Палач и Дрозд

Уотсон был откровенной мразью. Я колошматил его до тех пор, пока не разбил череп и не переломал все кости, а затем долго смотрел, как на разбитых губах сквозь осколки зубов вздуваются последние красные пузыри. Когда этот тип наконец сдох, я оставил его в вонючем переулке на растерзание крысам.

Вышло очень некрасиво. Совсем не изящно. Без подготовки и без декораций. Грязно и грубо.

Но удовольствие я получил – неимоверное!

– Уотсон оказался не так глуп, как я думал. Он поймал меня на слежке. Попытался устроить засаду.

Слоан задумчиво поджимает губы.

– Обидно.

– Что именно? Что он не убил меня первым? Эй! Я возмущен до глубины души!

– Нет, – отвечает она с усмешкой. – Просто у меня были на него такие грандиозные планы!.. Я даже успела сплести паутину с местами его последних пяти убийств.

Липкие пальцы тянутся в мою сторону, вырисовывая в воздухе сложный узор. На меня Слоан не смотрит. Будто говорит сама с собой о самом сокровенном.

О своих планах. И паутине.

– Впрочем, неважно. Все равно тупорылые кретины из ФБР меня не понимают. Но… ты пришел и все испортил! – буркает Слоан, поднимая с тарелки очередной мясной хрящик и с тяжким вздохом поднося его к губам. – Хотя, наверное, надо сказать тебе спасибо. Возможно, я недооценивала этого типа. Учитывая, как легко этот ленивый тюфяк Бриско загнал меня в клетку, с Уотсоном я могла бы и не справиться…

Яркие глаза смотрят на меня с прищуром сквозь пряди черных волос, и их блеск сдирает налет с моей темной души.

– Имей в виду, мне очень неприятно признавать это вслух. Не слишком-то гордись собой, красавчик!

Губы сами собой складываются в ухмылку.

– Значит, считаешь меня красавчиком?

– Я сказала совсем другое. Я не собираюсь сыпать в твой адрес комплиментами! – говорит Слоан, демонстративно возводя глаза к небу и дергая веком. – Ты и сам прекрасно знаешь.

Моя ухмылка становится шире, и я прячу ее за краем бокала. Мы неотрывно смотрим друг другу в глаза, пока Слоан не спохватывается и не отводит взгляд. На веснушчатых щеках проступает румянец.

– Ну, до Билла Фэрбенкса ты добралась раньше меня, – говорю я. – Так что, видимо, мы в расчете.

Слоан таращит глаза; густые темные ресницы взлетают к самым бровям.

– Ты тоже за ним охотился? – изумленно спрашивает она.

Я киваю и дергаю плечом. Прежде меня бесило, что Фэрбенкса пришлось уступить – пусть даже и Прядильщику, который был для меня кем-то вроде кумира. Сейчас же… Встретив женщину, носившую это прозвище? Охотно проиграл бы еще раз, лишь бы увидеть, как в ее глазах вспыхивает радость.

Слоан закусывает краешек губы, пытаясь скрыть злую усмешку.

– Я понятия не имела, что ты охотишься на Фэрбенкса.

– Я выслеживал его два года!

– Серьезно?

– Собрался идти за ним, но он вдруг взял и переехал. Пришлось несколько месяцев потратить на поиски и начинать всю подготовку заново. А потом, ни с того ни с сего, этого типа находят посреди паутины с вырезанными глазами.

Слоан хмыкает и чуть заметно ухмыляется. Она садится ровнее, покачиваясь на стуле.

– Я не вырезаю их, Палач. Я их выдавливаю. Аккуратно. Как подобает настоящей леди. – Слоан засовывает палец в рот, прижимает его к щеке, а потом с щелчком вынимает. – Вот так!

Я хохочу, и Слоан одаривает меня сияющей улыбкой.

– Значит, извини.

К счастью, она отворачивается прежде, чем у меня сдают нервы. Девушка берет несколько жареных картофелин, оценивающе глядит на других посетителей и вдруг отодвигает от себя тарелку.

Решила уйти? И мы больше не увидимся?

Уж она-то сумеет от меня спрятаться.

Я откашливаюсь.

– Ты слышала про серию убийств в национальных парках Орегона и Вашингтона?

Слоан поворачивается, прищурив глаза. Между темных бровей у нее проступает складка, и девушка чуть заметно качает головой.

– Убийцу прозвали Лесным Призраком. Весьма плодовитый тип. И очень, очень осторожный, – продолжаю я. – Предпочитает пеших туристов: приезжих и бродяг, которых никто не хватится. Долго пытает их, а потом каждое тело укладывает лицом на восток, а на лбу рисует крест.

Тонкая маска на лице Слоан трескается. В девушке просыпается хищник, почуявший добычу. Я буквально вижу, как в голове у нее крутятся шестеренки.

Каждая деталь – след, по которому может пройти опытный охотник.

– Сколько было жертв?

– Двенадцать. Хотя, наверное, больше, просто о них молчат.

Слоан хмурится. В зеленой глубине глаз мелькает искра.

– Почему? Чтобы не спугнуть убийцу?

– Возможно.

– Откуда сведения?

– Ты же где-то узнала про Альберта Бриско? У меня тоже есть свои источники.

Я подмигиваю. Взгляд Слоан на миг прилипает к моим губам, особенно к шраму, затем она снова смотрит мне в глаза. Опершись руками о стол, я наклоняюсь ближе.

– Как насчет дружеского соревнования? Кто победит, тот его и прикончит.

Прислонившись лопатками к кожаной спинке, Слоан долго барабанит по столу обломанными кроваво-красными ногтями и грызет потрескавшуюся нижнюю губу. Я чувствую на себе ее взгляд. Он заползает в душу и пробуждает забытые эмоции.

Я давно не знаю ни страха, ни радости.

Но сегодня ощущаю немалый азарт.

Барабанный бой ногтей стихает.

– Что за соревнование? – спрашивает Слоан.

Я машу официантке и, когда та ловит мой взгляд, жестом прошу принести меню.

– Так, небольшая игра. Давай закажем десерт и обсудим условия?

Я снова смотрю на Слоан, расплываясь в улыбке: злобной и предвкушающей.

…Коварной.

– Ты же слышала поговорку: «Кто умеет веселиться, тот и крови не боится», – шепчу я. – Проверим ее на практике.