ПАПАПА (Современная китайская проза)

Началось противостояние.

Родниковая вода, наполнившая желудок, заглушила острый голод и нестерпимую жажду. Старик решил для себя так: «Мне нужно стоять в этом узком проёме прямо, не упасть, и тогда, возможно, я смогу выбраться отсюда живым». Солнце в конце концов вобрало в себя остатки своего красного сияния. Спустились сумерки. Из оврага небо казалось тёмным, почти того же бурого цвета, что и шкуры волков. Сумеречное безмолвие, издавая слабый шелест, спускалось из безграничных просторов небес в овраг. Старик подсчитал волков: их было девять — три больших, четыре размером со Слепыша и два совсем молодых, видимо, появившихся на свет в этом году. Волки ещё не осознали, в чём причина такого спокойствия человека…

Старик стоял как вкопанный.

Глаза хищников, источавшие зелёный свет, напоминали повисшие в воздухе бусины. Мёртвая тишина чёрной горой повисла над головами человека и волков. Старик не шевелился и не издавал ни звука. Когда хищники, видимо, поняли, что он двигался так стремительно, чтобы захватить узкое горло оврага, один из них издал синекрасный, длинный-предлинный вой. Вслед за этим стая снова двинулась на старика. Тот резко взмахнул коромыслом и с силой ударил им о землю перед собой.

Волки остановились.

Находясь от хищников на расстоянии семи-восьми шагов, старик выделил из стаи одного из трёх крупных волков, стоявшего в центре, — видимо, это был вожак. На его левом ухе виднелись шрамы от зубов, и он немного хромал. Старик глядел на него, не отрывая глаз. Так они какое-то время смотрели друг на друга, а затем волк издал хриплый продолжительный рык, и стая снова перешла в наступление. Когда между ними оставалось пять-шесть шагов, старик взмахнул коромыслом и, крепко схватившись за него обеими руками, прицелился в самый центр волчьей стаи — в голову вожака.

Стая снова остановилась.

Последний луч света упал на хищников. Не отрывая взгляда от вожака, старик заметил, что из девяти волков ярче всех блестели глаза не у трёх крупных хищников и не у четырёх среднего размера, а у двух самых молодых, которые оказывались то впереди, то внутри стаи. Их взгляды были прозрачными и сверкающими, как лучи солнца, отражающиеся от водной глади в знойный полдень, и в этих взглядах были видны страх и смятение. Молодые волки то и дело оглядывались на вожака, а вожак время от времени издавал только им понятный сине-красный рык. Последние сумеречные отблески растаяли, и тьма накрыла всех с головой. В этой кромешной тьме волчьи глаза отливали изумрудным светом воды в водоёме. От входа в ущелье потянуло синим волчьим духом. Этот запах не был похож на крысиное зловоние, он казался легче, не таким густым и резким, но ощущался отчётливо. Старик подумал о кукурузе, о том, что белые пятна, возможно, уже покрыли все листья и доползли до стебля. Он знал, что если болезнь ещё не поразила сердцевину стебля, а верхушка ещё зелёная и пышная, то его можно спасти. Размышления нарушил пронзительный вой вожака, походивший на хлёсткий удар ивовым прутом. Старик вздрогнул и сказал себе: «Ты должен думать только о волках. Отвлечёшься — погибнешь!» К счастью, волки ничего не заметили. Когда по зову вожака стая вновь двинулась вперёд, старик закрутил в воздухе коромыслом. Удары коромысла о стенки оврага леденящим эхом разнеслись по всему ущелью, и продвинувшиеся на шаг вперёд волки снова отступили.

Упорное противостояние, словно подвесной мост, пролегло между глазами старика и вожака стаи, и при каждом их движении этот мост раскачивался, подавая сигнал тревоги. Старик не видел, где находились волки, и поэтому внимательно следил за зелёными бусинами их глаз. Как только он замечал лёгкое подрагивание этих бусин, он тут же начинал стучать коромыслом как можно сильнее, вынуждая волков снова отступить. В этом противостоянии время тянулось очень медленно — оно, словно повозка, запряжённая старым буйволом, накатывалось на старика и выдавливало его волю и решимость. Взошла луна, круглая, как волчьи глаза, значит, шёл пятнадцатый, а то и шестнадцатый день месяца. Подул прохладный ветерок, и старик почувствовал, что по его спине будто бы пополз земляной червь. Он знал, что это стекал пот.

Старик ощутил, что онемение и покалывание в ногах начали распространяться по всему телу. Противостояние изматывало его во много раз сильнее, чем некогда тяжёлый физический труд. Больше всего на свете старик хотел увидеть, как волки, устав от неподвижного стояния, ложатся на землю. Но те стояли, не шевелясь, словно камни, испытавшие на своём веку и порывы ветра, и удары дождя. Их глаза, светившиеся в темноте в форме веера, пристально смотрели на старика с расстояния пяти-шести шагов. Он, казалось, слышал, как дробно постукивают, вращаясь, их глаза, видел, как тихо поскрипывают плеши на холках, когда ветер раздувает шерсть. Старик засомневался: «Смогу ли я выстоять?» Затем приказал себе: «Ты должен выстоять, пусть и ценой собственной жизни!»

