особа может быть виновата? Графиня скоро станет женой его сына и матерью будущего наследника. Хотя, она, Наташа, раз из благородных — сам сказал «леди» — значит, не так уж всё и плохо? Русинка. Леди. Нескладно, но ей понравилось. Леди из будущего. Загадочно и волнующе.
— Что молчишь? — не дождавшись ответа, граф подвинулся ближе, заглядывая в блестящие от слёз глаза русинки. — Сына моего долго лечить будешь?
Она решила не лгать. День больше, день меньше.
— Ещё дня четыре, а там уже и не понадоблюсь. Сами справитесь.
— Смотри-ка, не солгала, — удивился Герард. Другая бы наплела невесть чего, а эта… — Доставай, показывай, что там у тебя в сумке.
— Что у меня в сумке? — почуяла неладное девушка.
— То, в коже, — видя её замешательство, повысил голос: — Я помню. Мне самому достать?