Падший враг

— Мне нравятся твои гены, Винни. Мы вместе сделаем одаренных детей.

Пол и я начали работать над детьми в первую ночь нашего медового месяца. И каждую последующую неделю. Прошли месяцы, но все равно не повезло.

— Я подумаю об этом. — Я повернулась к нему спиной, глядя на Средиземное море. По правде говоря, я не собиралась об этом думать. Мне понравился доктор Нам. Я также доверяла ему. Я не хотела принимать лекарства и начинать ЭКО до того, как мне это абсолютно необходимо. И я ненавидела это удушающее давление, когда ложилась в постель с мужем, зная, что у него на уме только оплодотворение меня одной.

С другой стороны, у меня всегда были нерегулярные месячные. Тяжелые, иногда болезненные испытания. Я всегда списывала это на стресс из-за школы, работы и прослушиваний. Возможно, Пол был прав. Возможно, в этом было что-то еще.

— Ты сделаешь это. — Голос Пола за моей спиной был решительным. — О, и помни, что сказал мой друг Чак.

Его друг Чак, с которым он играл в гольф, был врачом MFM. Очевидно, за обедом в нашем местном загородном клубе Пол счел нужным рассказать ему о наших проблемах с зачатием.

В конце концов, я так и не забеременела. У нас был негласный договор. Брак. Дети. Я до сих пор не выполнила свою часть сделки.

— Он сказал, — я слышала, как Пол перекликается с фортепианной мелодией с одного из балконов, — и, цитирую, ты должна держаться подальше от алкоголя, энергетиков, курения и кофеина. Теперь, когда я думаю об этом, ты действительно пьешь много кофе, не так ли?

Я тяжело сглотнула.

— Две чашки в день — это нормально. Ты пьешь четыре вентиса. В легкий день.

— Винни, пожалуйста. Ты же знаешь, я терпеть не могу, когда ты злишься на меня. — Пол поцеловал меня сзади в плечо. — Я просто беспокоюсь за нас. За будущее нашей семьи. — Он обхватил меня руками сзади, растопырив пальцы на моем плоском животе. Мне хотелось блевать.

— Я люблю тебя, хорошо? — Его губы коснулись моего уха.

— Я тоже тебя люблю. Мне нужна минутка.

— Все в порядке. Я подожду внутри и подрочу. Видеть тебя в этом платье было слишком.

В ту минуту, когда я услышала, как за мной закрылась стеклянная дверь, я опустила голову и заплакала. Мои слезы были горячими и яростными. Неостановимыми. Казалось, что весь мир лежит на моих плечах. Я хотела перестать бороться, чтобы нести его. Я хотела утонуть, позволить ему похоронить меня под землей. Внезапно я устала. Слишком устала для этого ужина, для общения, для всего остального, на что я подписалась, выйдя за него замуж.

Подняв лицо к солнцу, чтобы оно вытерло слезы, я посмотрела вверх. Несколько этажей выше я заметила еще одного человека, сидевшего на балконе своего отеля. Мужчина. Высокий, загорелый и, возможно, старше.

Мои руки дернулись. У меня возникло искушение вытереть лицо, чтобы он не увидел, как я плачу.

Но потом я поняла, что он смотрит на меня так открыто, с таким напряженным интересом, что в этом нет смысла. Я попалась.

Я встретилась с ним взглядом, побуждая его что-то сказать, что-то сделать.

Он был похож на ангела смерти. Не красивый. Не домовитый. Просто... отличался от всех остальных. Впечатляющим, пугающим образом. В руках он держал книгу в твердом переплете с фотографией космоса на обложке.

Почему ты здесь, в самый важный момент моей жизни? Какое тебе дело?

Он встал, развернулся и ушел.

ГЛАВА 17

Винни

Винно-красный занавес падает на сцену. Рахим, Слоан, Рене и я мертвой хваткой сжимаем потные руки друг друга. Мы все трясемся. Сквозь возгласы и аплодисменты я слышу собственное сердцебиение.

Ты пережила человеческий опыт. Поздравляю.

— Эй, Нина. — Рахим наклоняется и шепчет мне на ухо. — Ты справилась. Горжусь тобой.

Издав нервный смешок, я приподнимаюсь на цыпочки, чтобы обнять его, затем остальных. Мы только что представили первое представление «Чайки» для широкой публики.

Мало того, что все прошло гладко — актерская игра, освещение, оформление, музыка, — в зале присутствовало четыре важных критика.

— Кого ты там заметил? — Слоан толкает Рене локтями, пока мы мчимся за кулисы, раскрасневшиеся и радостные.

— «Нью-Йорк Тайм» , «Нью-Йорке» , «Стервятник». — Рене срывает с головы парик, вытирая пот со лба. — Большие собаки, Слоан. Я не могу вспомнить, когда в последний раз в Калипсо-холле был аншлаг, не говоря уже о том, чтобы присутствовали критики!

— А ты видела рекламный щит на Таймс-сквер? — Слоан хлопает себя по щекам, визжа. — Мой парень прислал мне фото между выступлениями. Я чуть не умер от удара. Не могу поверить, что Корбин раскошелился на маркетинг. Ему плевать на это место.

— Рекламный щит на Таймс-сквер? — Киваю головой в его сторону. — Он сделал это?

— Да, детка. — Слоан заключает меня в объятия, поворачивая на месте. — И он большой и славный. На нем только твое лицо, но все наши имена. Ты должна сфотографироваться с ним по дороге в бар.

Арсен потакал моему единственному эгоистичному желанию. Позволил мне побаловать себя рекламным щитом с моим лицом на нем. Несмотря на то, что мы остановились в Новом Амстердаме, так и не закончив нашу игру. Но почему?

Потому что он хочет, чтобы ты дала ему всю имеющуюся у тебя информацию о Поле и Грейс. Ему плевать на тебя.

Но было и кое-что еще. У меня есть подозрение, что Арсен действительно хочет выявить корыстную сторону меня. Чтобы показать мне, что я, как и он, забочусь о себе. Это заставляет меня чувствовать себя неловко. В основном потому, что я думаю, что он прав. Я думаю, что в глубине души есть часть меня, которая эгоистична. Я просто никогда не отпускала его.

Он был здесь сегодня вечером? Придет ли он на вечеринку, которая будет проходить на соседней улице? С этим человеком ничего нельзя сказать. Он приходит и уходит, когда ему вздумается. Отступник в костюме.

Я не могу перестать думать о нашем поцелуе. Я не уверена, взволновало ли меня это, оскорбило, обрадовало или все вместе. Это было так неожиданно, так мрачно, так отчаянно, что казалось, будто ты пьешь волшебное зелье. Я не слышала о нем с вечера на гала-концерте, что, напоминаю я себе, хорошо. У нас будет достаточно времени, чтобы узнать, что произошло между нашими близкими. Нет необходимости строить отношения с ужасным человеком.

Актеры переодеваются в праздничную одежду. Я надеваю джинсы и черный топ без бретелек и наношу немного блеска для губ. Все время я напоминаю себе, что ненавижу Арсена Корбина. И даже если я хочу увидеть его сегодня вечером, то только потому, что в эти дни он является главным источником развлечений в моей жизни. Больше ничего.