Падший враг

— В любом случае, она вне пределов досягаемости. — Арья щелкает пальцами перед моими глазами, пытаясь привлечь мое внимание. — Понятно?

— Мои извинения, Арья. Я, должно быть, создал у тебя ложное впечатление, что мне плевать на то, что думают люди. — Я улыбаюсь ей искренне. — Как только я принимаю решение о женщине, никто не может ее спасти. Даже не Бог.

Я ухожу, оставив группу друзей позади. Я перемещаюсь к открытому балкону. В этой комнате слишком тесно, слишком жарко, слишком претенциозно. Ночной ветер дует мне в лицо. Я растопыриваю пальцы над широкими перилами из светлого кирпича. Когда я смотрю вниз на Пятую авеню, люди внизу выглядят как муравьиные точки. Держаться за перила - последнее, что должен делать мой пьяный "я".

Но опять же... что здесь можно потерять?

У меня нет ни матери, ни отца, ни невесты. Как снисходительно заметил Риггс, я не самый милый человек в этом почтовом индексе. Нет ничего, что привязывало бы меня к этой вселенной, и я начинаю подозревать, что именно по этой причине люди берут ипотечные кредиты, заводят детей, берут на себя обязательства — чтобы самоубийство не было приемлемым вариантом, когда дела идут дерьмо.

Не то чтобы я подумывал о самоубийстве. Эти перила широкие и не очень длинные. Я могу сделать это.

Всего один раз, по старой памяти. Голос Грейс звучит хрипло и соблазнительно в моей голове. Даже за пределами могилы она соблазняет меня на неправильный поступок.

Оглянувшись, я удостоверяюсь, что берег свободен. Снаружи только я. Я запрыгиваю на перила, выпрямляясь, пока не встаю прямо над поверхностью. Я не смотрю вниз.

Первый шаг твердый. Второй заставляет меня чувствовать себя живым. Я раскинул руки в воздухе, как мы с Грейс делали, когда были детьми. Я закрываю глаза.

— Засекаю время, — говорю я.

И я слышу ее мысленный ответ. Три. Два. Один. Иди!

Я делаю еще один шаг, потом еще. Я почти в конце. Еще один шаг... и на этот раз моя нога не приземляется на твердую поверхность. Под ней только воздух. Я качаюсь. Теряю равновесие. Наклоняюсь влево. Все происходит быстро. Воспоминание о падении Грейс снова врезается в меня.

Слезы. Просьбы. Тишина.

Через несколько секунд я окажусь на улице.

Ты не должен был этого делать, идиот.

Я падаю.

Из ниоткуда в мою правую руку вонзаются острые отчаянные когти. Они рвут мой костюм, возвращая меня в безопасное место.

Мое тело ударяется о твердую поверхность. Пол балкона. Я - беспорядочная куча конечностей. Не все из них мои. Некоторые из них маленькие, худые, горячие и все из чужой плоти.

Посчитай свои благословения, придурок. Ты не умер.

Открываю глаза, переворачиваюсь на спину. Я опираюсь на локти, пытаясь увидеть, кто мой спаситель.

В поле моего зрения появляется ангельское лицо. Знакомый и ангельский и абсолютно, вне всякого сомнения, взбесившийся.

— Теперь ты действительно сделал это, тщеславный болван! — рычит Виннфред, комкая мою бабочку в руке и грозя кулаком мне в лицо. — Какого черта ты думал? Что было бы, если бы меня здесь не было? У меня нет слов, чтобы описать тебя!

Она стоит надо мной, ее лицо красное, как спелый помидор, глаза такие большие, что я вижу в них свое отражение.

