Памятное

17 июня

После конференции в Лавре у нас с Ирой сложился афоризм типа из «Книги мудрых мыслей» А. Спиркина: Беглые протестанты становятся шкурниками; беглые католики – богохульниками, беглые православные – хулиганами или прислужниками власти.

18 июня

Проститься с Булатом не удается – жена в духе времени приватизировала покойного, отняла у него влюбленный в него народ. А ведь пел он не для домочадцев.

21 августа

Еду на свидание к Пушкину, на конференцию «Пушкин и мировая культура». Наслушалась много конкретики и чудаковатостей: у Майкельсона: Пушкин в «Капитанской дочке» выступает как защитник «классовых интересов»; Рецептор (20 лет уже) перепечатывает «Русалку» под углом торжества мщения и демонизма. Теперь иллюстратором поэта будет М. Шемякин и еще Э. Неизвестный в духе авангардизма (хотя есть и очень удачная скульптура – Пиета), который теперь расставляет свои создания безвозмездно уже по российской земле. Бойтесь бесплатного сыра!

Наблюдаю из окна поезда Курский вокзал: вокруг толпы пьющих существ (и сквернословящих). В России под лозунгом свободы личности проходит эксперимент на полную разнузданность. И культура ныне только подгоняет, подхлестывает вниз: а ну-ка еще давай чего-нибудь похлеще! Страна, как и весь постхристианский мир, переживает бескрайнюю раскованность. И всё это может происходить только на почве христианской цивилизации, ибо христианство слишком свободолюбиво, чтобы ставить насильственные пределы человеческому выбору… И, потеряв Бога, человек и переходит через край. С мусульманством, на почве мусульманства такие штучки не проходят.

Дозвонился Аверинцев, он в Москве, встретились в церкви арх. Михаила, проговорили больше часа. Он болел там, в германской клинике, его заразили во время операции сердца гепатитом. И еще дает о себе знать позвоночник. Рассказывал о новом своем писании «Знамений времени» – попытка объяснить, что ныне происходит (а у меня, жалкой, «Знаки эпохи», – секулярный вариант с похожей целью). Пишет не подряд, но без предварительного плана, вернее с планом-костяком, расписывает по главам. Много говорил о подосновах культуры и как бы об антитеоретических предпосылках ее, которые, между тем, долго строились, и о «незряшности» также с глубинными теоретическими корнями русской религиозной философии – мишени сегодняшнего передового философского тренда. Сережа сказал, что он занялся бы религиозной философией, если были бы тогда другие времена.

О «первокамне» в романе Уильямса: его можно разрезать, хотя морально-мистически нельзя: каждая часть равна целому. «А гады начинают его резать».

О сегодняшних монархистах: вместо вызова духу секуляризма (что у них не получается) – тотальный релятивизм.

24 сентября, среда

Встречались с Аверинцевым специально по энциклопедическому делу (и с Ирой). При этом Сережа спешил, будет где-то говорить о своих венских импрессиях, увлекся. Всё это было бы чудесно, будь это – «разговоры под вязами». А когда за нашей спиной куча неотложных дел, спешка в редакции и т.д… В итоге, мы не успеваем решить вопросы о поправках его же верстки, ради чего мы явились. Как элоквент, заряженный мыслями, он не может ограничивать себя конкретным предметом (я даже по себе это немножко знаю; иногда распространяюсь перед первым встречным, который с испугом смотрит на меня). А Сережино интеллектуальное красноречие бесценно. В итоге, у дорогого Сережи впечатление, что его рвут на части, может быть, это и так, но часто и он рвет на части недостойного собеседника. Я огорченно заметила ему, что мне бы не хотелось ощущать себя в числе «разрывающих», он с одушевлением ответил: «К человеку, делающему нечто для другого (в данном случае, для него, Сережи), это никак не может относиться!».

Общению мешает деловая наша общая загруженность (при разных ее масштабах) и его отъезды, но, повторюсь, его способность во время разговоров, требующих неотложного решения по статьям, отвлекаться на «не соответствующие моменту» пространные (но такие захватывающие) темы, путает все карты. Так что приходилось, к сожалению, иногда возвращать его к действительности.

Вручил мне заветные, еще недописанные «Знамения времени» (которые я поместила в посвященный ему после кончины сборник «In memoriam», 2004, ИНИОН РАН). Правду говоря, первый абзац мне не показался, о чем я сказала ему в телефонном разговоре, но дальше – такие зачаровывающие места! В «Записках прихожанки», которые я ему дала, ему всё понравилось, оспаривает он только главку «Принудительность свободы». Обсуждал это, т.е. собственно права свободы. Ира, участвовавшая в разговоре, заметила, что тут Сережа несколько напоминает о. Г. Эдельштейна. Обещал снова перечитать эту главку, и впечатления его оказались более благоприятными. Будет писать об этом. Будем ждать.

