ПАПАПА (Современная китайская проза)
Шрифт:
Все фонари погасли. Старик выдохнул, и когда обмякшие ноги уже готовы были повалить его на землю, его сердце вдруг бешено забилось, и он снова встал ровно. В этот самый момент он заметил, что глаза вожака сверкнули, через узкую щель полусомкнутых век взглянули на него и снова тихо закрылись. Старик не позволял себе дремать, он понимал, что вожак ждёт, пока человек не выдержит и заснёт. Он нащупал рядом с собой длинную ползучую лозу и вырвал её, развязал свой пояс из красной ткани и отсоединил два крюка от дуги коромысла. Затем всё это связал в одну длинную верёвку, нарочно издавая как можно больше шума. Он увидел, что от этого шума четыре волка открыли глаза, взглянули на него, и затем их глаза снова закрылись. Стало ясно, что они действительно крепко заснули.
При слабом лунном свете девять спящих бурых волков были
Он спал так сладко, что аромат его сна разносился на тысячу ли вокруг, а время неслось, словно вихрь. Сон резко прервался, когда старик почувствовал, что верёвка на запястье с силой натянулась. Вслед за этим — «хлоп» — он раскрыл глаза, схватил коромысло и прицелился им в сторону волчьей стаи. Утреннее небо уже окрасилось в серый цвет, а луна и звёзды исчезли без следа. Пространство от входа в овраг до выхода из него было цвета воды на дне океана. Старик моргнул и увидел, что верёвка, которую он привязал за несколько шагов впереди себя, была разорвана зацепившейся за неё волчьей лапой, а пояс, словно река, преградил хищникам дорогу. Они поняли, что верёвка разбудила старика, и поэтому стояли в оцепенении, чувствуя его пугающее могущество и глядя на змеёй раскинувшийся перед ними красный пояс. Старик до боли сжал коромысло и направил его конец прямо в середину волчьей стаи.
Перед ним было всего пять волков, а остальные исчезли. К тому же перед его глазами не было вожака. Старик по-прежнему с холодным безразличием на лице, не шевелясь, пристально смотрел на волков, но стук его беспокойно бьющегося сердца уже напоминал грохот обваливающегося дома. Старик знал, что если хоть один из четырёх волков нападёт сзади, ночное противостояние можно будет считать проигранным — он неминуемо погибнет.
Старик всеми силами вслушивался в тишину и пытался уловить шорохи за спиной. Холодный пот промочил ноги, старик будто наступил в ледяную лужу. Он пытался понять, куда отправились три волка под предводительством вожака. Искоса взглянув на выход из оврага, он увидел над ним тонкую, золотистую, с примесью серебра, полоску солнечного света. И подумал: «Солнце наконец-то взошло, а волки нетерпимы к зною. Если сегодня солнце будет так же палить, то хищники отступят раньше, чем оно наберёт полную силу». Старик вдруг почувствовал густой и горячий запах мочи. Собираясь вычислить, кто из волков, не сдержавшись, дал волю своему мочевому пузырю, старик заметил, как сверху, шурша, покатились комья земли.
Старик и волки одновременно подняли головы и взглянули на край обрыва. Сверху ко входу в овраг спускался вожак, а за ним один из волчат. Тут же старик увидел и пару среднего размера волков, которые спускались с другой стороны. Старик всё понял: оказалось, что, пока он спал, четыре волка, разделившись на две группы, ходили осматривать края обрыва позади него. Они искали путь, по которому можно было спуститься на дно и напасть на него с тыла. Но их постигла неудача: овраг оказался слишком узким, а его склоны крутыми, как стены, и хищникам пришлось вернуться ни с чем. К старику вернулись жизненные силы, и довольная улыбка блеснула на его лице. Как раз в этот момент солнечный свет осветил овраг. Вожак, стоявший на краю обрыва, издал слабый мутный вой. Услышав его, пять волков на дне оврага резко подняли головы, посмотрели на старика с коромыслом в руках и, развернувшись, поплелись вон из оврага.
Волчья стая отступила.
После противостояния длиною в ночь волки наконец-то стали отходить. Они шли, то и дело оборачиваясь, но человек по-прежнему стоял как изваяние, с коромыслом в руках. Солнце смотрело своим обжигающим взглядом на удалявшихся волков. Старик видел, как девять хищников снова воссоединились и все вместе пристально посмотрели на него, а потом двинулись прочь. Шум шагов волчьей стаи постепенно удалялся и в конце концов затих. Старик расслабил руки, и коромысло тут же упало на землю. В этот момент он почувствовал, что по его ногам поползли мурашки, и взглянул вниз. Оказалось, что бледный запах
мочи, который он недавно почувствовал, исходил не от волков — моча стекала по его собственным ногам…Хлопнув ладонью между ног и в сердцах обругав своё хозяйство, старик уселся на землю и предался блаженному отдыху. Увидев, что солнечные лучи стали ещё острее, он поднялся на ноги, взял в руки коромысло и, оглядываясь при каждом шаге, пошёл на разведку к выходу из оврага. Он поднялся повыше и огляделся по сторонам. Убедившись, что волки ушли, он снова привязал крючки к коромыслу, повесил на них вёдра и вышел из оврага.
