Разошлась молва в народе —Правда ль, нет – но слух пустили,Что магистр высокородныйДон Фадрике де КастильяОпозорил дона Педро —Короля, родного брата,Соблазнил-де королеву;Говорят одни: «Брюхата»,«Родила», – иные шепчут.Разошлись по всей СевильеКривотолки. Неизвестно,Правда ль, нет – но слух пустили.Далеко король дон Педро,И не слышал он покудаОб измене. А услышит —Кой-кому придётся худо.Что же делать королеве?Сердце ужасом объято,Пал на дом позор великий,День и ночь страшит расплата.И послала королеваЗа придворным именитым,Был тот муж, Алонсо Перес,У магистра фаворитом.Он предстал пред королевой,И ему сказала дама:«Подойди, Алонсо Перес,Не лукавь, ответствуй прямо,Что ты знаешь о магистре?Где он? Слышишь?» – «О сеньора!Он уехал на охоту,С ним все ловчие и свора».«Но скажи… Ты, верно, слышал?Толк о нём в народе шумный…Я сердита на магистра.Он такой благоразумныйИ к тому же благородный,Славный столь и родовитый…Родила на днях младенцаДевушка из нашей свиты.Мне она была подругойИ молочною сестрою.Очень я её любилаИ её проступок скрою.Беспокоюсь, что об этомВся страна узнает скоро».Что ж в ответ Алонсо Перес?«Вам рука моя – опора.Воспитать берусь младенца.Дайте мне его, сеньора».Принесли немедля свёртокВ жёлто-алом покрывалеБез гербов, без украшенийИ Алонсо передали.В Андалузию повёз онЭтот сверток драгоценный.В небольшой далёкий город,Называемый Льереной.И дитя на воспитаньеДал одной своей знакомой.Женщина была прекрасна,И звалась она Паломой.Мать её была еврейка,А отец её – меняла.Стал расти инфант, но вскореЭту тайну разузналаДонья хитрая Мария,Та, что вечно клеветала.Толком истины не зная,Королю она писала:«Я – Мария де Падилья.Знай, сеньор, твоя МарияВвек тебя не предавала,Предали тебя другие.То, что я пишу, – всё правда,Верь, сеньор, я лгать не стану.Твой обидчик спит спокойно,Хоть
нанёс тебе он рану.Не придёт он сам с повинной.Обличить пора Иуду.Всё. На этом я кончаю.Докучать тебе не буду».Прочитал король посланье,Вызвал грандов для совета.В самый мрачный день недели,В понедельник было это.Покидал король Тарифу,Хоть немало неотложныхБыло дел, но он оставилЗа себя людей надежных:Дон Фадрике де Акунью,Опытного полководца —Знал король: сей муж бесценен,Если жаркий бой ведётся;И двоюродного братаДон Гарсию де Падилью;Также Телье де Гусмана —Все его безмерно чтили,Дона Педро воспитал он,Наделён умом был щедро.В среду, на заре вечерней,В путь отправился дон ПедроВместе с Лопесом Осорьо,Другом верным, неизменным.Путники глубокой ночьюПрибыли к севильским стенам.Поздно. Как проникнуть в город?Все ворота на запоре.К счастью, мусорную кучуПод стеной узрели вскоре,Скакуна подвёл дон Педро,Встал на спину и мгновенно,За бойницу ухватившись,Перебрался через стену.К своему дворцу дон ПедроПодошёл и стал стучаться,Позабыв, что в это времяСлуги спят и домочадцы.И в него швырять камнямиНачала ночная стража,Был король побит изрядно,Потерял сознанье даже.И вскричал тогда Осорьо:«Стойте! Что вы натворили?Это ваш король, дон Педро!»Тотчас же врата открыли.Подошли поближе слуги:«Наш король на самом деле!»Повели его в покои,И уснул король в постели.Трое суток жил он тайноВо дворце, в глухом покое,А потом в далёкий КадисОтослал письмо такое:Брата своего, магистра,В этом царственном посланьеНа турнир прибыть в СевильюОн просил без опозданья.
