Падение Рима

— Приведите мою служанку, — повелительным голосом сказала Гонория, и все поняли, что годы, проведённые в монастыре, не сломили её воли и не истребили её властности.

Привели служанку, и она предстала перед госпожой не такой замарашкой, какой видела её Гонория в последний раз, а в новенькой одежде и чистом белом переднике.

Феодосий всегда относился к Гонории (и это она хорошо знала) благосклонно, и поэтому, взойдя на борт корабля, спросила Приска:

— А отчего умер василевс?

— На охоте упал с коня, а на следующий день, 27 июля, скончался от полученного ушиба.

— Жалко мне его... Феодосий был куда милосерднее своей родной сестры... — Гонория показала Приску кольцо, которое она забрала из хранилища под медным распятием в келье. — Самое последнее моё унижение я претерпела из-за этого кольца, когда надела его, идя на молитву... Игуменья чуть не оторвала его вместе с пальцем... А ведь она действовала во всём по указке Пульхерии, хотя последняя это старается скрыть... Но, слава Богу, всё позади... — Августа перекрестилась на удаляющиеся золотые купола монастырской церкви.

Гонория наивно думала, что «всё позади»): во дворце её поместили в гинекей в одну из комнат с двумя колоннами, ночным ложем и медной скамьёй: два окна, выходящие в узкий переход, ведущий во внутренний двор, не открывались и были выложены цветной мозаикой, через которую ничего нельзя увидеть, — та же монастырская келья, да ещё у входа стояли два стража, коим приказано пускать к римской Августе определённых лиц.

Находясь среди стен, расписанных на сюжеты из Библии, скучая и злясь, Гонория часто вспоминала Евдокию. Где она? Что поделывает? Знает ли, что умер её муж?..

Иногда мысли уносились в равеннский дворец. Плацидия... «Ведь она моя мать... Сколько времени будет ещё мучить меня?.. Ладно, Плацидия — развратная из развратнейших женщин, а Пульхерия?.. Эта жадная до власти девственница, пожалуй что, грешнее своей римской тётки: Пульхерия каждый день отдаёт приказы о смертной казни, она так задавила налогами всех в империи, что даже у людей некогда блистательного состояния побоями вымогают золото. Так рассказывал Приск; и люди, издавна богатые, дошли до того, что выставляют на продажу уборы жён и свои пожитки. Многие уморили себя голодом или прекратили свою жизнь, надев петлю на шею... А уж о бедных крестьянах или горожанах и говорить ничего: они бросают землю, дома и либо разбойничают, либо, покинув пределы державы, вливаются в ряды гуннов».

Приск также рассказал Гонории о том, как он с посольством посетил становище Аттилы и описал портрет и привычки гуннского правителя. Из этого рассказа Августа уяснила одно: Бич Божий совсем не таков, как изображают его готы, он не кровожадный зверь, но рисуют таким, потому что боятся... Боятся не только в империи ромеев, но и в Риме. Поговаривают, и об этом Гонории тоже сообщил Приск, что Аттила уже вострит копи на запад, и скоро можно ожидать появления несметного гуннского войска даже на Апеннинах...

И тут пришедшая в голову римской Августе мысль будто молнией обожгла... «Я предложу Аттиле себя в супруги... Через Приска передам ему кольцо и письмо, в котором сообщу гуннскому правителю, что в приданое потребовала от брата Валентиниана и Галлы Плацидии часть Римской империи, потому что я имею право, как Августа претендовать на неё...»

Гонория внимательно посмотрела на Приска: согласится ли он передать кольцо и письмо?.. Знала, чем это грозит бывшему секретарю императора. В лучшем случае — невозвращением в Константинополь.

— Приск, помоги мне... — взмолилась царевна, когда он в очередной раз зашёл к ней.

— В чём же будет заключаться моя помощь, несравненная Августа? Ты же знаешь, что я для тебя сделаю всё, о чём ни попросишь...

И Гонория поведала ему о своём решении; поначалу Приск не мог выговорить ни слова, потом до него постепенно стал доходить зловещий смысл этого решения, но по всему было видно, что Августу уже не переубедишь. Она лучше умрёт, но не станет больше находиться в том неестественном для царевны положении, в котором она и так уже пребывает больше десяти лет... Чаша терпения переполнилась, и Гонория будет стоять на своём до конца.

— Я выбрала свою судьбу! — заключила она свою просьбу.

Приск хорошо её понимал, ибо давно являлся свидетелем её унижения.

— Бери стило и пиши: первое письмо — Аттиле, второе брату и матери... Эти письма и кольцо я согласен передать по назначению, — твёрдо заявил Приск.

Он тоже выбрал свою судьбу...

Гонория склонилась над столом; по тому, как вздрагивали её плечи, Приск видел, что каждая строчка даётся ей с великим трудом.

Обращаясь к Аттиле, она подробно описала о всех своих мучениях, которые претерпела по вине матери и брата, боявшихся, чтобы она, не дай Бог, вышла замуж... Теперь же она хочет иметь супруга, который сеет по земле смерть не ради пролития крови, а ради взращивания на ней ростков справедливости, ибо земля эта погрязла в разврате богатых и несчастьях бедных... Желая быть женой Аттилы, Гонория ищет у великого поборника правды защиты от жестокости злых людей и просит у него вызволения её из плена...

А в другом письме Августа в категорической форме потребовала от брата и матери северную часть Италии вместе с Равенной.

Она закончила писать, в изнеможении откинулась — перед нею вдруг открылись все беды, которые обрушатся на её народ в связи с гуннским нашествием... Но «Рубикон перейдён», и дальше возврата нет!

Потом Приск молча взял кольцо и два письма, поклонился Августе и вышел: одно письмо он сразу передаст Аттиле и, если тот согласится взять в супруги Гонорию и примет кольцо, то второе письмо Приск уже направит Валентиниану III и Галле Плацидии не только от имени Гонории, но и грозного Аттилы, требующих в приданое ту часть Римской империи, которая им положена...

ЧАСТЬ ЧЕТВЁРТАЯ КАТАЛАУНСКИЕ ПОЛЯ

I

В тюменях Эдикона и Ислоя, вернувшихся из становища Бледы с его огрублённой головой, сразу же произошли возвышения начальников: те, кто были десятниками, стали сотниками, а каждый сотник получил под командование тысячу.

Простые воины, отличившиеся выносливостью в этом походе (сражений-то не случилось!), были награждены железной свистящей стрелой.

Десятник Юйби и молодой воин Хэсу, которые вручили Аттиле голову Валадамарки, также продвинулись по службе — Юйби получил под своё начало сотню воинов, а Хэсу — десять. Теперь они могли включить в свой гарем ещё по две жены.

Эдикона, как и Ислоя, Аттила поставил командовать тремя тюменями; и их воины вошли в число одиннадцати колец, расположенных вокруг юрты повелителя. Доступ к Аттиле намного затруднился, но не настолько, чтобы гонец с копьём, на котором развевалась красная лента, говорящая о срочном донесении, не был бы немедленно принят.