Палаццо Сольяно

Эти вечером,после окончания работы, Вей пришлось бы вернуться домой одной, потому что у Лана был выходной. До десяти оставалось несколько минут, и в баре находилось совсем немного клиентов. Вей отхлебнула фруктового сока и подмигнула Генри, пианисту, занявшему ее место. Генри предстояло работать до двух утра. Она заиграла первые ноты отрывка из Коула Портера, а потом ее коллега уселся за кресло, рядом с ней, играя с ней. Они закончили играть под аплодисменты клиентов. Вей поднялась, и собиралась пойти в подсобку, чтобы сменить одежду. Вдруг ей показалось, что она увидела Эдуардо.

– Привет, - тихо сказал он.

Ей показалось, что она увидела старого друга, и она ответила на приветствие.

– Ты уже поужинала?

– Я всегда ужинаю дома.

– Тогда давай я тебя провожу.

Девушка с недоумением посмотрела на него – в его глазах она увидела отражение собственной грусти.

– Хорошо. Я только переоденусь. Увидимся в холле.

Они вышли на Таймс сквер и пошли к станции метро на Пятой Авеню. Ветер колол, кусал их лица тысячью ледяных иголок, слова превращались в ледяные облачка пара, растворявшиеся в ночной темноте. После того как они вышли на Бруклин, они свернули на узкую улочку с двухэтажными коттеджами.

– Я почему-то думал, что ты живешь в китайском квартале.

– Здесь живут многие италоамериканцы и ирландцы. А это – дом моего брата, он женился на американке с китайскими корнями, а у ее родителей чудесный магазин китайского фарфора на конце улицы.

Улица была пустынной, только какой-то пьяница зигзагообразно брел по мостовой и орал старую ирландскую балладу. Из какого-то освещенного окна доносились отзвуки ссоры между мужчиной и женщиной.

Вей с Эдуардо остановились у лестницы старого дома.

– Мы пришли.

– Хорошо. Спасибо, что позволила тебя проводить.

– Почему ты это сделал?

– Не знаю, обычно я не провожаю домой девушек из музыкального бара.

– Обычно я не позволяю провожать себя до дома.

– Спокойной ночи, Вей, - улыбнулся Эдуардо, наблюдая за тем, как девушка поднимается по ступенькам и вставляет ключ в дверь. Вей открыла входную дверь, и посмотрела на грустного красивого мужчину, который ждал, пока она скроется за дверью. Вдруг, повинуясь какому-то непонятному импульсу, девушка предложила:

– Если ты еще не ужинал, предлагаю тебе разделить со мной ужин.

}Обновление от 02.02.15}

7

Эдуардо поднялся по ступенькам, остановившись у парадной двери, он долго смотрел на Вей, пока девушка не сказала: «Чего ты ждешь? Сейчас совсем заледенеешь.»

Вей шла перед Эдуардо по лестнице. Когда они зашли в маленькую квартирку, их встретила согревающая волна тепла. Жилище Вей было довольно-таки старым, со старенькой мебелью и истертым паркетом, истончившимися от старости коврами, скрипящими форточками.

Где твоя подруга?

– Поехала к родителям провести праздники и вернется только завтра.

Они сняли верхнюю одежду и повесили ее на стул. Вей пошла в кухню, а Эдуардо последовал за ней.

– Я женат. У меня прекрасная семья в Италии, я никогда не искал компании. Сегодня вечером мне нужно поговорить с кем-нибудь, - признался Эдуардо.

Она кивнула. Вей понимала, что он разрывался между желанием уйти и желанием остаться.

– Мне почти девятнадцать. В Китае у меня был муж. Он умер. Сейчас я счастливо живу одна.

Вей достала из холодильника круглое блюдо с разноцветной едой, которое можно было бы вполне поместить на обложку журнала.

– Что это?

– Рис басмати, цыпленок в миндальном соусе, и тонкие овощи, нарезанные полосками. Мой отец говорит, что повар может считаться поваром, когда, если нужно приготовить блюдо за десять минут, и причем восемь минут он режет овощи. В этом шкафчике посуда и столовые приборы. Накрой на стол, пожалуйста, а я пока сварю кофе.

Они расположились за столом в кухне, друг напротив друга. А ужин начали с кофе.

– Мне так хорошо с тобой. Тепло, - признался Эдуардо.

– У тебя такие грустные глаза.

– И у тебя. Это твое «счастливо живу одна» заставляет меня думать, что с мужем тебе не повезло. Но во сколько же лет ты вышла замуж?

– Меня насильно выдали замуж в шестнадцать, и это был неудачный брак. Но я не хочу говорить об этом.

– Я вчера остановился в отеле после долгого перелета. Я провожу больше времени в воздухе, чем на земле. Иногда я понимаю свою жену, которая не всегда меня сопровождает, особенно когда нужно торчать в самолете много часов.

– Значит, ты часто одинок.

– Больше, чем бы мне хотелось. И я тоже не хочу об этом говорить.

Они сидели у окна, переполненного ночным небом.

– Посмотри на луну, она больше и ярче, чем обычно. Она так близко, что, кажется, мы можем к ней прикоснуться. Она напомнила мне фильм с Шер, рассказывающей о лунной ночи, подобной этой, ночи, заколдовывающей и мужчин, и женщин.

– Я не часто хожу в кино, - признался Эдуардо.

– А я часто. Меня заразила моя соседка Джулия. Знаешь, она до сих пор мечтает, что однажды станет великой актрисой. А пока ей удалось сняться только в рекламе спрея для ног. И правда, показывают только ее пятки, мягкие и блестящие! – засмеялась Вей.

– А кем ты хотела стать, когда была маленькой?

– Девочкой я мечтала давать концерты, но жизнь повернулась совсем по-другому. Сейчас я счастлива уже оттого, что у меня есть работа, и я могу играть на пианино. В ближайшем будущем я бы хотела поступить в консерваторию. А ты?

Они закончили ужинать, и перешли в зал, который, как объяснила Вей, был одновременно и ее спальней. Нужно было только разложить диван, и кровать готова. У стены, конечно же, стояло пианино. Эдуардо покрутился на сиденье и сказал:

– Я работаю в мире кораллов. Эту профессию я унаследовал от своего отца, тот – от деда, дед – от прадеда, ну и так далее. Первый Сольяно, о котором мы знаем, был неаполитанским коммерсантом, который продавал необработанный коралл евреям в Ливорно, в седьмом веке. Мы по происхождению – неапольские евреи, в вечном конфликте с шумной душой южан-итальянцев и тихой бережливой натурой еврейского народа. Но уже в первых десятилетиях восьмого века мы стали христианами, и оставили Неаполь, чтобы переехать в близлежайший городок, Торре дель Греко. Там я живу и работаю. А ты буддистка?