Как король дон Педро приказал убить своего брата дона Фадрике
В дни, когда я был в Коимбре,Взятой мной у супостата,Королевский вестник прибыл,Мне привёз письмо от брата.Повелел мне брат мой ПедроБыть в Севилье на турнире.Тотчас я, магистр несчастный,Самый горемычный в мире,Взял с собой тринадцать мулов,Двадцать пять коней холёныхВ драгоценных пышных сбруях,В пёстрых шёлковых попонах.Двухнедельную дорогуОдолел я за неделю,Но когда мы через рекуПереправиться хотели,Вдруг мой мул свалился в воду.Сам я спасся еле-еле,Но кинжал свой потерял яС рукояткой золотою,И погиб мой паж любимый,Тот, что был воспитан мною.Так привёл меня в СевильюПуть, отмеченный бедою.А у самых врат столицыВстретил я отца святого,И монах, меня увидев,Мне такое молвил слово:«О магистр, храни вас небо!Есть для радости причина:В этот день – в ваш день рожденья,Подарил господь вам сына.Я могу крестить младенца.Вы скажите только слово,И приступим мы к обряду —Всё для этого готово».И ответил я монаху:«Мне сейчас не до обряда,Не могу остаться, отче,Уговаривать не надо.Ждёт меня мой брат дон Педро,Повелел он мне явиться».Своего пришпорив мула,Тотчас въехал я в столицу,Но не вижу я турнира,Тишиною всё объято.Как незваный, я подъехалКо дворцу родного брата.Но едва вошёл в палаты,Не успел ступить я шагу —Дверь захлопнулась, и мигомУ меня забрали шпагу.Я без свиты оказался —Задержали где-то свиту,А без преданных вассаловГде же я найду защиту?Хоть меня мои вассалыО беде предупреждали,За собой вины не знал яИ спокоен был вначале.Я вошёл в покои братаИ сказал ему с поклоном:«Государь! Пусть Бог поможетВам и вашим приближенным».«Не к добру, сеньор, приезд ваш,Не к добру. За год ни разуБрата вы не навестили,Прибегать пришлось к приказу.Почему-то не явилисьВы, сеньор, своей охотой.Вашу голову в подарокК Рождеству получит кто-то».«Государь, в чём я виновен?Чтил я ваш закон и волю,С вами вместе гнал я мавров,Верным был на бранном поле».«Стража! Взять! И обезглавить!Приступайте к делу быстро!»Не успел король умолкнуть,Сняли голову с магистраИ Марии де ПадильяПоднесли её на блюде,И она заговорилаС головой. Внемлите, люди!Вот какую речь держала:«Вопреки твоим наветамМы сочлись за всё, что былоВ том году, а также в этом.И за то, что дона ПедроПодлым ты смущал советом».Дама голову схватилаИ её швырнула догу.Дог – любимый пёс магистра —Голову унёс к порогуИ завыл, да так, что трепетПо всему прошёл чертогу.«Кто, – спросил король дон Педро,—Кто посмел обидеть дога?»И ответили дворянеНа такой вопрос владыки:«Плачет пёс над головоюБрата вашего Фадрике».И тогда сказала словоТётка короля седая:«Вы, король мой, зло свершили!Вас, король, я осуждаю!Из-за женщины коварнойБрата погубить родного!..»Был смущён король дон Педро,Услыхав такое слово.На Марию де ПадильяПоглядел король сурово:«Рыцари мои, схватитеЭту злобную волчицу!Ждёт её такая кара,Что и мёртвый устрашится».Появилась тут же стража,Даму бросили в темницу;Сам король носил ей пищу,Разных козней опасался.Лишь пажу, что им воспитан,Он всецело доверялся.
Донья Бланка сетует на жестокость своего супруга короля дона Педро
Донья Бланка, там, в Сидонье,Изнывая в заточенье,Со слезами говорилаПреданной своей дуэнье:«Я родная дочь Бурбона,Я принцесса по рожденью.Герб мой, символ королевский,—Лилии изображенье.Здесь о Франции с тоскоюВспоминаю что ни день я,Родины я не забуду,Даже став бесплотной тенью.Если мне даны в наследствоГорести и злоключенья,Значит, я – дитя печалиИ несчастья порожденье.Вышла я за дона Педро —Так судило провиденье.Злобен он, как тигр гирканский,Хоть красой ласкает зренье.Мне венец он дал – не сердце,Сотворил немало злого.Разве можем ждать добра мы,Раз король не держит слова,Данную ему супругуОн отверг без сожаленья,Ибо он избрал другую,Отдал сердце во владеньеЗлой Марии де Падилья.Мне он клялся, а на делеБросил ради фаворитки,Что своей достигла цели.Только раз он был со мною —Гранды этого хотели.Сотни дней, как мы расстались,Вместе не прожив недели,В чёрный день, во вторник утромНа меня венец надели.День спустя мои покоиСтали мрачны, опустели.Мужу в дар дала я пояс,Яхонты на нём блестели.Думала, что нас он свяжет,Но была пустой затея.Дал король мой дар Марии,Всё отдаст ей, не жалея.Отнесла она мой поясК чернокнижнику-еврею;Стал теперь мой дар бесценныйМерзкому подобен змею,С той поры не знаю счастьяИ надеяться на смею».
