Паломничество с оруженосцем

Вдруг он резко нажал на тормоз, они чуть не ткнулись лбами в стекло.

– Ты так машину разобьешь, – сказал Андрей.

– Нехорошее название… – сказал Саня.

– Ну, так нельзя, – воскликнул Андрей. – Ты что, такой мнительный. Что ж теперь от каждого куста будем шарахаться?

– Может, назад поедем? – повернулся к нему Саня.

– Обычное название, – сказал Андрей и серьезно добавил: – Бестемьяновка значит «без темья», «без темени», то есть без головы, бес тут ни при чем. Я пошутил, Саша, не сходи с ума.

– Ничего себе шуточки! – закричал Борисыч. – Я два года ни разу колесо не пробивал! Ну, не два – один, а тут на ровной дороге, только сказал… Тьфу-тьфу-тьфу. – постучал кулаком себя в лоб Саня. – А как ты узнал, что там Этот сидит?

– Ничего я не знал, просто совпадение.

– Красные шары – тоже совпадение!

– Он альбинос, болезнь такая: недостаток пигмента в организме – ничего тут сверхъестественного нет, – говорил, как можно убедительнее Андрей.

– А почему он рожу состроил? Нет, все равно, слишком много совпадений!

– Саша, бывает и не такое. Но мы всегда должны в своих выводах руководствоваться разумом, даже если все вокруг начнет проваливаться и противоречить нашим выводам. Это единственное на что мы можем опереться, чтобы не попасться в расставленные Им ловухи.

– Ну вот, опять – ловухи! – воскликнул в каком-то отчаянии Борисыч. – Тебя не поймешь, когда ты серьезно, а когда шутишь. Так было или нет?

– Было, но только не то, что ты думаешь.

– А что! что! – закричал Борисыч и ударил ладонями по рулю. – Что за игрушки, блин! Кто это был!

– Ну не знаю я! – закричал и Андрей, и добавил уже спокойнее: – Правда, не знаю – серьезно.

– Человек или нет?

– Скорее всего, человек.

Саня сидел с минуту молча, уставившись на дорогу, потом сказал:

– Ладно, поехали. – И они тронулись дальше.

Вскоре показались коровники с выбитыми окнами.

В деревне, куда они приехали, было две улицы, в центре ее виднелась свежая, из темного кирпича церковь, с гранеными, зелеными куполами.

– Лучше б дорогу сделали… – бурчал Борисыч. Он выбрал ближнюю улицу и поехал по ней.

Навстречу им попался человек в рясе.

– Тьфу ты – поп! А, все равно уже… – проговорил Борисыч обречено.

Они проехали еще немного и увидели второго, в таком же одеянии, запрягавшего во дворе лошадь.

– Э, да тут как бы не монастырь, – сказал Борисыч. – Здесь мы навряд ли что-нибудь соберем.

Путешественники остановились напротив магазина, на небольшой площади. Через дорогу зияли развалины бывшего клуба: на стене рядом с пустым проемом двери еще сохранилась облезлая вывеска. Не хватало также рам в окнах, простенков, а на крыше – кровли; внутри из-под обвалившейся штукатурки выглядывала деревянная арматура, висели провода и балки. Дальше улица поворачивала направо, а прямо, в тупике, из-за высокого зеленого забора сверкала, как игрушка, яркими красками новенькая церковь. За ней по одну сторону поднимался березовый лес, а по другую виднелись свежеструганные стропила недостроенного дома.

Борисыч распахнул настежь будку, залез внутрь и начал там что-то двигать, переставлять - от его страхов не осталось и следа, это снова был воротила малого бизнеса. Потом выставил ящик и на нем придавил камнем кусок неровно оторванного картона с ценами.

К нему подошел сначала один мужик, затем еще несколько. Расспросив, в чем дело, каждый подался в свою сторону.

– Давай залазь – сейчас масть попрет, – крикнул Борисыч Андрею. И действительно, не прошло и четверти часа, как стали стекаться люди с сумками и мешками.

Сразу около задней двери образовалась толпа. Однако Борисыч не спешил открывать прием стеклотары. Он снова что-то начал переставлять и двигать внутри, потом достал калькулятор, посчитал на нем, взял тетрадку, полистал ее (очередь терпеливо ждала), наконец, тяжело вздохнул и сказал:

– Ну, давайте, что там у вас – только не все сразу! – прикрикнул Борисыч на протянутые ему бутылки. – Вот сюда ставим, а я буду смотреть, что возьму, а что нет. Берем только "чебурашку", "четушку", "водочную" и "ноль тридцать три", – объявил он громко для всех. – Вот прейскурант цен перед вами.

– А что так дешево? – выкрикнул кто-то из очереди.

– Дешево! – изумился Борисыч такой наглости. – Иди сдай дороже! Если найдешь, я у тебя по той же цене возьму. – И коммерция закипела.

В толпе Андрей заметил двух человек духовного звания: один бородатый, в черной камилавке и рясе, другой совсем мальчик, в подряснике, с непокрытой головой, белокурый, похожий на девушку. Они о чем-то беседовали между собой, поставив сумки на землю.

– У вас тут что, монастырь? – спросил Андрей у облокотившегося о порог будки мужика. Тот поднял руку и почесал под кепкой.

– Хотят исделать, а пока четыре брошенных дома отремонтировали и живут в их, – сказал он, приподнимая украдкой из-под полы свою сумочку. – Прими, а? У меня всего-то семь штучек.

– Не могу, видишь, начальник строгий, – сказал Андрей. – А ты в очередь встань.

– Да не хочется из-за такой ерунды стоять, – улыбнулся конфузливо на свое нахальство мужичок. – Может, все-таки примешь?

– Правда, не могу. И что, они прямо в деревне живут?

– Ну живут. Архимандрит только ихний рядом с церквой, а так они все тута.

– Ну, давай приму, – сказал Андрей, сжалившись над мужиком. Пока он отсчитывал ему деньги, в очереди произошло какое-то движение, Андрей видел краем глаза, как высокая фигура подошла со стороны клуба. Только когда раздался громоподобный пьяный рык, он поднял голову:

– Что, иосифляне, послед греха пришли обменять на тридцать серебряников! – Голос принадлежал жилистому, бородатому детине, с опухшим от пьянства лицом; с воспаленными, заплывшими глазками; в какой-то рыжей от кирпичной пыли рясе, обрезанной до бедер; в рваных спортивных штанах с лампасами - детина был босиком. В черных, спутанных волосах его было много седых прядей и соломы. Несмотря на неприглядный вид и легкое покачивание, в осанке то и дело сквозила нарочитая величавость, которая тут же сменялась шутовским вихлянием. Обращался он к двум монахам, те при его появлении сразу отошли в сторону.

– Смотри: из-под минералки! – показал, раскрыв сумку, молодой рясофорный монашек. – Отец настоятель лечится.

– Что, святая вода уже не помогает? А все потому что о похотях тела заботится больше, чем о спасении души, – продолжал обличать пьяный пророк. – Иноки, вашу мать! Постники, плотоубийцы! Что прячетесь? Стыдно вам, онанисты?..

– Бессовестный, ну, что ты к ним пристал – иди проспись лучше, – вступилась за монахов какая-то женщина. Однако в толпе послышался и смех:

– Правильно их, так – давай, Илюха!