Папа за триста дней

– Она очнулась!
– проорал он, заставляя Алену вновь зажмуриться от этого громогласного вопля.
– Она очнулась, Артем! Она очнулась!

Матрас совсем рядом чуть продавился. Видимо, кто-то сел. Она догадывалась, кто. И от этого было так хорошо. Так спокойно! Алена медленно подняла ресницы.

– Как ты себя чувствуешь?

– Хорошо.

Обеспокоенный взгляд Орлова пробежался по ее лицу Он сместился, пододвинулся ближе. Уперся локтем в матрас и склонился над ней, чтобы свободной рукой проверить температуру.

– Приходила Васильевна.

– И что сказала?

Язык едва ворочался во рту и речь была довольно-таки невнятной. Артем насторожился.

– Сказала, что ты чувствуешь себя лучше, чем выглядишь. Иначе я бы уже отвез тебя в город.

– Зачем?

– В больницу.

– А-а-а, - протянула Алена.
– А как Захар Иванович?

– Живей всех живых. Но это временно. Я эго своими руками прикончу, пусть только протрезвеет

Алена не знала, сколько времени провела в забытье, но, похоже, его было недостаточно для того, чтобы Артем остыл…

– Не нужно. Он ведь не просто так это затеял. Ему бы к психологу.

Алена пошевелилась, сбрасывая с себя одеяло, но вспомнив, что под ним ничего нет, торопливо вернула обратно. Стыдливо отведя взгляд, она вновь уставилась на пасынка.

– Ты точно не умрешь?

Алена покачала головой и слабо улыбнулась. А потом вдруг забеспокоилась:

– Который час? Ты почему не спишь?

– Он хотел убедиться, что ты в порядке. Я не смог его заставить лечь.

– Эх, Венька! Ну, что мне будет, а?
– растрогалась Алена, - иди ко мне. – Она приглашающе похлопала ладошкой по матрасу.

– Нет, — мотнул тот кудрявой головой.
– Если ты в порядке, я пойду к Нике. Она испугается, если проснется одна.

– Хорошо, - сглотнула Алена. — Но, может, мы хотя бы обнимемся?

Было видно, что Веник всерьез задумался над ее предложением. Переступил с ноги на ногу, почесал живот, оттягивая время. Но все же ее обнял. Да так резко, что они чуть не столкнулись лбами. Маленькие руки с силой сжались на ее шее и так же быстро разжались. Очевидно, Веник решил, что с него достаточно нежностей, но Алена была еще не готова его отпускать. Зарывшись носом в его шикарные кудри, она вдохнула аромат Орловского шампуня, которым Веник пользовался тайком, и прошлась ладошками по тощей спинке пасынка. Тот тяжело вздохнул. А потом и сам, на секунду поддавшись слабости, снова сжал ее ручонками в ответ и выпалив скороговоркой:

– Спокойнойночиятебялюблю, - помчал к двери.

– Вень! — окликнула мальчишку Алена.

– М-м-м?

– Я тоже тебя люблю. Очень-очень.

Веник сложил руки за спиной, деловито кивнул и, поставив жирную точку в их разговоре, тихонько прикрыл за собой дверь. Тем самым лишив Алену всякого повода быть сильной. Она перевернулась на бок. Подтянула колени к груди и тихонько заплакала.

– Эй! Ты чего? Ты чего ревешь, а?

– Н-не знаю, я, наверное, ис-спугалась очень.

– Ну, все-все, Аленка. Все уже позади.

Орлов забрался к ней под одеяло. Развернул к себе, хотя она и упиралась. Спрятал заплаканное лицо на своей груди. Зарылся пальцами в еще сырые, пахнущие болотной тиной волосы.

– Бедная-бедная девочка, - шептал он, - смелая девочка. Очень смелая. Я таких. как ты, не видел. Ну, чего ты ревешь, а? Еще горше ревешь ведь, Ален!

Он ей жаловался, что ли? Алена всхлипнула. Рассмеялась.

– Мне просто никто никогда не говорил таких слов. Не жалел никто, не говорил, что я смелая. И в любви мне до Веньки никто и никогда не признавался, А это так хорошо, Артем! Когда тебя любят...

– Ну. как же... Ладно, твои недоумки-мужья. Но родители... тебя наверняка любили, пока были живы.

– Да они и сейчас живы, слава богу. Только я им, такая, не нужна. Ни тогда, ни

сейчас. Меня ведь дедушка воспитывал.

Наверное, всему виной был стресс, но Алену будто прорвало. И она разболтала о себе даже то, о чем никому никогда не рассказывала.

– Что значит - такая?

– Не слишком умная, - шмыгнула носом.
– Если бы я была поумней, все бы сложилось иначе.

Артем заставил Алену перелечь с собственной груди на матрас. И нависнув над нею сверху, принялся исследовать ее лицо цепким, все понимающим взглядом.

– Какой тебе поставили диагноз? — сощурился он.

– Обычный в то время.

– Умственная отсталость?
– по его небритым щекам прокатились желваки. Алена поерзала, не находя себе места.
– Так, ладно. Можешь не отвечать. Инвалидность, я так понимаю, у тебя из-за этого? Каких диагнозов еще на тебя навешали эти гребаные шарлатаны?

– Ну, надо заметить, у меня и впрямь не слишком высокий ай кью, - обиделась за всех врачей сразу Алена.

– О господи! Ты еще их защищаешь?

– Ну, они же не виноваты, что дислексию раньше не диагностировали.

– Так у тебя дислексия?

– Ее легкая форма. Послушай, это неважно. Я с этим научилась прекрасно жить.Мы не могли бы поговорить о чем-то другом? И не мог бы ты с меня встать? Боюсь, наше эм... лежание не прошло даром.

Алена поерзала, в полной мере осознав, насколько оно не прошло. Вздохнула.

– Нет, сначала мы договорим.

– Я ведь уже все сказала.

– Но не про родителей. Они тебя бросили, что ли? Я правильно понимаю? Ты поэтому всех сироток собираешь под свое крыло?

– Может быть! А какая разница? Сам-то ты, похоже, к ним равнодушен.

И снова он на нее внимательно посмотрел. Открыл рот. Закрыл. Нахмурился. Понятно, что ему нечего было сказать. Ей вообще не стоило заводить эту тему. И оказывать на него давление, навязывая чувство вины.