Память льда

Мхиби было трудно понять этот народ, охваченный безразличием ко всему. Казалось, самые обыденные разговоры требовали от них чрезмерных усилий. Длинный и мучительный путь тисте анди насчитывал много тысячелетий и был полон тайных трагедий. Сколько незаживающих ран нанесла им судьба? Но даже вечное страдание может стать образом жизни. Однако то, что подобное существование растянулось на десятилетия, века, даже тысячелетия, повергало Мхиби в безмолвный ужас.

Узкие, странного вида шатры вполне могли служить пристанищем для духов и призраков. Рхиви вдруг подумалось, что она идет по кладбищу, полному живых покойников. Выцветшие рваные ленты, прикрепленные к металлическим опорным шестам, только усугубляли жуткую картину. Хорошо, что сейчас утро; в сумерках высокие и тощие фигуры тисте анди вполне могли бы сойти за привидения. Женщине казалось, что они пребывают в состоянии вечного ожидания. Видя это, она всегда вздрагивала. И в то же время заторможенность и апатия тисте анди были весьма обманчивы. Мхиби знала, на что они способны; она видела, с какой яростью воины — тисте анди обнажают мечи и сколь искусно владеют оружием. И магию этого народа ей тоже приходилось наблюдать не единожды.

У людей холодное безразличие нередко сочеталось с жестокими поступками. Оно считалось олицетворением зла. Но поведение тисте анди могло огорошить даже самого черствого человека. Они сражались под командованием Каладана Бруда, воюя за чужие интересы. Сами тисте анди редко погибали, но, когда такое случалось, соплеменники даже и не думали хоронить погибших. Они бросали трупы, предоставляя рхиви заниматься погребением и совершать необходимые ритуалы. И то и другое тисте анди воспринимали с неизменным равнодушием. Их даже удивляло, как можно столько возиться с мертвецами.

Штабной шатер имел форму восьмиугольника: на деревянный каркас была натянута парусина — некогда ярко-красная, а теперь выгоревшая на солнце до оранжевого цвета. Во многих местах виднелись заплаты. Первоначально этот шатер принадлежал Багровой гвардии и был брошен ею вместе с грудой прочего мусора. Всадник Хурлокель разыскал его и привез Каладану Бруду. Неприхотливого Воеводу, не привыкшего к роскоши, шатер вполне устраивал.

Широкий полог у входа был открыт и подвязан. На вершине переднего опорного столба восседал великий ворон и, вскинув голову, разглядывал вошедших. Клюв громадной птицы раскрылся в немом смехе. Мхиби невольно улыбнулась; она узнала Каргу — любимую служительницу Аномандера Рейка, которая неумолимо, точно больная совесть, донимала Каладана Бруда своими советами. Карга неоднократно приводила Воеводу на грань бешенства.

«И все же Бруд терпит ее, как терпит и самого Аномандера Рейка. Ох и непростой у них союз. Говорят, Бруд и Рейк сражаются вместе еще с незапамятных времен. Только вот доверяют ли они друг другу? В их отношениях очень трудно разобраться; там накопились целые пласты всевозможных сложностей, перемежающиеся неопределенностями и двусмысленностями. И никто не знает, действительно ли Карга, так сказать, служит мостиком, связующим звеном между обоими воинами или же, напротив, только еще больше все запутывает».

— Эй, Дуджек Однорукий! — громко прокаркала Карга. — И ты, Скворец! Я принесла вам привет от даруджистанского алхимика Барука! А еще по приказу моего повелителя Аномандера Рейка, владыки Семени Луны, Рыцаря Высокого дома Тьмы и сына Матери Тьмы, я должна донести до вас кое-что. Я передаю вам… нет, не его приветствие… ни в коем случае. Его изумление. Да, очень верное слово. Изумление!

— И что же так изумляет твоего господина, птичка? — нахмурившись, спросил Дуджек Однорукий.

— Птичка?! — взвилась Карга. — Да как ты посмел так меня назвать? Ты хоть знаешь, кто перед тобой? Я, между прочим, предводительница многочисленного и шумного племени великих воронов!