Сережа собирается поругать «Мастера и Маргариту» из-за расхождения со Священным Писанием; я же настаивала, что роман автора, не будучи nonfiction, по своему жанру, не претендует на «мистическое откровение» и потому не подлежит «инквизиции» (какую бы невраждебную доктрину ни захотели в нем обнаружить). Другое дело, идеологическое явление – Умберто Эко! (О да, Сережа воюет с ним). В общем, Сережа смягчил позицию: после он несколько иначе заговорил, обращаясь к переменчивости роли «М. и М.» с течением времени: «В советские времена нельзя было не радоваться фразе “чего не хватись, ничего нет”, время протащило этот роман через очень жестокое сито, и в каком-то смысле, чем дальше роман от нашего пустого времени, тем он значительнее».

Но, ни один разговор и по телефону не обходится теперь без Вены. В подтверждение того, что австрийцы и немцы – две разные нации, рассказал анекдот: один немец – это воля, два – это порядок, три – это победа; один австриец – это корректность, два – это психоаналитик и пациент, три – этого не бывает: одним окажется или хорват или словак.

4-е октября, мой день

Сегодня Сережа Аверинцев поздравил меня с тем, что мой день совпадает с днем Франциска Ассизского, это очень добрый знак, и вручил мне открытку с ликом святого. В полночь в нашем парке мне встретилась группа, наверное, каких-то особо проницательных молодых людей, обратившихся ко мне со словами: «Девушка, поздравляем вас с праздничным днем!». Ведь вряд ли они имели в виду день св. Франциска Ассизского.

10 октября

Я переживаю двойную схватку – с природой (холодно, плохо одета) и обществом: в нескончаемой борьбе с одной начальницей, интригующей против меня и против выпуска «Эона» со статьями замечательного культурфилософского мыслителя Ирвинга Кристола «К итогам ХХ века». Была созвана критическая комиссия, но… И. Кристол вышел, хотя и позже задуманного.

29 ноября

Заграничные конференции на сегодняшнюю российскую тему (глазами свободомыслящих интеллигентов), в общем, закончились, прошла эра романтизма. Помнится, как в начале 90-х В. Страда, прочитав в «Литгазете» мои рассуждения о Бердяеве, выражал желание через секретаря ССП встречи со мной, и в итоге мы сидели вечером на моей тесной кухне. Я позвала Иру и Аверинцева; был и Володя Бибихин. Страда приехал с женой Кларой. Тема – Россия, Россия, Россия! В итоге шесть конференций в Италии! Теперь, ранее избегавший общения с официальными теоретиками, сам он занял казенное место в Итальянском представительстве в Москве. Но, может быть, нам лучше никуда не двигаться, не видеть чистых и великолепных городских экстерьеров Европы, не причастных к твоей жизни, сидеть у себя на месте со своим мизерным делом. И как автору «замедленного действия» даже не отзываться на лестные предложения, если таковые возникнут.

14 декабря

В «Итогах» по ТВ объявили о выступлениях Е.П. Велихова и Аверинцева по следам недавнего «Конгресса интеллигенции», Аверинцеву дали сказать одну фразу: «Главное свойство интеллигента, – успел “озвучить” он, – быть отдельно даже от своей среды».

Нравственное беззаконие начинает наводить на нашу страну египетские казни. Чего стоят одни только техногенные катастрофы, помимо социальных неурядиц!?

Мир сошел с ума. Или мы с Ирой? Например, успех нового типа философствования М. Мамардашвили (Царство ему небесное), В. Подороги, даже Ал. Вик. Михайлова (тоже Царство ему небесное). Какой-то секрет есть у авторов и особенно – аудитории; Ира вспомнила заголовок одной моей главки «В мире ненужного». Она тоже не понимает, зачем это нанизывание слов одно за другим (бывает даже и у Михайлова)… Их философствование – медитация под каким-то наркозом. Всё это должна была бы изрекать пифия, если бы она считала себя философом. Лекции новаторов – это интеллектуальная дискотека, для людей, которые не знают, чего они хотят, и потому всё это действует на них суггестивно.

30 декабря

16 часов, только что звонил Сережа, приехал до 14-го. Не может не говорить об Австрии и австрияках. Ему надо книгу писать о них. Тут Сережа завел речь о главном: «В первой половине ХХ века, как бы то ни было, оставались надежды на воцерковление культуры и на понимание роли Церкви…». Никто, кроме одного старичка, о котором Сережа писал в «Новом мире», не знал в Израиле, где могила Бубера.

Помимо сдвига сознания, произошла перемена и бессознательного.