Палач, гном и рабыня

"Ты слишком туп, чтобы понять, что иногда не помнить - благо."

Витаро слишком поздно понял, что это были не совсем его мысли. Стремительно заплясавшие отсветы окрасили воду в бледно-серым, к которому добавился оттенок багрянца. Гном вгляделся, с удивлением узнавая отражение закатного неба. Он уже видел такое однажды... Да. Словно наяву, перед его распахнутыми глазами раскинулась окрашенная заходящим светилом бесконечность небес. И она была рассечена пополам молнией - обрушившимся на воителя ударом клинка! Вспыхнувший на лезвии луч был столь ярок, что превратился в черноту...

Глава девятая.

Противники встретились на небольшой площадке, расположенной недалеко от торговых рядов вольных чертогов. Цаорамэ Тэцур оказался высоким - на полголовы выше Кибара - сухощавым мужчиной, в бороде которого серебрилась седина. Надбровные дуги переходили в выбритый лоб настолько плавно, что казалось, будто этот гном умышленно надвинул череп себе на глаза. Через левое плечо были переброшены заплетенные в косу волосы, удерживаемые красным шнурком с нефритовой бусиной - знаком одной из Школ Каллиграфов. Все оружие врага также располагалось с левой стороны - заткнутый за пояс традиционный короткий меч и собственно, Кисть сердца - длинный прямой клинок, висевший у бедра на специальных ремешках. Ремешки были продеты сквозь пару согнутых кольцом ножек серебряной сколопендры, спиралью обвивающей ножны. Голова металлического насекомого касалась усиками небольшой крестообразной гарды. Витаро с неудовольствием подумал, что противник ему попался какой-то несимметричный, прям как он сам сейчас - гнома мучило ощущение, будто его разрубили пополам, и половинки головы неточно прилегают друг к другу. Это ощущение было настолько сильным, что хотелось, забыв обо всем, вцепиться в ближайшую глотку и рвать, чтобы кровавые клочья летели во все стороны... Видимо, желание отразилось на лице у воина, потому что двое остававшихся в отдалении спутников Тэцура - воины Цаорамэ, у каждого по четыре клинка - шагнули ближе. Одновременно Кибар услышал сзади шаги двух своих сопровождающих. Невероятным усилием воли он взял себя в руки и заставил половинки черепа с тихим, только ему слышным щелчком соединиться в одно целое. Ярость отступила, спрятавшись где-то на дне души. Сопровождающие, подчиняясь жестам своих предводителей, ставших в четырех шагах друг от друга, снова заняли позиции по краям площади. Во входах ведущих на нее тоннелей стояли зрители - суеты практически не было, скорее всего, удобные места были распределены заранее. Бросивший вызов поклонился первым, сведя кулаки перед грудью:

– Надеюсь, гемма достигла адресата в целости.

– Ваша надежда оправдалась, - вернул поклон Витаро, - но я хотел бы узнать, что позволило вам быть столь точным во времени отправления.

– Эхо иных поступков разносится очень далеко, - пожал плечами Тэцур. Кибар вежливо кивнул - жаль, но противник не желает предоставлять информации. Повинуясь традиции, воины прошли по кругу, пока не поменялись местами.

– Октаро Цаорамэ Давур был очень близок моему духу, а потому я не могу встретить его смерть бездействием. Поэтому я, Цаорамэ Тэцур, и послал вам хрустальную гемму.

– Я, Витаро Даорут Кибар, действительно убил вашего друга в поединке. Я принял вызов и явился, чтобы сразиться с вами.
– Пока звучали эти ритуальные слова, подошедшие спутники встали у них за спинами. Витаро вытащил из-за пазухи гемму вызова и не глядя подал ее одному из Цаорамэ. После медленно извлек из-за пояса попарно мечи и соединил рукояти длинного и короткого с помощью специальных захватов на эфесах. Кроме Школы Креста Даорут, технику фехтования всеми четырьмя клинками использовали только в нескольких учениях, всего одно из которых принадлежало к Школам Двух Колонн. Ножны Кибар отдал второму воину в сиренево-белой безрукавке. Вообще-то, оставив их за поясом, можно было красиво извлечь оружие и соединить его по всем канонам, но воин не хотел, чтобы в бою с таким опасным противником его хоть что-то тянуло вниз. А ножны, как и везде в подгорном царстве, изготовлены были, к слову говоря, из камня, поэтому весили в два раза больше, чем сами мечи.

Тэцур тоже обнажил свое оружие и отцепленную от пояса серебряную сколопендру с поклоном принял один из воинов Даорут. Одна из трех Кистей сердца подгорного царства коротко свистнула, описав дугу, и замерла. Острие обоюдоострого клинка смотрело немного вниз, а на эфес удерживаемой у горла рукояти легли средний и указательный пальцы левой руки.

Витаро тоже встал в боевую стойку. Некоторое время противники молча стояли друг напротив друга, словно дожидаясь, когда их спутники, пятясь, очистят пространство для боя.

