Падший

— Ну попробуй!

“Тата-та-та-а-а!” - надорвалась труба избитым цирковым мотивом, и арена под нами неожиданно пришла в движение, пойдя по кругу против часовой. Я покачнулся и слегка присел. Маржери, смеясь и танцуя перед невидимой для меня публикой, выкинула вперёд обе руки, и в них возникли… рапиры. Она ловко бросила мне одну и встала в позу Д’Артаньяна.

— Защищайся, убийца!

Она напала изящно и невесомо, и только Имя Измаил уберегло меня от мгновенной смерти. Укол тонюсенького жала я прочувствовал врезавшейся в бронежилет пулей, дыхание сшибло, я попятился и со стоном согнулся, едва не выронив свою рапиру. Отшагнув ещё, я снова зажёг первую руну и изготовился, наблюдая довольную ухмылочку на дряхлеющем, некогда красивом лице демоницы.

— Ату!

Маржери опять сделала выпад, но на сей раз я был готов. Ушёл чутка вбок, хоть и недостаточно, чтобы успеть атаковать самому. Заливисто и звонко смеясь, под треклятое цирковое “тата-та-та”, она вертелась и плясала, а платформа арены под нами набирала ход и вроде бы даже немного поднималась вверх.

Вся надежда была на Имя Измаил и полноту посоха-факела, что позволит отражать уколы как можно дольше. В фехтовании мне с ней было не тягаться. Пусть и разными руками, но рапиру демоница держала уже сотни лет. И ничуть не сомневалась в том, что с её помощью решит сегодня Казус самонадеянного гомункула.

На том я её и поймаю.

Она прыгнула ко мне с издевательским “але-оп!”, и наша дуэль продолжилась под грохот оркестра и пляску прожекторных лучей, так и норовивших угодить мне в лицо. Под вращение арены я подстроился сразу. С уколами оказалось сложнее. Я старался отражать их по-максимуму, вертеться бешеной юлой, не иначе, ведь каждый такой чувствовался ударом кувалды как минимум, и одним махом гасил Имя Измаил, которое мне ещё нужно было успеть зажечь, чтобы не остаться лежать у ног демоницы. Только защищаться тоже было нельзя, и я выискивал возможность сделать неумелый выпад, чем только забавлял демоницу. Маржери издевательски смеялась и всё больше выкрутасничала перед невидимой публикой, пока в какой-то момент я всё же ни достал её своим остриём.

Невидимый оркестр слажал и не попал в ноты, когда я кольнул её, а платформа под нами дрогнула и начала выписывать едва ощутимую “восьмёрку”. По ощущениям, мы были уже на высоте верхних зрительских ярусов. А демоница лишь, по-прежнему хохоча, с задором глянула на кровь вокруг дырочки в камзоле, потом вдруг провела пальцем центра лба до паха, и… раздвоилась.

— A la guerre comme a la guerre!
– звонко возвестила одна она, а копия её резко напала.

От выпада я увернулся машинально, тем самым подставив себя под настоящий, куда более мощный, чем обычно, удар. Имя Измаил погасло с хлопком, я вскрикнул от неожиданности и острой боли, попятился, схватившись левой рукой за пронзённый насквозь бок. Но быстро сообразил и восстановил себя Пламенем.

Та-а-ак… А вот это нехорошо…

— М-м-м, не я одна люблю фокусы?!
– почти даже обрадованно выкрикнула старая циркачка.

Госпожа Маржери отшагнула вбок, оставив после себя ещё одну ухмыляющуюся близняшку. Не давая мне сообразить, первая копия опять напала справа, но я осознанно не отреагировал, получив новый укол. И не прогадал. Ничего не произошло! Её копии были всего лишь иллюзиями, не способными причинить никакого вреда! Ха!

Имя Измаил, наконец, восстановилось и я его спешно зажёг. Изготовился, ни на миг не упуская из поля зрения оригинальную Маржери. Ну сейчас ты у меня…

И тут грёбаная платформа резко замедлилась. Я шлёпнулся плашмя, больно пропахав шершавый настил лицом. Вскочил под насмешливое “уак-уак-уа-а-ак” невидимого трубача и понял, что понятия не имею, кто из трёх Маржери настоящая.

Они не атаковали, чтобы не выдать себя. Смеялись и гримасничали, плясали и скакали, дразня меня ложными уколами, постепенно заходя со всех сторон. Слегка покачивающаяся платформа опять ускорялась, оркестр тоже набирал темп, а чёртов свет прожекторов в конец меня дизориентировал. В итоге я не понял, кто из них нанёс удар. Имя уберегло меня опять, но под кожей на мышцах уже ощущалась одна сплошная гематома.