Смерть доньи Бланки де Бурбон
«О, Мария де Падилья,Вам печалиться о чём?Ради вас мой брак расторгнут,Что же лик ваш омрачён?Не люблю я, презираюДонью Бланку де Бурбон.Повелел я ей в темницеСтяг соткать: да будет онЦвета самой алой кровиИ слезами окроплён! —Этот алый стяг, расшитыйДоньей Бланкой де Бурбон,В знак любви моей, Мария,Будет вам преподнесён.Вызван дон Алонсо Ортис,Прям душою и умён,—Пусть отправится в Медину,Пусть прервёт работу он».«Государь, – промолвил Ортис,—Ваш приказ для всех закон.Но убивший королевуКороля предаст и трон».Не сказал король ни слова,Молча встал и вышел вон.Двух убийц он шлёт в Медину,Самых лютых выбрал он.В час, когда молилась БланкаВ заточении своём,Палачей она узрела,Обомлела, но потомВновь пришла она в сознаньеИ промолвила с трудом:«Знаю, для чего пришли вы,Сердце мне твердит о том.Нет, нельзя судьбы избегнуть,Всяк идёт своим путём.О Кастилия, скажи мне,В чём я виновата? В чём?Франция! Земля родная!Дом Бурбонов, отчий дом!Мне шестнадцать лет сегодня.Встречу смерть к лицу лицом.Девственницей умираю.Хоть стояла под венцом.Прощена ты мной, Мария,Пусть виновна ты во всем.Мною жертвует дон Педро.Жаждет быть с тобой вдвоём».Краткий срок ей для молитвыБыл отпущен палачом.Но, не дав молитвы кончить,Вдруг ударили сплеча.И несчастная упалаПод дубиной палача.
Священник предупреждает дона Педро об угрожающей ему опасности
Крепость выстроил дон Педро,Опасался он измены.Посреди полей АсофрыВстали каменные стены.Чтоб не мог напасть Энрике,Брат, соперник дерзновенный.Раз, когда король был в замке,Постучал аббат в воротаИ сказал, что дону ПедроХочет он поведать что-то.Стража провела аббатаВ отдаленные покоиК дону Педро, где священникРассказал ему такое:«Государь, король дон Педро,Ты лишился бы покоя,Если б ведал, если б знал ты,Что нависло над тобою.Мне открыл святой ДомингоТо, что я тебе открою:Знай – тебе грозит опасность,Потому что дон ЭнрикеИзвести тебя замыслил.Зреет заговор великий.Коль беспечен и доверчивБудешь ты себе на горе,Смерть тебя, король, постигнет,В муках ты погибнешь вскоре.Ты над этим поразмыслиИ не забывай об этом.Ради жизни и короныНе пренебрегай советом:Арестуй немедля графа,Заточи его в темницу,Требуя повиновенья,И тогда твой брат смирится.И пока не даст он клятвы,Содержи его в темнице.Наконец, убей Энрике,Если он не подчинится.Твёрдым будь в своих поступках,Иль судьба постигнет злая.Верь, король, моим советам,Я тебе добра желаю.Знай, король, мое известьеДля тебя, как воскресенье,Ты в опасности великой,Я принес тебе спасенье;Или ты, рассудку внемля,Мне, король, поверишь – илиВстретишь гибель. Эту тайнуНебеса тебе открыли».Это выслушал дон Педро,Сердце трепетом объято,И, однако, он значеньяНе придал словам аббата.Мыслил он: всё это слухи,Лжёт священник, без сомненья,Но потом, слегка подумав,Он решил без промедленьяВсех сановников, всех грандовДля совета вызвать все же,Вызвать рыцарей отважных.И когда сошлись вельможи,Он сказал им: «Кабальеро,Я собрал вас для совета.Мне Господь раскрыл измену.Что вы скажете на это?Об опасности великойСообщил один священник.Правда, я ему не верю,Думаю, что лжёт, мошенник.Может быть, у нас желаетОн снискать расположенье?»Вновь король велел аббатуРассказать об откровенье,О явлении святого,О
зловещих кознях брата.А потом придворной стражеПриказал схватить аббата,Он решил, что тот смеётся,Не терпел дон Педро шуток.Повелел костёр зажечь он —В гневе был дон Педро жуток —Он велел аббата броситьВ разгоревшееся пламя.Чудилась всегда владыкеЛишь коварство за словами.
