Палаццо Сольяно
Шрифт:
В этот момент нотариус сделал паузу – все видели, что и он был растроган. Онорато трубно высморкался и пробормотал:
– Это непрофессионально, я знаю, но мне так тяжело это читать. Эдуардо был мне как брат.
Он отхлебнул горячего чаю и продолжил.
«Моя жена полностью наследует все мое движимое и недвижимое имущество. В подходящее время именно она разделит нашу собственность между нашими детьми. И я желаю, чтобы между моими наследниками не было противоречий.
Когда умер
У моей сестры Присциллы нет финансовых проблем, но однажды забота может понадобиться и ей, моим наследникам в таком случае надлежит принять ее в доме, где она родилась и жила много лет.
Моей матери я доверяю задачу быть рядом с Урсулой, ведь именно ее мудрость станет для моей жены большим подспорьем.
Я желаю также, чтобы у моих детей никогда не было ни перед кем долгов, в особенности перед банками. В случае отсутствия наличных им надлежит ждать лучших времен. Сольяно всегда придерживались этого правила и никогда об этом не жалели.
Также желаю, чтобы мои наследники с вниманием и осторожностью давали взаймы. Если дашь в долг другу, рано или поздно он станет врагом. Им следует научиться никогда никому не открывать истинных размеров состояния, не распространяться о коммерческих успехах и никогда ни по какой причине не выставлять их напоказ.
По любым финансовым и юридическим проблемам обращайтесь к Онорато Спинелли, моему нотариусу, и адвокату Антонио Скарпетта – они всегда отлично выполняли свою работу.
Моим сыновьям Саверио и Джанни оставляю наручные часы, а дочерям – запонки, коммерческая стоимость данных предметов одинакова.
Если кто-то из моих детей решит вступить в конфликт с мамой, я достану их и с того света, и у них больше не будет спокойных ночей. Ведь именно вашей маме я обязан так многим, что вы не можете себе даже представить. Она была бесценной опорой, понимающей и любящей меня и мою семью.»
Нотариус остановился снова – все плакали, в течение многих лет он встречал разную реакцию на последнюю волю покойных – от слез до яростных ссор и даже поножовщины, и поэтому искренний плач родных Эдуардо был редкостным явлением даже для него.
– Должен сказать, мой друг оставил в наследство огромную любовь.
– Он что-то еще говорит?- спросил Джанни с глазами, полными слез.
– Осталось заключение,сейчас прочитаю.
«Моя дорогая семья, я вас всех люблю. Мама, тетушки, дети, и ты, моя Медведица, я никогда не покину вас, ведь в сердце каждого из вас я занял тепленькое местечко. Вы и кораллы – смысл моей жизни. В ваши руки я вверяю огромное наследие, содержащее бесценную честность, красоту и искусство. Реализовывайте самые амбициозные проекты, уважайте ваших ближних, тех, кто вас любит и кто помогает вам.»
}4
Воцарилось молчание. Солнце уже зашло, а с моря дул легкий бриз, играющий с тюлевыми занавесками на окнах.
Нотариус поднялся.
– Если у вас нет вопросов, я пойду. Вам надо побыть одним.
– У меня есть вопрос, - сказала Аркетта. – Что же все-таки оставил мне мой брат?
Нотариус посмотрел на семью, и семья посмотрела на него. Урсула ей улыбнулся, поднялась ей навстречу, обняла и сказала:
– Эдуардо тебе оставил одно из самых главных сокровищ семьи, то, что ты всегда хотела и всегда боялась попросить. Знаешь, о чем я говорю?
– Нет!
– Напряги-ка память, дорогая тетушка. Эту вещь ты любишь всего. Я знаю, ты не помнишь, но давай я побуду твоей памятью.Тридцать лет назад, когда я только вошла в семью, ты провела меня по музею. Среди самых бесценных и старинных украшений ты показала мне что-то, говоря: «Не знаю, чтобы я отдала за одну только возможность поносить ее, но это нельзя трогать. Совсем-совсем!»
– Диадема императрицы! – прошептала Аркетта, распахнув глаза.
– Эдуардо оставил ее тебе, и ты можешь носить ее тогда, когда тебе захочется, - пообещала Урсула.
– Какой замечательный подарок! – воскликнула Аркетта, и спрятала лицо в ладонях, пятаясь скрыть эмоции.
Эта диадема из коралов, жемчуга и бриллиантов была создана прадедом, Джузеппе Сольяно, и составляла часть комплекта украшений – кольца, колье и браслета – которые были запечатлены на известном портрете Марии Луизы Австрийской, когда она стала герцогиней Пармы. А сейчас портрет императрицы висит в Лувре. В начале двадцатого века комплект был выставлен на лондонском аукционе, и деду Эдуардо Сольяно удалось заполучить ее. Сегодня диадема хранилась в сокровищнице семьи.
Маргарита, Присцилла и молодежь не осмеливались даже дышать, настолько их поразила инициатива Урсулы: она решила сделать счастливой тетушку Аркетту, которая не знала цены вещам и деньгам, да и деньгами она не умела пользоваться.
– Я не буду надевать ее на улице, потому что такую красоту наверняка украдут. Я надену ее этим вечером на ужин, - заявила Аркетта.
Маргарита объяснила ей со всей возможной нежностью:
– Этим вечером уже включили сигнализацию, и до завтрашнего утра мы не сможем достать твою диадему. Давай ты наденешь ее завтра вечером, хорошо?
– Хорошо. Я так счастлива!
– Завтра вечером ты станешь королевой, и мы устроим праздник, - уверила ее Маргарита, благодарная Урсуле за то, что она сделала счастливой ее дочь.
Все стали расходиться, дети разошлись по комнатам, Паола и Кристина отправились помогать пожилым горничным готовиться к ужину, а Урсула отправилась проводить Онорато.
– Так как все-таки прошла твоя миланская поездка?
– Незабываемо, я же говорила.
– Хочешь увидеться завтра?
– Сначала мне нужно поговорить с монсиньором Бартиромо. И мне нужно знать мнение донны Маргариты.
– Позвони мне сама. Завтра мы ужинаем с друзьями, мне очень хотелось бы, чтобы и ты пришла. Тебе позвонит Эмануэла, в любом случае.
Навстречу Урсуле выбежал Джанни, держа в руках телефон.
– Монсиньор Бартиромо, тебя.
Она взяла переносную трубку, ее сын наклонился, чмокнул ее в щеку и пробормотал: «Я люблю тебя, мамочка».
Урсула улыбнулась, а по телефону попросила священника о встрече.