Снова укол! И снова! Я успевал что-то отразить. Успевал вновь зажечь белый огонь защитного Имени, но и только. Долго я так не протяну. Нужно что-то придумать! Отступить? Провалиться прямо сквозь платформу с помощью Имени Абитус?..

А дальше что? Бежать обратно в город? Трусливо спасаться?

Время от времени каждая из Маржери кланялась или взмахивала руками, поворачиваясь ко мне спиной, в общем делала что угодно, чтобы не упустить даже малейшей толики внимания невидимой для меня публики. Для демоницы это было чуть ли не сродни вдоху.

В какой-то момент удачно извернувшись, я вдруг, сам от себя не ожидая, точно уколол нападавшую циркачку, и та вмиг схлопнулась, оставив после себя облако разноцветных, медленно опадающих в сизом дыму конфетти.

— Ты уже заготовила себе новое тело, а Маржери?
– выкрикнул я как можно громче, стараясь перекричать проклятый оркестр. Обе оставшиеся циркачки осклабились.
– Или будешь вилять обвислой жопой перед ними пока позволяют колени и на харе держится хоть сколько-нибудь сносный грим? Или дождёшься, когда хруст суставов начнёт заглушать оркестр, а, Маржери?

Та что слева покривилась. Всего на миг, не больше, но этого было достаточно. Под жаровней факела уже не было подтёков, но я решился на ва-банк. Бросился на демоницу открыто, как чёртов камикадзе, и она среагировала быстрее кобры. Наши рапиры достигли цели почти одновременно. Только вот моя прошла плоть Маржери насквозь, а её звонко сломалась пополам, в очередной раз не преодолев Имя Измаил.

Платформа вскинулась и со стоном накренилась, а мы, кувыркаясь, полетели вниз. Раздался оглушительный грохот, треск, оркестр смолк, повсюду вдруг начали кричать люди, и… я почувствовал смерть. Рухнувшая платформа угодила прямиком на зрительские ряды!..

Мы поднимались в пыли и осколках прожекторов. Одновременно, и Маржери уже не смеялась. Даже демону не до смеха, когда твоё смертное тело пронзено рапирой у самого сердца. Сантиметр, не больше. Какой-то сраный сантиметр промаха не позволил мне закончить сегодняшний вечер прямо сейчас! Скалясь уже злобно, циркачка медленно вынула из себя оружие, которое сама мне же и дала. И вдруг потянулась за Пламенем тех, кто только что погиб по нашей с ней вине.

Она даже не пошевелилась для этого, но и так было ясно, что она делает. Сейчас Маржери напитается загубленной жизнью тех, кто вдруг оказался раздавлен платформой, и тем самым вылечит себя, возможно став сильнее или быстрее. А я проиграю эту схватку. Ведь останусь почти пуст.

А я останусь?..

Нет, я тоже потянулся к смертям. К терпким и горьким, к странным образом тёпло-сладким, к колко-солоноватым огням людей, которые оказались тут не по своей вине. Против воли прикоснулся к желанию вывезти наконец семью на море, к неустанным попыткам завести детей, к ностальгической тоске по прожитой жизни, к гордости за погибшего при исполнении сына, к мечте о… маленьком лохматом щенке?

Я застонал, стискивая зубы до боли. Пути назад не было. Уже нет.

Лицо с растрескавшимися белилами вытянулось от удивления, когда поток Пламени распался надвое, и стал питать нас обоих. Желтоватые глаза циркачки вдруг застыли, остекленели и увеличились, растянулись вширь. А затем, словно желтки по раскалённой сковородке, потекли по лицу в разные стороны. Теперь их было четыре, и все - самое настоящее зеркало с едва заметными иголочками вертикальных зрачков. Маржери трансформировалась. Принимала свою истинную форму, и притом на ней невозможно стало сфокусировать взгляд. Я видел её тонкие изящные ноги все в крючковатых костяных наростах. Видел когтистые руки с лишним суставом и пышный веером хвост, вместо перьев на котором трепетали плоские не то черви, не то змеи. Но видел я всё это боковым зрением. Куда ни глянь, всюду взгляд проваливался сквозь демоницу, словно бы проделывал в ней дыру. И, главное, невозможно было хоть как-то различить её лицо. Зеркальные глаза, хаотично плывущие по нему в разные стороны, мистически привлекали внимание к себе, и даже с такого расстояния казалось, что смотришь в собственное отражение.