Падь
Шрифт:
— За ведьмой? К обеду как раз дойдёт. Потом за порошками или чем там ещё назад вернётся. Самим надо ехать. Так быстрее будет.
— Коней седлай!
Отряд из шести всадников выехал из ворот замка на единственную дорогу, ведущую в деревню. Кони шли шагом. На руках одного из всадников, укутанная в одеяло, покоилась иноземка. Он крепко прижимал её к себе, держа едва ли не на весу.
Конь под наездником, недовольный двойным весом седоков, косил чёрным глазом, шумно фыркая и нервно подёргивая хвостом.
Редкие в такой час встречные деревенские
Хорошо утоптанная тропа, уходящая в сторону от дороги, очень скоро упёрлась в маленький домик, спрятанный в тени деревьев и густых зарослей кустарника. Дверь бесшумно открылась и на пороге, прикрыв ладонью глаза от солнца, показалась старуха, сгорбленная и сухонькая.
По сигналу хозяина отряд спешился.
Хозяйка избушки, узнав гостя, подошла, низко кланяясь. От этого её и без того крючковатая фигура выглядела как клюка.
— Фортунато, передай иноземку Рабану, — соскочил с коня его сиятельство, подходя к знахарке. — Жива ещё, старая?
— Всевышний совсем не смотрит в мою сторону, хозяин, — отступила она, пропуская воина с ношей на руках и проследовавшего за ним графа. — Привезли кого? — семенила следом она.
Вошедших обдало уютным теплом и густым тяжёлым запахом трав. В небольшой печи с узкой лежанкой и высоким открытым сводом, обложенный горящими толстыми сучьями, тихо булькал маленький котелок, растекался волнами дух свежего ржаного хлеба. Света от горящего хвороста хватало, чтобы рассмотреть убогую обстановку тёмного жилища.
Бригахбург огляделся. Внутри домик оказался вместительным. Стол, короткая скамья, табурет, сундук. У печи нескладная лавка с лоханью и корявым деревянным ведром. Лежанка, укрытая бурым мехом и завешанная отрезом полотна. Травы… Они были повсюду: свежие, подвявшие и уже сухие, плотными вязанками, объёмными и мелкими пучками свешивались с низкого потолка, гирляндами опоясывали стены.
— Сюда, — указал на лежанку хозяин. — Лечи, ведьма. В долгу не останусь.
Знахарка отвернула край одеяла, склоняясь над бесчувственным телом девицы. Убрала со лба прядь волос, ощупала лицо, руки, ноги. Принюхалась и горестно вздохнула:
— Куцита. Только не пойму, почему она дышит до сих пор? Спит.
— Значит, не ошибся я — отравили. Исцелить сможешь?
— Раз не преставилась, значит, не отпускает Всевышний. Или проглядел, как меня.
Старуха пошла вдоль стены, пришепётывая, ощупывая искривлёнными цепкими подвижными пальцами свисающие вязанки растений.
— А вы ступайте, хозяин. Вы мне без надобности. Вот только подсобил бы кто разоблачить её. Не смогу сама, сил не хватит, — она сняла несколько пучков сухой травы, ковыляя к печи, заливая их водой из кипящего котелка.
У Бригахбурга отлегло от сердца. Появилась надежда.
— Девку пришлю. Говори, что ещё тебе надобно? Доставят тотчас, — подошёл он к лежанке, всматриваясь в лицо Птахи, на котором играли всполохи огня из печи. Оно пошло ржавыми пятнами или ему кажется?
Старуха засуетилась:
— Ну, так подвезите простыни мягкие да полотенец, масла оливкового
да мёда поболе, одеяние ей другое, просторное.У въездных ворот Бруно ждал возвращения отряда из деревни.
— Ты мне ничего не хочешь рассказать? — метнулся он к Бригахбургу, хватая его коня за узду.
— Ты о чём? — соскочил с вороного Герард, бросая поводья на седло, быстрым взором окидывая пустующий двор. — Франц где? Идём, — кивнул командующему, — с лекарем нужно закончить.
— Наташу у ведьмы оставил? Что она сказала? — не дождавшись ответа, повысил голос: — Герард, не отмалчивайся, тебя спрашиваю!
— Погоди, сначала нужно туда отправить девку в услужение, — он поспешно пересёк зал, отворяя дверь в кухню: — Клара!
— Хозяин, фрейлейн Клара только что понесла питьё графине, — раздалось из полумрака.
По лестнице спускался Франц. Сиятельный махнул ему:
— Поднимись к графине, скажи экономке, пусть придёт в кабинет.
Ноги сами несли Бригахбурга в комнату русинки. У стены в коридоре возвышался ящик лекаря. Остановив на нём взгляд, Герард обернулся к рыцарю:
— Нового лекаря в замок надо.
— Где его взять?
— Пока найду, пусть все в деревню к знахарке идут, — знал, что многие именно так и делают, подвергнув сомнению правильность лечения замкового лекаря. Признался себе, что давно нужно было заменить Руперта другим.
В покоях иноземки было по-прежнему: светило солнце, у ложа стояли её туфли, со столика свисала косынка. На ней — её оберег. Граф погладил глянцевую поверхность серебра, поднося к губам. Искусная работа. Неприятный запах удивил. Почему простой слиток металла пахнет так резко и неприятно? Странно.
Бруно терпеливо стоял у двери, не задавая вопросов. Улучшившееся настроение Герарда подействовало на него успокаивающе. Это могло означать одно: Наташа будет жить. Только не давала покоя мысль: за что она попала в подвал? Провинившегося запирали в каморе, давая возможность осознать свой проступок или, когда требовалось время самому хозяину принять решение относительно наказания. Чем же иноземка ему не угодила?
— Клара, отправь в деревню к ведунье служанку, что прислуживала иноземке. Она останется при ней. Собери мягких простынь, полотенец, сорочек. Дай корзину со съестным, туда же кувшин масла оливкового и мёда. Пусть Франц проводит.
Что? Она не ослышалась? Хозяин беспокоится о чужеземке? Клара с досадой прикусила губу:
— Снеди много давать?
— На троих. Завтра свежее дашь. Что графиня?
— Молчит. Иногда плачет.
— Позже я навещу её. Она к Ирмгарду наведывалась?
— Пока нет, хозяин. Я при ней неотступно. Не понимаю я её речи, чего она хочет, о чём плачет. Прислуга чурается её. У меня другие дела есть и я… — хотела добавить, что устала, но ей не дали.
— Пока будет так, — без тени сочувствия прервал её Бригахбург, отворачиваясь. — Выполняй, что велено.
Он открыл дверь в коридор. У стены Франц, присев на корточки и опустив голову, рассматривал что-то в руке.
— Что у тебя?
Пацан подбежал, протягивая на раскрытой ладони коричневое семечко: