Падение Рима

Предводитель отряда, побочный сын короля, храбрый граф Валтарис, еле видимый в темноте, так как костров, чтобы не выдать себя, не зажигали, сидел на пне и думал, как поступить дальше. Пленницы лежали, не поднимая головы, на повозках, и Валтарис строго-настрого запретил подходить к ним, чтобы не делать никакого шума.

Да, появившаяся сотня Юйби спутала все планы предводителя отряда амелунгов. Побив и славянский отряд, граф решил прибрать к рукам все окрестные селения, для того и кинулся к переправе, чтобы перевезти награбленное и пленниц и вернуться назад.

«От отряда осталось шестьдесят человек... Конечно, я могу напасть на спящих гуннов. Но стоит ли рисковать?.. Лучше подождём», — раздумывал Валтарис.

К нему подошёл один из младших командиров; Валтарис поделился с ним своими мыслями.

— А чего ждать?! Я согласен, граф, что нападать на гуннов, даже и спящих, рискованно. Я разведал, что на переправе сейчас гуннских стражников — человек двадцать. Мы их побьём и переправимся на тот берег.

— Такая добыча ускользает из рук! Жалко... Сколько всего ещё в этих селениях склавенов богатства!

— А ничего... Гунны уйдут, и мы вернёмся.

— Судя по тому, что они разместились по избам, скоро не должны уйти. Что-то им надо здесь... Ладно, собираемся и двигаем, также не зажигая огней, — приказал граф.

Но тут вышла луна, осветила прибрежные дали и посеребрила их. Воды Дуная заиграли тоже серебряными блестками; стреноженные кони, хрумкая сочной травой, подняли головы, покосились глазом на полный диск ночного светила и снова принялись жевать.

Свет полной луны делает обеспокоенными, оказывается, не только людей. Где-то рядом прокричала пронзительно и звонко какая-то птица, вдали раскастисто протрубил олень...

Чтобы лошади неслышно ступали по земле, командиры повелели их копыта замотать овчиной. Для этой цели у каждого амелунга-воина в его мешке находилось по нескольку кусков кожи наряду с бобровой мочой, коей был наполнен бычий пузырь. Тряпку, смоченную ею, прикладывали к ране, и рана быстро затягивалась. Славяне, к примеру, использовали для заживления и медвежье сало.

Переправу гунны сторожили десятком: один — до полуночи, другой отдыхал в это время, потом должен был заступить на смену.

Наскочив неожиданно, амелунги быстро расправились и с бодрствующими стражниками, и спящими, затем стали налаживать переправу, пропустив поначалу повозки с пленницами.

Гунны Юйби, отдыхая в селении, и не подозревали, что понесли потерю. Правда, у Хэсу в момент, когда взошла луна, что-то встрепенулось внутри, а может быть, случилось это от того, что Любава стала призывно обращаться к ночному светилу:

— О, полноликая гостья, сойди в мою клеть, сойди и сними мою скорбь и унеси под облака.

Причитая, Любава поступала по древнему славянскому верованию: зазывая в избу луну, она тем самым зазывала к себе всю боготворимую силу природы; склавенка знает, что через дымоволок, например, может посещать огненный змей, и не дай бог, скажем, обидеть зашедшего в избу путника или выгнать его, то змей может ослепить хозяина или хозяйку дома, так же, как и луна своим полным светом...

Вот почему Любава ничего не сказала Хэсу, увидев, что он у неё остаётся. Она, правда, постарается уговорить не трогать её, ведь должен же он посчитаться с несчастьем, которое обрушилось на молодую теперь вдову... Но как поведёт себя гунн — неизвестно, хотя он до этого шёл навстречу её просьбам.

Попросила Любава защиты у луны, попросит её и у божества домашнего очага.

Молодица расставила вокруг очага зажжённые лучины, стала молиться; если раньше огонь, разведённый на домашнем очаге, почитался славянами божеством, охраняющим спокойствие и счастье дома и всех членов семьи или рода, то позже обожание огня перекинулось и на самый очаг; и оба эти понятия действительно слились в одно представление родового дома...

И когда Хэсу спросил, почему Любава молится какой-то остывшей печке, молодица строго заметила:

— Это тебе кажется она остывшей. А я думаю, что внутри её всегда присутствуют огонь и дым... Существует загадка: «Мать толста, дочь красна, а сын под облака ушёл». Это и есть печь, огонь и дым... Они всегда живые и находятся в родственной связи...

— Всё это непонятно для меня. Мы поклоняемся только Пуру, а с того времени, как нашли Марсов меч скифов, Аттила приказал поклоняться и мечу... И устраиваем скачки в честь богини коней Дарнвиллы.

— А страшный ваш Аттила? Сказывают, что у него вместо ступней копыта, на голове рога, и никогда он не слезает с лошади, так как прирос к ней...

— А как же он тогда живёт с жёнами?! Их у него более ста... Выдумки всё это... Такой же человек, как все, только необыкновенный... Сильный, умный и справедливый... Принцесса римская попросила защитить её от родственников, которые устроили ей тяжёлую жизнь, и он твёрдо пообещал защитить... Да что я тебя уверяю!.. Придёт время, может быть, и сама увидишь нашего правителя... Давай спать, и не бойся — трогать я тебя не буду.

Король амелунгов Ротари даже не мог и предположить, что Валтарис, оставшись без присмотра, начнёт своевольничать. Граф всегда был покладистым, ибо знал, что, как побочный сын, он может заслужить любовь отца только безоговорочным послушанием. Торопясь на встречу с Аэцием, как король гепидов на встречу с Аттилой, Ротари спешно двинул своё войско, а Валтарису приказал подождать со своим отрядом, пока жители-амелунги в посёлке не соберутся и не погрузятся на подводы, а потом граф должен их в пути охранять.

Но Валтарис впервые в точности не исполнил приказ отца, а решил, когда разведка ему доложила, что гепиды ушли и войско склавенов тоже, поживиться на другом берегу Дуная. Тем более что Валтарис знал: с теми из гепидов, кто остался на переправе, всегда можно сговориться, и граф, заплатив им, вскоре уже находился на берегу, где располагались селения славян.

Но старейшина Мирослав оставил тоже для их охраны отряд, на который и напоролся Валтарис; к счастью для амелунгов, отряд склавенов оказался малочисленным. Но кто знал, что после всею здесь неожиданно появятся гунны...

Вначале их было десять, потом подошли из сотни остальные девяносто гуннов. И через какое-то время Валтарис увидел, уже находясь на своей территории, как несметное их войско (а это было войско, ведомое Увэем), двигаясь вдоль Дуная, перекрыло отряду амелунгов путь к отступлению.

Граф сразу подумал, что обнаружив убитых своих людей на переправе, гунны обязательно станут искать тех, кто сделал это... И обязательно найдут, так как все дороги оказались отрезанными. И Валтарис решил схорониться со своим отрядом на острове, расположенном посреди топкого болота. Граф понимал, что оставляет своих сельчан на волю Вседержителя, но и другого выхода не видел.