— Предводительница великих воронов, говоришь? — хмыкнул Скворец. — Похоже, не врешь, учитывая, как отчаянно ты орешь.

— Жалкий выскочка! — каркнула Карга. — Знай, Дуджек Однорукий: изумление моего повелителя не знает границ и не имеет объяснения.

— Скажи лучше, что объяснение тебе не по мозгам, — огрызнулся верховный кулак.

— Неслыханная дерзость. Изволь выказывать мне уважение, смертный, не то однажды я славно попирую на твоем трупе!

— Клюв сломаешь на моей шкуре, Карга, но тогда мне уже будет все равно.

— Хурлокель, у тебя еще сохранилась та веревка для клюва? — сердито спросил Каладан Бруд.

— Да, Воевода.

Карга втянула голову и приподняла свои широкие крылья:

— Не смей ко мне прикасаться, грязный вол! Только попробуй тронуть меня, и горько об этом пожалеешь! Довольно с меня и прошлого раза!

— Тогда лучше помолчи, — осадил ее Каладан Бруд.

Он вошел в шатер, приглашая остальных следовать за собой. Карга придирчиво оглядывала каждого, кто проходил мимо столба. Заметив Мхиби, посланница Аномандера Рейка ехидно каркнула:

— Девчонка, которая с тобой, скоро удивит всех нас.

Рхиви остановилась:

— Что ты чувствуешь, мудрая Карга?

Подобное обращение польстило воронихе, и она довольно захихикала:

— Что я чувствую? Неотвратимость, мой дражайший глиняный горшок. Неотвратимость, и ничего больше. Ну, здравствуй, Серебряная Лиса!

Девочка задрала голову и, взглянув на говорящую птицу, ответила:

— Привет, Карга! Я только что догадалась, откуда появились ты и твои сородичи. Они родились из гниющей плоти…

— Молчи! — пронзительно каркнула великая ворониха. — Сокровенные знания нельзя высказывать вслух. Ты должна научиться молчанию, дитя, ради своей же собственной безопасности.

— Ты хотела сказать — ради твоей безопасности, — улыбаясь, поправила ее Серебряная Лиса.

— Да, если хочешь. Не стану этого отрицать. Но прежде чем ты переступишь порог шатра, прислушайся к советам столь древнего и мудрого создания, как я. Стоит тебе сболтнуть что-то, хорошенько не подумав, как все собравшиеся моментально почуют в твоих словах величайшую угрозу. Откровения могут стоить тебе жизни, дитя. И знай: пока ты еще не в состоянии себя защитить. И Мхиби, которую я искренне люблю, тоже не может этого сделать. У нее нет такой силы. Вы обе нуждаетесь в защитниках. Понимаешь?

Не переставая улыбаться, Серебряная Лиса кивнула.

Мхиби захотелось крепко прижать к себе дочь, и она с трудом удержалась от этого. Карга лишь подтвердила ее собственные опасения. Рхиви понимала: она бессильна что-либо сделать с магическими силами, бурлящими внутри Серебряной Лисы.

«Карга права: мне нечем защитить мою девочку. Да и моя ли она теперь? Правильно назвала меня вещая птица. „Глиняный горшок“, да к тому же пустой. А создание, которое я выносила, сейчас уже не во мне — вот оно, наивное, слабое дитя: стоит рядом и не понимает, чем может отозваться каждое неосторожное слово, опрометчиво произнесенное вслух».

Середину штабного шатра занимал громадный стол, грубо сколоченный и на редкость кособокий, как будто его делал какой-нибудь вдрызг пьяный плотник. Скворец, уже успевший снять шлем, громко хохотал, разглядывая стол.

— Ну и мебель у тебя, Воевода! — сказал командор, весь аж трясясь от смеха.

— Да уж, не из покоев малазанской императрицы, — съязвил Каладан Бруд. — Но я привык к нему.

— Такое сляпать могли только Колотун со Скрипачом. Благо в Моттском лесу деревьев хватало.