Старик подумал: «У каждого из них по четыре лапы, а у тебя только две ноги, к тому же тебе уже восьмой десяток». Затем опомнился: «О, небо, что же это я! Ночь только наступила, а я уже даю слабину и травлю себе душу! Не проще ли сразу отправиться прямиком в волчью пасть?» Тем временем один из молодых волков, уже не в силах держаться на ногах, повалился на землю, даже не взглянув на вожака. Следуя его примеру, улёгся и второй. Вожак посмотрел на них и издал лилово-красный рык. Два волчонка одновременно пригнули головы, заскулив в ответ так жалобно, как будто молодые листья зашелестели на ветру. После этого волчья стая притихла. Как только волчата улеглись, тут же и у старика ноги обмякли, словно зараза ему передалась. Он хотел подвигать ногами, но лишь с силой потянул вверх мышцы голеней, пошевелил коленными чашечками и снова встал прямо.

«Ты не должен подавать вида, что, как и волчата, уже не стоишь на ногах, — думал старик, — как только ты покажешь хоть намёк на усталость, они тут же на тебя нападут. Если будешь стоять не шевелясь, то сможешь выжить, а зашатаешься — навсегда сгинешь здесь». Лунный свет тянулся с востока на юго-запад, облака плыли по небу, закрывая луну. Старик по запаху определил, что облака совершенно сухие, и пришёл к выводу, что завтрашний день будет ясным и знойным, а вес солнца на вершине горы достигнет пяти цяней, а может, и шести. Он бросил косой взгляд вверх, увидел недалеко от луны густое облако и подумал: «Когда облако доплывёт до луны, оно обязательно даст тень».

Старик стоял, словно врос в землю, и дожидался, когда на луну набежит облако. Когда чёрный шёлк тени начал скользить по его телу, он попеременно согнул ноги в коленях и тут же почувствовал движение крови и ощутил приток жизненных сил. Старик слегка расправил согнутое тело. Крючки на коромысле издали звук рвущейся влажной бумаги. В этот самый момент тень перекинулась на волчью стаю, и старик заметил, как сноп зелёного света, словно гигантский светлячок, двинулся на него. Тогда он, взревев, несколько раз стукнул что было мочи коромыслом по стенкам ущелья. Шум осыпающихся мелких камней, словно водный поток, потряс землю под ногами, а когда он затих, тень от облака сместилась к выходу из оврага, и старик увидел, что пять волков ещё больше приблизились к нему. До них оставалось всего четыре-пять шагов. К счастью, небольшой отдых в тени облака придал человеку сил, его мощный крик приостановил наступление волков и дал ему возможность простоять в стойке гунбу [76] ещё полночи.

76

Гунбу, также «стойка натянутого лука» — выпад левой ноги вперёд (ушу).

Старик думал: «Мне уже семьдесят два, пройденный мною жизненный путь намного длиннее вашего».

Старик думал: «Даже не пытайтесь приблизиться ко мне, пока я не свалюсь в этом овраге».

Старик думал: «Разве волки могут испугаться взгляда неподвижного человека?»

Старик думал: «Уже, наверное, полночь. До полуночи мои глаза обычно так не слипаются».

Затем он сказал себе: «Не дремать. Задремал — и поминай как звали. А моего возвращения ждут Слепыш и кукуруза». Улёгшиеся на землю волчата закрыли глаза. Старик заметил, что две пары самых ярких зелёных огоньков мигнули, словно фонари, и потухли. Тогда он бесшумно стал передвигать свою правую руку вдоль коромысла и, когда она приблизилась к левой руке, сильно ущипнул себя ногтями за левое запястье. Острая боль пронзила тело. Дремота, словно обожжённая огнём, испуганно вздрогнула и спрыгнула с век на стену оврага, растворившись в лунном свете. Старик вернул правую руку на прежнее место. В это время один волк среднего размера прилёг на землю, веки его тут же смежились и плотно закрыли зелёные блестящие огоньки. Вожак фыркнул. Средних размеров волк поморгал глазами, но потом всё же сомкнул веки.

Глубокой ночью время изливалось неторопливым зелёным потоком. Звёзд над головой как будто поуменьшилось, а лунный свет, казалось, наполнился печальной прохладой. Старик несколько раз моргнул, незаметно поднял одну ногу и наступил ею на другую. Его веки стали немного мягче. Взглянув на луну и звёзды над головой, старик понял, что полночь он пережил. Настала вторая половина ночи. Если сейчас не издавать ни звука, если продолжить так же ровно стоять, сон завладеет всей волчьей стаей.

Действительно, дремота, словно волной накрывшая старика, охватила и волков. Ещё три хищника повалились на землю. Вожак издал гневный рык, но это не помогло. В конце концов стоять остался только один вожак. Видя, что из всего зелёного облака волчьих глаз осталось лишь два огонька, старик тихо радовался. Он думал: «Если вожак приляжет, всё будет хорошо. Он ляжет, а я смогу тихонько размять мышцы». Но вожак не только не улёгся, он выдвинулся вперёд. Предположив, что волк решил сражаться до конца, старик испугался так, что его сковал ледяной страх и на спине выступил холодный пот. Он насколько мог вытянул вперёд коромысло и с силой стал им размахивать. И случилось чудо: старый волк сбавил шаг, пристально посмотрел на человека, потом прошёл перед ним по дуге, по лунной дорожке вернулся в центр стаи и, с шумом повалившись на землю, закрыл глаза.