— Нет? — небрежно спрашиваю я, развалившись на земле, как будто это самое удобное место в здании. — Ну, вот несколько полезных советов: идиот, придурок, пьяница, слабоумный, безрассудный мудак — формально это два слова, но…

Она пытается дать мне пощечину. Я без усилий ловлю ее запястье, не давая ей этого сделать. Пьяный я или нет, мои инстинкты редко подводят. Я встаю, ее тонкое запястье все еще зажато между моими пальцами. Она смотрит на меня с нескрываемой ненавистью. Все сияет в ее сапфировых глазах. Меня беспокоит то, что я не могу ненавидеть ее так искренне и основательно, как следовало бы. Она простачка. Анекдот из моей жизни. Больше ничего.

— Я уверен, что ты найдешь вескую причину, чтобы дать мне пощечину в свое время, но это время еще не пришло. Ты говорила? — Я сердечно улыбаюсь, когда мы оба стоим друг перед другом.

Она вздрагивает от моего прикосновения, отдергивая руку.

— Ты ублюдок! — Она рычит мне в лицо. — Расскажи мне, о чем ты думал. У тебя давно были эти мысли? Никто просто так не встанет на перила. Еще и в темноте! Когда я увидела тебя в окне, я подумала. . .

Своими словами она выплескивает на меня яд и гнев, ее голос доносится до одного уха и вылетает из другого. Я не самоубийца. Ебанутый? Конечно, но это далеко не царство членовредительства. Тем не менее Виннфред удалось спасти меня, а мне не удалось спасти Грейс. Дважды.

Мой взгляд по-прежнему сосредоточен на ее губах. Розовые, узкие и сочные. Она невозможно сладкая. Это сочетание добродетели и ярости совершенно греховно. Таких больше не делают. Особенно в Манхэттене. Мой ум может быть медлительным, но мои чувства остры, и я узнаю возможность, когда вижу ее.

Мои губы неуклюже врезаются в ее губы. Я обхватываю ее затылок и притягиваю к себе. Предупреждение Арьи осталось в далеком воспоминании. Как и Калипсо Холл, и тот факт, что мы оба любим других людей, и что эти люди мертвы. Реальность перестает существовать, и единственное, на чем я сосредоточен, — это человек передо мной.

Она мягкая, сладкая и другая. Настолько другая, что я не могу закрыть глаза и представить, что она - Грейс, как бы мне этого ни хотелось. В ее дыхании нет ни намека на алкоголь. Нет горького привкуса перегруженного парфюма. Она - это яблоки с ирисками и ленивые летние ночи в Теннесси. Она - церковные колокола, сладкий чай и лунные пироги.

То самое, что я не одобряю.

Наши языки танцуют вместе. Она сжимает лацканы моего смокинга так, будто я могу убежать. Я никуда не уйду. Я хочу забрать ее, отвезти в свою квартиру и трахнуть до бесчувствия. Я хочу ту девушку, которая ела персик, словно запретная Лолита под солнцем Итальянской Ривьеры, источающая безрассудную сексуальность.

Безрассудная сексуальность. Иисус. Кто я? Мне нужно выкинуть эту женщину из моей системы, как можно скорее.

Мои большие пальцы на ее щеках, под ресницами, когда я углубляю поцелуй, толкая ее, пока она не упирается спиной в стену...

Виннфред отрывает свой рот от моего в тот момент, когда ее обнаженная спина касается бетона. Затаив дыхание, она поднимает руку и дает мне пощечину. На этот раз моя правая щека отлетает в сторону. Жжет, как ублюдок. Я провожу ладонью по щеке, улыбаясь.

— Ты, черт возьми, заслужил это, — шипит она.

Я склоняю голову.

— Когда ты права, ты права, деревенщина. Вернемся к твоим словам, сказанным несколько минут назад: я не самоубийца. Но, однако, в дерьме, что может объяснить, почему я переступил черту.

— Переступил? — Она задыхается в гневе. — Ты обоссал все это дело!

Я смеюсь, но делаю шаг назад, несмотря ни на что. Сексуальный хищник - это не тот взгляд, который я хотел бы попробовать.

— Ты поцеловала меня в ответ.