Поднявшись на гору с западной стороны и долго шагая по дороге, которая расстилалась перед ним краснокоричневым полотном, он передохнул всего три раза, опасаясь, что волки могут вернуться. Высокие и низкие гребни гор, напоминавшие волны, стояли под палящим солнцем, словно неподвижное стадо коров. Лицо старика сияло радостью и торжеством оттого, что после длительного противостояния волки неожиданно отступили. Поставив вёдра на землю, чтобы перевести дух, он увидел уже знакомую ему стаю из девяти волков, поднимавшихся по дальнему склону.
Старик закричал вслед уходящим волкам: «Что, чёрт подери, хотели сожрать меня? Не вышло! Я кто? Я — Сянь-е! Да что мне девять волков? Да будь вы хоть барсами, ничего бы вы со мной, Сянь-е, не смогли сделать! Если кишка не тонка, оставайтесь, посостязайтесь со мной ещё денёк-другой!» Затем, понизив голос, сказал сам себе: «Волки ушли, и теперь родник мой. Мой, Слепыша и кукурузного стебля». Старик вдруг вспомнил про свою кукурузу, про белые сухие пятна на ней, и его старческое сердце сжалось. Он припал к ведру, напился и, подняв вёдра, снова пошёл по дороге.
Когда старик добрался до своей горы, уже наступил полдень. Поиски воды и противостояние с волками будто добавили ему лет. Борода его, сухая и жидкая, за ночь стала длиннее. Дойдя до участка на склоне за восемь с половиной ли от деревни, старик почувствовал, что вот-вот упадёт без сил, словно срубленное дерево. Когда же он поставил вёдра и присел на дорогу передохнуть, перед ним вдруг появился слепой пёс.
Старик заметил, что язык, торчавший из собачьей пасти, был покрыт сухими трещинами. Несмотря на это, впадины мёртвых глаз походили на два омута с серочерной водой. Пёс плакал. Он по следам дошёл до хозяина. Издалека уловив тихий звук его шагов, почувствовав запах прохладной воды, пошёл, шатаясь, навстречу ему. Когда до старика оставалось пять-шесть шагов, пёс неожиданно, словно парализованный, рухнул на землю, не в силах пошевелиться.
«Ползи ко мне, Слепыш, — промолвил старик, — я и шагу не смогу ступить».
Пёс прополз два шага, а потом застыл, словно мёртвый. Слёзы, наводнившие глазницы, превратили их в два безбрежных океана.
«Я знаю, что ты измучен голодом и жаждой! — сказал старик. — Сможешь выжить, и тогда всё будет хорошо». Слепыш не издал ни звука, а лишь взглянул незрячими глазами на солнце.
Старик, не в силах сдержать холодную дрожь, поспешил спросить: «Что со стеблем? Погиб?» Пёс опустил голову. Слёзы, наполнявшие глазные впадины, тут же «дзинь-дзинь» — закапали на дорогу.
Старик, опираясь на коромысло, словно на посох, направился к стеблю. Спотыкаясь и поднимая клубы обжигающей красной пыли, он спустился к навесу, и сердце его бешено заколотилось — на листьях, опалённых солнцем, не осталось ни точки зелени. Даже бледно-зелёные прожилки стали жёлтыми и сухими. «Всё кончено, — подумал старик, — кукуруза погибла, ты не успел спасти её, и принесённая вода уже не поможет». И запричитал: «Не ты победил в том противостоянии со стаей волков, это волки победили тебя, Сянь-е. Они узнали, что кукуруза погибла, и только тогда отступили. Не с тобой они боролись, старик, а с кукурузой, и погубили её».
Горечь бессилия охватила старика. И вот, когда он совсем уже пал духом, когда его тело мягкой глиной готово было стечь по коромыслу и рухнуть на землю, в этот самый момент он взглянул на верхушку стебля. В глаза ему бросилась крохотная, еле заметная капелька зелени среди пучка пожухлых листьев.
Старик откинул коромысло и подошёл ближе к стеблю.
Верхушка стебля была всё ещё жива. Развернув кукурузный лист, старик увидел, что с внутренней стороны на сухих пятнах ещё остались россыпи тонких, как шёлк, и мелких, как звёзды на небе, зелёных крапинок. А по выгнутой, как лук, жилке по-прежнему медленно циркулировала вода.