Смерть короля дона Педро от руки единокровного брата дона Энрике
Руки мощные сплетают,Обхватив друг друга, братья —Дон Энрике с доном Педро.Их железные объятьяБратскими не назовёте,Братья бьются, слов не тратя,То кинжал сверкнул, то шпага,Крепко сжаты рукояти.Короля теснит Энрике,Стоек Педро. Бьются братья,В их сердцах пылает ярость,С губ срываются проклятья.В стороне стоит свидетель,Молчаливый наблюдатель,Юный паж, слуга Энрике.Вдруг он видит – о Создатель! —Братья дрогнули и обаНа пол падают. НекстатиЧуть замешкался Энрике,И король – верхом на брате.Час твой пробил, дон Энрике.Паж – в смятенье и, не глядя,Бросился на дона Педро,За камзол хватает сзади,Говоря: «Прошу прощенья.Государь, судите сами,Я спасаю господина,Потому невежлив с вами».И уже вскочил Энрике,Сталь в деснице засверкала.В грудь коварного владыкиОстрие вошло кинжала.Сердце замерло навеки,Захлебнулось кровью алой.В христианском нашем миреЗлее сердца не бывало.
Из поэзии Далмации*
Петр Гекторович
1487–1572
Рыбная ловля и рыбацкие присказки
Отрывок
Выйдя в полдень жаркий к берегу залива, У рыбачьей барки повстречал я диво:Чувствами богатых бедняков я встретил, Пусть наряд в заплатах – был бы разум светел!Нас всегда смущает вид простонародный, Знайте – он скрывает разум благородный.Нищета богата – Бог тому свидетель! — В ней, как в недрах злато, скрыта добродетель.Бедняков считаем мы ненужным сором, Так что нищета им кажется позором,Но когда при встрече к беднякам снисходим, Их простые речи мудрыми находим.Кажется убогим их существованье, Но даны немногим мудрость их и знанье.Диоген когда-то был увенчан славой, Жил он небогато – в бочке жил дырявой.Персов победитель знал величью цену, Но познал властитель зависть к Диогену.И сказал тогда я рыбакам смиренным: «Что же, обладая опытом бесценным,Вы свой дар таите? Братья, вы не правы!Если знать хотите, вы достойны славы.Разум ваш чудесен, он во всё вникает, Сладость ваших песен в сердце проникает.Мне бы плыть беспечно с вами по просторам И внимать бы вечно вашим разговорам».И тогда Паское отвечал с поклоном: «Вы со всей душою – к людям неученым.Наше вам спасибо, вы добры без меры К нам, крестьянам, ибо мы бедны и серы.Не судите строго – знают даже дети: Тех, чья жизнь убога, больше всех на свете».Прекратив беседу, я сказал крестьянам: «Приступить к обеду, кажется, пора нам».Говорится слово – делается дело, Варево готово, быстро закипело.И когда вкусили мы горячей снеди, Снова приступили к прерванной беседе.Долго говорили про улов богатый И о том, как плыли мы в ладье дощатой.Я сказал: «Свершилось всё, как мы хотели: Море покорилось, волны отшумели.Долго мы блуждали по морю седому, Но опять пристали к берегу родному».