А потом Кибар бросился в атаку. Он не думал и не вспоминал, а просто обрушился на врага все свое умение и всю свою скорость. Тэцур сделал три шага назад, уклоняясь и отводя плоскостью клинка некоторые удары. В сравнении с вихрем стальных сполохов, в который превратился Даорут, он казался падающим в пропасть камнем - издали вроде неспешно висящим в пустоте, но в близи движущимся со страшной скоростью. Поймав едва заметную паузу между движениями клинков противника, Цаорамэ чуть увеличил расстояние между противниками и снова изящным движением парировал метящий по глазам вражеский меч. А потом резко шагнул вперед. Его обоюдоострый меч прочертил причудливое кружево, обходя свистящие в воздухе чужие стальные дуги, и подобно атакующей змее метнулся к груди Витаро. Кибар едва успел, сломав свое движение на середине, крутануться на пятках. Если бы не внезапное озарение, то клинок Тэцура не рассек бы ему кожу на ребрах, а пронзил сердце. Даже толком не поняв, удалось ему уклониться или нет, воин попытался воткнуть врагу в левое плечо правый короткий клинок - это был единственный возможный в тот миг удар. Цаорамэ изогнулся, уходя от атаки и отпрыгнул, в движении рубанув Витаро по животу, но тот успел парировать и тоже отскочил. Будущий глава клана Даорут вдруг оскалился, скользнув взглядом по левой руке Тэцура, снова коснувшейся двумя пальцами навершия рукояти. Снова став в боевую стойку, Кибар сказал:

– Выбросить второй и третий клинки - не значит обрести пятый!
– и, выждав мгновение, снова бросился в атаку.

Первая фаза боя повторилась, с той разницей, что на этот раз Тэцур уклонялся, двигаясь в сторону. Его лицо было бесстрастно. Витаро, разворачиваясь лицо к противнику, нанес удар правым коротким клинком, превращая его в секущий взмах длинным и готовясь ударить в бок врага острием длинного клинка в другой руке. Цаорамэ отклонился назад, пропуская атаку, а потом его меч со звоном ударил по оружию Кибара, отбросив двойной меч вверх вместе с удерживающей его конечностью вверх, и метнулся к левому запястью врага. Но острие Кисти сердца лишь глухо звякнуло о чешую рукояти, просто висящей в воздухе. А ладонь, которая должна была удерживать падающее оружие, неожиданно возникла прямо перед лицом Цаорамэ.

Покрепче стиснув сжавшие голову врага пальцы, Витаро опрокинул его, изо всех сил ударив затылком о пол. Раздался хруст, и обладатель пятого клинка умер.

Витаро Даорут Кибар медленно распрямился. Несколько раз выдохнул, успокаивая дыхание и бьющий в висках пульс. Поднял к глазам левую ладонь, сжал кулак. Он победил. Да, он все еще далек от понимания происходящего. Да, это наверняка не последний бой. Но он победил, и сможет расклепать все звенья цепи - и смерть старшего брата, и попытки убить его самого, и свои провалы в памяти. Он узнает все, если продолжит побеждать. В бороде гнома мелькнула невеселая усмешка - чего бояться вспомнившему собственную смерть?

***

Одалия оглядывалась по сторонам, пытаясь понять, какую пытку придумал для нее демон на этот раз. Она сидела в центре круглой площадки на огромной горе разноцветных подушек. В пяти шагах от нее возвышалась сплошная стена, высотой в три человеческих роста. Над острыми пиками зубцов, похожих на бивни чудовища, виднелось белесое небо, словно подернутое молочной дымкой. И все свободное пространство вокруг пронизывало кружево светящейся синим паутины. Основные нити которой были завязаны в хитрый узел на лодыжке женщины. Одалия понятулась было к ним, собираясь распутать узел, но замерла, остановленная тихим голосом:

– На твоем месте я бы этого не делала, подруга.

Бывшая раджа покрутила головой. Голос шел из неширокого рва у стены, до краев полного темной, почти черной водой.

– Кто ты? Где я? Что тебе нужно?

В такт словам замерцали разбросанные в толще воды тут и там багровые искры:

– Как мне надоело отвечать на затасканные вопросы. Ничего получше спросить не могла? Например, почему не стоит отвязывать эти нити?

– Почему?
– покорно спросила Одалия.

– Потому что это - поставленная на твои разум и душу защита. Хороший мастер ставил, даже ошейник подчинения не смог проломить... Но если ты сама возьмешь и распустишь нити - то все, твой хозяин сможет творить что угодно не только с твоим телом, но и с разумом и памятью. Поняла.

Одалия кивнула. Спросила с горечью:

– Нравиться меня мучить и запутывать, тварь? Тебе мало той крови, что ты пролил, тех мук, что ты уже принес?

– Эй, милая, не обзывайся. Ты меня с кем-то путаешь. Я тут просто живу рядом, и, в отличие от тебя, даже проснуться не могу.

– Проснуться?
– медленно проговорила женщина, - то есть это - просто сон?

– Не просто. Некоторые сны реальнее других, а некоторые сны реальнее самой реальности. Так что будь осторожна, дорогая. Что бы ты себе не думала, тебе есть что терять.