Пара для Эммы
Шрифт:
— Так, надо совсем немного, — открыв баночку, Эмма слегка мазнула по содержимому пальцем и втёрла состав сначала в запястья Ратмира, а потом за ушами.
— У меня мурашки от твоих касаний, — прошептал он ей, на что она чуть приподняла голову и будто невзначай повернула так, чтобы они коснулись друг друга щекой. — Эмма! Поехали домой! — обняв её за талию, со страданием простонал ей в ухо, чем вызвал весёлый фырк.
— У нас эксперимент! Идём, прогуляемся по более тихим улицам, там наверняка встретим не гильдейских извозчиков.
Купив по дороге новостных листков,
— По-моему, всё неплохо, — заговорщицки произнёс Ратмир и вплотную подошёл к ожидавшему пассажира экипажу, посмотрел, что кучер тихонько дремлет, приблизился к впряжённой лошади. Она потянулась к нему, пофыркала возле уха, даже попыталась потереться мордой, и Эмма закрыла рот ладошками, чтобы не рассмеяться от вида шокированного Ратмира.
Вдруг за забором метнулась тень и огромный сторожевой пёс, радостно виляя хвостом, загавкал. Испугавшись, Эмма отскочила в объятия своего спутника и тут же рассмеялась, увидев, как Ратмир чуть не споткнулся о ластящегося к нему дворового кота.
С удивлением наблюдая за действиями пушистого нахала, судья наклонился и осторожно почесал его между ушей. Через дорогу к остановившейся паре спешил ещё один кот.
— Ой, только этого не гладь, у него морда разбойная и он, кажется, помоечный.
Ратмир с Эммой всё ещё шли прогулочным шагом мимо небольших домиков, но уже молчали. Собаки по мере приближения к ним поднимали счастливый гвалт и рвались на улицу, чтобы выразить свою неописуемую радость. Коты и кошки спрыгивали с заборов, а потом бежали следом, настойчиво требуя ласки.
Пунцовая Эмма тихонько выбросила экспериментальную коробочку в сточный люк, плотнее натянула перчатки и потащила Ратмира ближе к центральным улицам, чтобы поскорее нанять экипаж.
— Погоди, я всё поняла! Чем быстрее мы идём, тем больше разогревается твоё тело — и действие нейтрализатора оборотничьего запаха усиливается! — воскликнула она, осенённая догадкой через несколько минут.
Ошалевший судья, преследуемый десятками затуманенных любовью кошачьих глаз, замедлил ход и вскоре уже не мог ступить ни шагу: пушистые хвосты взяли его в окружение. Помимо кошек, вокруг стали собираться зеваки, показывать пальцем на странную пару и выкрикивать злые шутки, уже не скрывая смех.
— Ратмир, — чуть не плача, позвала его Эмма и замялась, — …я тебя не брошу.
— Точно? Мне показалось, что ты готова дать дёру, — подтрунил он и спросил, пытливо вглядываясь в её лицо:
— Можно, я всех этих шерстяных вымогателей ласки отпугну?
— А ты можешь?! — и столько надежды было в её взгляде! — Ох, ну конечно же, — тут же догадалась она, — только не сильно… жалко их.
Добирались до дома молча. Сгорающая со стыда Эмма пыталась понять, что сделала не так. Приехав домой, сразу же бросилась к своим записям, а через несколько минут со стоном опустила руки.
— Боже, ну как я могла?! Надо было делать ставку на спокойствие, а не на приятные эмоции! И совершенно ни к чему было воздействие на центр удовольствий! А ещё недооценила чувствительность животных.
— Эмма, ну что, разобралась?
— Кажется, да.
— Тогда идём ужинать, и мне надо уходить.
— Как? Но я
думала…— Надо остановить разбой в других городах. Я бы остался с тобою, но…
— Не оправдывайся, я понимаю и обещала тебе поддержку, — но было видно, что ей не хочется его отпускать.
— Ты мой Дар Небес, и я имею право всё бросить, но…
— Рок не справится, — произнесла вместо него Эмма. — Иногда бывает так, что кроме тебя, некому…
— Да, некому.
— Я буду скучать по тебе, очень сильно.
— Эмма… не думал, что будет так тяжело покидать тебя после наших признаний… моё сердце и мысли остаются с тобою.
— Я буду беречь твоё сердце и защищать, — получилось плаксиво, но собственные чувства переполняли и хотелось слушать признания и признаваться в ответ:
— Я без тебя другая… Мне хватало одного твоего взгляда, чтобы быть лучше, сильнее…
— Ну что ты говоришь! Ты… особенная, лучше и прекраснее всех на свете!
— Льстец! Но мне нравится, — сквозь набежавшие слёзы улыбнулась Эмма.
Наклонившись, Ратмир губами собрал каждую слезинку и, наверное, никуда не ушёл бы, если бы Эмма не прикрыла глаза от удовольствия и не прошептала:
— Я буду ждать тебя! Сегодня был насыщенный день, и не будем комкать ночь.
Расставаться было тяжело, но каждый упущенный судьёй час мог обернуться новыми жертвами. Ратмир ещё несколько дней назад не мог представить, что в пограничных городах будет проведена черта, разделяющая жизнь на «до» и «после».
Когда Эмма фантазировала о том, что придётся покинуть общие города, где не одно столетие оборотни дружно жили бок о бок с людьми, он больше любовался её оживлённым взглядом, старался попасться ей под руку, чтобы она постучала по нему или погладила, сама не замечая этого. А теперь он бежал в Приозерье и заново обдумывал все её предложения.
Осознавая, что Эмма брала пример из опыта развития своего общества, выдавая ему понятые ею самой вещи и при этом многое упуская, он всё же признавал, что она сумела задать направление для необходимых шагов, а дальше уже нужно соображать самим. Умные головы найдутся, стоит только начать действовать! И всё же, если в других городах будет спокойнее, чем в Пограничье, то Ратмиру не стоит торопиться, и имеет смысл посоветоваться с Роком и Нилом.
К утру Ратмир прибежал в Приозерье и, переговорив с местным градоначальником, не теряя времени, помчался дальше, в Медуницу. В отличие от лиса, Топаз, голубоглазый тигр-оборотень, сумел жёсткой лапой навести порядок среди своих и оказывал на человеческий чиновничий аппарат сильное давление, чтобы те согласились арестовать всех провокаторов. Ратмир видел, что тигр подгрёб под себя весь город, и это внушало надежду на благополучный исход.
А в Медунице творился хаос!
Судья опоздал на полдня и не успел предотвратить гибель местного альфы. Старый волк, как положено, сам карал виновных, но главарь образовавшейся разбойной шайки оказался сильнее его.
За какие-то пять часов после смерти градоначальника оборотней небольшая банда разрослась до нескольких сотен голов, и начался массовый разбой. Все склады, магазины, мастерские и богатые дома на человеческой половине превращались в руины. Растерянные люди прятались, защищаясь, как могли.