Никола Налешкович
1510–1587
«Как можешь примириться…»
Как можешь примиритьсяТы с участью моею:Я сохну и бледнею, Смерть зову я.Тебе любовь даруя,Я тщетно ждал ответа.Какая же за это Мне награда?Нет, золота не надо,Я не стремлюсь к наживам,Я преданным, не лживым Был слугою.Бродил я за тобоюИ ждал совсем иного —Лишь ласкового слова Нежной вилы,Я жаждал, друг мой милый,Хотя бы только взгляда,Вот высшая награда, Без сомненья!Готов я на мученья,Пусть боль терзает душу!Коль верность я нарушу, Пусть я сгину!Развей мою кручину,Дай радости немного,Молю я, ради бога, Дорогая!Я счастлив, вспоминаяЧерты живые эти,Им равных нет на свете И не будет!Твой взгляд мой жар остудит.Ты облегчишь мне муку,Лишь протяни мне руку, Я воспряну.Твоим навеки стану,Поклонник твой несмелый.Бери, что хочешь делай, О царица!
Никола Димитрович
1510–1554
«Строка, ты крылата, лети же к Николе…»
Николе Нале
Строка, ты крылата, лети же к Николе, Сожрал с ним когда-то немало я соли,Лети же с приветом над славной Рагузой, Любезной поэтам, взлелеянной музой.Порой мы в такие уносимся дали, Которых иные во сне не видали.В далёких державах скитаюсь я ныне. Дворцов величавых полно на чужбине.Мне столько изведать пришлось в этих странах — Всего не поведать и в книгах пространных.Сегодня в стране я неведомой, новой, Здесь рожи чернее икры осетровой;Здесь силу и старый подчас сохраняет, Посмотришь – кантары* шутя поднимает;Здесь молодец ражий за трапезу сядет — С подобной поклажей и лошадь не сладит;Когда не хватает для выпивки денег, Свой скарб пропивает мгновенно мошенник,За выпивкой пищи глотает он горы — Обжора почище любого обжоры.В тех землях святыми считают безумных, Толпятся за ними на торжищах шумных.Они здесь персоны всех выше на свете, Здесь бьют им поклоны и старцы и дети.Диковин немало в земле этой странной: Врата из металла, а ключ – деревянный,Здесь люди порою к учтивости глухи: Облают свиньёю и отпрыском шлюхи.Тебя лиходеи побьют между делом, Беги поскорее – останешься целым.Без чести, без сердца живут образины, Любой иноверца предаст за майдины*.Тебя супостаты обманут открыто, Здесь деньги лишь святы, а совесть забыта.Налешкович славный, всё это не диво: Ведь силою главной здесь стала нажива.Здесь можно порою нажиться нехудо, С набитой мошною уехать отсюда.Венеция стала сильна и богата — Не здесь ли стяжала Венеция злато?Она посещает давно эти страны И вдаль посылает галер караваны,И грузит их, Нико, она не холстами — Торгует гвоздикой, корицей, шелками.Мы, друг мой, робеем в торговле недаром — Совсем не владеем купеческим даром:Тростник поставляем и лес басурманам, Барыш уступаем купцам чужестранным.Когда бы мы были немного лукавей, Мы их бы затмили в богатстве и славе,И мы б торговали тогда не впустую… А впрочем, мой Нале, о чём я толкую!Тебя бы о жизни хотел расспросить я: Какие в отчизне случились событья?Слыхал я: от мору страна пострадала, Погибло в ту пору сограждан немало.Пускай наградит их наш Бог-Вседержитель И примет забытых в Господню обитель!А коли с чумою ты справился чёрной, С болезнью любою ты сладишь бесспорно.Ты силой отмечен и ладно сколочен, Как тисс долговечен, и кряжист, и прочен.Ведь четверть ягненка съедал ты, бывало, В придачу цыплёнка, жаркого немало,С друзьями гуляя под сенью Парнаса, Вином запивая горячее мясо.Обижен судьбою, я горько заплачу, Коль дружбу с тобою навеки утрачу.Кто рифмой не хуже владеет, чем Матко, И пишет к тому же так нежно и сладко?Тревожусь о Матке: он в Стон перебрался — В краю лихорадки живым бы остался!Но тягостней муки, когда умираем, Скорбя от разлуки с отеческим краем,Плывёшь на чужбину – и солнце не светит; А Матко кончину с улыбкою встретит,Он мир не покинет, останется здесь он, Поскольку не сгинет краса его песен;Поёт для влюблённых он песни поныне, Как пел Арион их, плывя на дельфине.