Памятное лето Сережки Зотова

В центре первой полосы, ниже сообщения от Советского Информбюро, красовались две фотографии: Павла Ивановича и Сергея. Под фотографиями стояла подпись: "Инициаторы сменной работы - лобогрейщики П. И. Храбрецов и С. Н. Зотов. В первый день работы на сменных лошадях они скосили двенадцать и четыре сотых гектара". Дальше шла статья, где подробно рассказывалось, как организована работа в звене Храбрецова.

Нарочный привез газету уже после обеда, и косари прочитали ее только вечером.

Витя Петров недовольно хмыкнул:

– Двенадцать и четыре сотых - тоже обрадовали всех. Сегодня шестнадцать отхватили, а они про двенадцать пишут. Живут вчерашним днем.

– А разве не правда?
– накинулась на него Таня.
– Вчера было двенадцать? Двенадцать. Они так и написали.

– Павел Иванович, - обратился Витя Петров, - давайте в газету пошлем рапорт, что мы скосили шестнадцать гектаров. Пускай знают.

– Нет уж, - возразила Таня.
– Если писать, то не об этом, а дать слово, что каждый день будем скашивать не меньше шестнадцати. А то рапорт! Нечего хвастать тем, что уже сделано. Не для хвастовства работаем.

Прочитав газету, ребята отошли в сторонку и растянулись на траве. Рядом прилег и Павел Иванович.

– Павел Иванович, - вдруг приподнявшись на локте, заговорила Таня. А что я хочу сказать. Вот прошлый раз приезжал товарищ Лысенко и говорил о фронтовой вахте.

– И в сегодняшней газете тоже написано, - поддержал ее Витя Петров. Почти везде встают рабочие на фронтовую вахту.

– Что, если и нам? Ведь можно? Я думаю, можно, - сама же ответила на свой вопрос Таня.

– Давайте, а, Павел Иванович? Ломова верно предлагает. Или вы против?
– спросил Петров.

– Почему же против, - немного помолчав, сказал Павел Иванович.
– Дело в том, что, вставая на вахту, люди берут повышенные обязательства...

– И мы возьмем, - заявила Таня.

– Ну что ж, давайте. Вахта так вахта! За сколько же гектаров будем бороться? Твое мнение, Петров.

– Гектаров восемнадцать можно осилить, если еще поднажать.

– Я так думаю, что и двадцать поднимем, - сказал молчавший все время Сергей.

– А вытянем столько?
– забеспокоилась Таня.
– Дать обязательство - не шутки шутить.

– Сережа, это много, - возразил Павел Иванович.

– Вытянем, Павел Иванович, - решительно заявил Сергей.
– Вот сами увидите. Будем косить и в обед, и во время завтрака без перерыва. Сколько у нас времени еще наберется?

Поговорили, поспорили и согласились с Сергеем. Ведь интересно!

После ужина Аня задержала у стола косарей и рассказала, что звено Павла Ивановича Храбрецова встает на фронтовую вахту в честь побед Советской Армии и вызывает на соревнование всех лобогрейщиков области.

Когда пошли спать, Сергея остановил Ваня Пырьев.

– Возьми, - сказал он и протянул листок бумаги.

– Что это?
– удивился Сергей.

– Твоя клятва. Возьми, клятву ты сдержал. И вообще, Сережка, ты геройский человек. Бери.

Сергей, словно раздумывая, взял у Пырьева листок, подержал в руках и молча протянул обратно.

– Ты что?

– Не надо.

– Почему?
– удивился Ваня.

– Я не из-за этой бумажки работаю. Понял?

Он всунул в руки озадаченного Пырьева листок и молча направился к постели.

ИСПЫТАНИЕ

Начавшаяся во второй бригаде колхоза "Заветы Ильича" фронтовая вахта охватила всю область. В областной газете каждый день помещалась сводка, печатались списки соревнующихся лобогрейщиков. Первое место удерживало звено Павла Ивановича - меньше двадцати гектаров в день оно не скашивало. Почти на одном уровне шли лобогрейщики из Шатарлыкского района, отец и сын Корягины. Отцу было уже под шестьдесят, а сыну-фронтовику около тридцати. Почти не отставали и девушки Галины Загораевой. Норма в двадцать гектаров стала теперь почти такой же обычной, как месяц назад была норма в пять гектаров.

Все шло хорошо.

Григорий Лысенко частенько наведывался в бригаду. Из его слов было видно, что благодаря сменной работе почти во всех колхозах района сенокос идет к концу.

Это были радостные вести. Но однажды Григорий Лысенко приехал в бригаду до крайности возбужденный и с возмущением рассказал, что уже по многим колхозам района гуляют "божьи письма", призывающие бросить работу и отдаться молению.

– Но обиднее всего, - горячился Григорий Лысенко, - что находятся еще темные люди, которые попадаются на "божественную" удочку. В колхозе "Вперед", например, несколько женщин взяли да и не вышли на работу.

Павел Иванович рассказал Григорию Лысенко о случае с Сергеем.

– Враги орудуют!
– гневно бросил Лысенко.
– Ничего. Доберемся и до них.

Однажды, приехав на стан и улучив время, когда Сергей сменился и лег отдохнуть в тени густого куста щавельника, Григорий Лысенко завел с ним разговор. Говорили больше о работе. Потом Григорий, будто невзначай, задал Сергею вопрос:

– Сережа, ты давно в пионерской организации?

– Давно. С самого третьего класса.

– А галстук не всегда носил? Верно?

– Верно.

– И сборы пропускал?

– Было.

– А почему?

Сергей пожал плечами.

– Сам не знаю...

– Манефа Семеновна не велела. Правильно?

Сергей ответил не сразу.

– Не велела, - нехотя сознался он.
– Верующая она больно. Потому и не велела.

– А ты при чем? Пусть себе верит, человек старый, не перевоспитаешь, но мешать другому жить, как он хочет, - никто ей такого права не давал.

– Это вы так говорите. Ее бы послушали, - возразил Сергей.

– Между прочим, я и ее слушал. Да, да. Когда ночевал у вас. Поговорили мы тогда как следует. Темная она женщина... Лес дремучий. Ты ей свое, а она свое. Но все равно по главному вопросу договорились. Я хочу сказать - о тебе.

– А что обо мне?

– Павел Иванович мне все рассказал о твоем положении. И ты не беспокойся, Манефа Семеновна стала шелковой.

– Не верится, - горько усмехнулся Сергей.

– Ты поверь. Не ты у нее живешь, а она у тебя. Значит, и выгонять не имеет права. У тебя и деньги свои - пенсию за отца получаешь. И продкарточку тоже. Вот так. Словом, домашние дела у тебя наладились. А если ей что не по душе - ее дело. В обиду тебя не дадим.