Папа

Крохотные огни автомобилей, как светлячки, перемещались внизу по дорогам. Их было уже не так много, город засыпал.

С высоты был виден почти весь городской пруд. Лунная дорожка начиналась от пляжа и тянулась к противоположному берегу, где стоял главный административный корпус сталелитейного завода. Корпус старый, еще прошлого века, напоминал замок. За ним, будто постовые с ружьями, торчали огромные трубы. Четыре исполина источали дым, который клубился и, рассеиваясь, поднимался выше. Было ветрено, и серые облака, чуть приправленные остатками розового заката, уходили строго по ветру, в противоположную от города сторону.

Настя завороженно смотрела на эти трубы, дым и не шевелилась.

– Идеальный сюжет для городского пейзажа, – сказала она, не поворачиваясь к Косте. – Так и во всем: черный дым окутывает город. Он несет грязь, болезни, убивает живое. Но как же он красив сам по себе.

– Тебе нужно написать этот пейзаж. – Костя оставил ее и направился к металлической ферме в центре крыши. К ферме крепились телевизионные антенны, стойки с кабелями и другие непонятные конструкции.

За фермой стояли несколько пластиковых стульев и перевернутый водочный ящик, покрытый куском кухонной клеенки. На ящике, служившим столом, лежали пепельница, сделанная из днища пивной алюминиевой банки, и пустая пачка сигарет «Ява Золотая».

Костя присел на корточки и отодвинул кусок фанеры. Там было что-то вроде тайника. Он просунул руку и достал несколько свертков, упакованных в полиэтиленовую пленку и перемотанных скотчем.

– Ты где? – Настя не видела Костю за металлическим сооружением.

– Я здесь, – Костя вышел на открытое место и показал Насте пакеты, – я обещал тебе сюрприз. Вот он.

– Что это? – Пакеты выглядели неприглядно, поэтому не произвели на Настю никакого впечатления.

– Сейчас увидишь. – Он взял пластиковый стул и поставил его рядом с Настей, развернув в сторону края крыши. – Садись и смотри вдаль. Сейчас я все сделаю.

Настя села, а Костя принялся распаковывать свои свертки. Первым он достал большой складной мольберт. Он собрал его и поставил за спиной Насти.

– Пока не смотри. Я скажу, когда можно. – Костя продолжил приготовления.

Он достал чистый холст, масляные краски в небольших тюбиках, набор кисточек в пластиковом стакане и дощечку для смешивания красок.

Костя принёс ящик-стол, переносную лампу и поставил рядом с Настей. Затем укрепил холст на мольберте, а все остальное разместил на ящике. Осмотрел составленный натюрморт и остался доволен. Он обнял Настю сзади и поцеловал в выглядывающее из кофты плечо. – Все, теперь можно, – прошептал на ухо.

Настя обернулась. Она ожидала увидеть все что угодно, но только не это. Наверно, была уверена, что Костя приготовил романтический вечер. Купил шампанское, зажег свечи или что-то в этом духе. Несколько секунд она смотрела с удивлением и восторгом:

– Как ты понял, что я захочу написать здесь картину? – Настя улыбалась и качала головой. Она всегда поражалась нетривиальным Костиным подаркам.

– Тебе понравилось? – Костя видел, что угадал с сюрпризом.

– Представляю, что бы сейчас сказал мой папа, если бы увидел! – Её расстроила сегодняшняя перепалка с отцом, но отказываться от своего любимого дела она не собиралась.

Настя подошла к Косте и повисла у него на шее.

– Спасибо! – Она начала целовать его в губы и оторвалась только тогда, когда почувствовала, что кончается воздух.

Настя взяла мольберт и стала выбирать место. Водрузив его у самого края крыши, взяла стул и поставила перед ним. Костя принес ящик с красками.

– Еще мне нужна вода. – Настя взяла стакан с кисточками и показала Косте.

– Сейчас, у меня все есть, – Костя вытащил пластиковую полторашку с водой из тайника и наткнулся еще на один предмет. Пошарив, вытащил старенький однокассетный магнитофон ИЖ-302. Проверив батарейки, Костя извлек из тайника несколько магнитофонных кассет. Просмотрев все, он взял Розенбаума и вставил кассету в магнитофон.

Настя уже делала набросок карандашом. На холсте проглядывались трубы, завод и очертания городского пруда. Костя принес себе стул и сел чуть позади художницы.

Настя обернулась, весело подмигнула и вернулась к своей работе. Костя включил магнитофон. Он убавил полностью громкость и стал тихонько добавлять звук, чтобы голос музыканта был слышен, но не мешал Насте работать.

Глаза зеленые сливаются с листвой,

О чем-то клены говорят между собой.

Не Ренуар ли написал картину:

Красавица, прилавок, апельсины.

Не Ренуар ли написал картину:

Красавица, прилавок, апельсины.

Настя уже смешивала краски. Она работала, иногда поворачиваясь и улыбаясь. Костя сидел на стуле и смотрел вверх, на звезды. Их было мало – едкий черный дым застилал почти все небо, но некоторые все-таки были видны. Они горели в одиночестве, выпав из своих созвездий, указывая ночным путникам дорогу и охраняя небо от посягательств земной цивилизации.

Часть 2. Папа

Глава 2.1

В восемь утра рюмочные и кафе еще не работали, поэтому они зашли в магазин, купили чекушку водки, сырную нарезку, триста граммов вареной колбасы и полбуханки хлеба.

– Куда пойдем? – смущенно спросил Вениамин.

– Тут парк рядом хороший. Народу нет сейчас. Сядем, поговорим. – Сергей Семенович собрал покупки в полиэтиленовый пакет, сгреб сдачу и положил в карман потертой кожаной куртки. – Идём.

Через пять минут они уже сидели на лавочке, повернувшись друг к другу и склонившись над расстеленной газетой. Со стороны Сергей Семёнович и Вениамин, наверно, были похожи на гроссмейстеров над шахматной доской, обдумывающих очередной ход.

Но на их сегодняшней доске были расставлены не шахматные фигуры, а две рюмки, которые Сергей Семенович достал из своей черной сумки. Дунув в каждую, убирая невидимую пыль, он поставил их примерно на позиции ферзей. Затем взял бутылку, взболтал её и, подняв к свету, оценил качество закрученного, как он любил говорить, «змия».

Вениамин очень смущался и постоянно озирался по сторонам. Для него такое времяпрепровождение было в новинку, должно быть, казалось, что сейчас из-за кустов выйдет милиция, а еще хуже – его родители, которые будут молча стоять и укоризненно качать головами: «Мы же говорили тебе, что нужно было заканчивать институт и работать врачом в клинике».

– Ты сейчас как из «Афони». – Сергей Семенович улыбнулся и разлил водку по рюмкам. – Не обижайся. Я по-доброму.

Вениамин действительно смотрелся очень комично. И если бы не его двадцать три года, то он бы идеально подходил на роль собутыльника персонажа Куравлева в известном фильме. Он был одет так, словно не провел сутки на работе, а только что вышел из дома, где несколько часов занимался своей одеждой. Стрелки на серых брюках были идеально отглажены. Желтоватая рубашка виднелась из-под черной безрукавки. Воротник, пристёгнутый маленькими пуговицами, прижимал безупречный узел старомодного коричневого галстука. Образ дополняла прическа: «модельная» стрижка с пробором, показывающим безукоризненную светлую дорожку среди его черных волос.