Хоть дома бывают болезни жестоки, От них умирают и здесь, на востоке.Мне страны такие ещё не встречались, Где жизни людские два раза кончались;Два раза кончаться захочет ли каждый — Со светом прощаться приятно ли дважды?Нас гибель – о Боже! – одна ожидает, Кто раньше, кто позже сей мир покидает.О Нико мой милый, ты знаешь прекрасно: Избегнуть могилы живое не властно.Я жив, и при этом здоров я покуда; Здесь гибельно летом, а нынче нехудо;Зимой расцветают поля и долины, Плоды созревают, бобы и маслины,Пройди по базарам: капусты, салату Дадут, коль не даром – за малую плату.Ни глада, ни стужи здесь нет и в помине, А в поле к тому же привольно скотине,Баранина всюду жирна неизменно, И льётся в сосуды молочная пена,В три гроша монетку достань наудачу — Получишь наседку и яйца в придачу,И мелочи тоже на рынке достаток: Динар – не дороже – голубок десяток.Здесь сыра головки, там бочки сметаны, На пыльной циновке огромные жбаны,Здесь столько съестного всегда продаётся, Лишь сала свиного купить не придётся,Огромнейшей рыбы цена – полдинара, Вовек не уйти бы с такого базара!Хлебов здесь пятнадцать за грош покупаем, Два наших сравнятся с таким караваем.Здесь сладостна даже вода из колодца — В Рагузе не слаже вино продаётся.Всего не изложишь. Рассказ покороче И то ты не сможешь дослушать до ночи.Не край здесь, а чудо, с ним рай не сравнится; Кто станет отсюда в могилу стремиться?Я точку на этом поставлю, пожалуй, Не медли с ответом, бродягу побалуй.Матьело я тоже поклон посылаю. (Он жив ли, о Боже!) На этом кончаю.Сей Александров град основан Македонцем,Здесь, Нале, твой собрат живёт под жарким солнцем,Здесь в тысячу пятьсот пятьдесят третий год,С тех пор когда Господь явил Христа приход,В день тёплый января на солнечном Востоке,С тобою говоря, писал я эти строки.
Динко Ранина
1536–1607
«Не вижу я счастья в именье богатом…»
Не вижу я счастья в именье богатом,Не стану я властью прельщаться и златом.Ни белоколонных дворцов мне не надо,Ни сводов зелёных тенистого сада,Не любы мне, право, ни дух благовоний,Ни бранная слава, ни борзые кони,Ни княжья порфира, ни сладость короны,Ни таинства мира, ни Божьи законы,Не жажду постичь я судьбы повеленья,Не жажду величья, не жду поклоненья.Все люди во власти тщеславья, наживы,Мне чужды их страсти, смешны их порывы,О друг мой, не скрою, я жду одного лишь,Что вечно с тобою ты быть мне позволишь.
Юрий Баракович
1548–1628
Славянская муза
Как верное чадо, ты должен по правуРодимого града поддерживать славу,Отчизны былое ты помнить обязан,Ты с этой землёю, как с матерью, связан.Нас мать породила, вскормила, и всё жеЗемли этой милой и мать не дороже,Ведь женское бремя не длится столетье,В известное время рождаются дети,А лоно земное и после рожденьяХранит всё живое, все Божьи творенья.Адама когда-то земля породилаИ вновь без возврата во чреве сокрыла.Подумай же здраво, настрой свою лиру!Прошла моя слава – верни ее миру!Слагай свои песни, любовью пылая,—В них дух мой воскреснет и слава былая.Прославить дано мне отчизну родную.Народу напомни, что я существую!Хочу объясниться сегодня с тобою,Не стану таиться, всю правду открою.Я здешняя вила, славянская муза,Но жизнь мне постыла и стала обузой.В безвестности людям темней, чем в могиле,Себя мы забудем, коль нас позабыли.Я в нашей отчизне была знаменита,А ныне при жизни я всеми забыта.Ты помнишь поэта Морулича славу?Латинянам это пришлось не по нраву.Но годы промчались бесследно, и нынеУ нас помешались на школьной латыни.Все музы стяжали бессмертные лавры:Своих почитали и греки, и мавры,Поляки, тевтоны гордятся своими,У нас же каноны заимствуют в Риме.Язык свой ругая, сограждане нашиТвердят, что другая поэзия краше.Но мы бы стяжали всемирную славу,Когда б уважали язык свой по праву.