Парад планет

Попробуйте памятник новый или какой-нибудь бюст поставить. И деньги, и материал, и работа скульптора тут, а денег, и материала, и работы даже сам черт не напасется. Вот и приспособились в Яблоневке использовать настоящего болвана, немного топором или обухом топора подправлять ему физиономию или выражение глаз — и уже, глядишь, перед тобою не грибок-боровичок, а совсем другой фрукт.

Вот и появились во многих селах эти совсем другие фрукты. В одном месте, не без хитрой выдумки и изобретательности, перетесали старшего куда пошлют на заслуженного учителя, в другом — на знатного механизатора или знаменитого врача. И не такое еще случалось! В Сухолужье, например, омолодили одного болвана, прицепили ему галстук, сунули пионерский горн в руки и поставили в школьном дворе. В Виннице, в парке над Бугом, гранитного грибка-боровичка одели в куценькие спортивные трусы и приспособили к рукам весло. В Мелитополе гипсового старшего куда пошлют нарядили в рабочий комбинезон, поставили на центральный улице, а в левую руку положили большую гайку, которую Хома разглядывал с сардоническим выражением на лице. Конечно, встречались и другие интересные находки в этом жанре монументального искусства, которое так отважно взялось эксплуатировать дармовых болванов.

Частичная болванизация монументального искусства совпала с дальнейшими событиями, поэтому следует немного рассказать про эти трансформации Хомы, в которых — и фантазия, и полет мысли, и практичность.

Резонно заметить, что яблоневский сельсовет в лице председателя Игната Васильевича Перекучеренко в упряжке с председателем колхоза «Барвинок» Михайлом Григорьевичем Дымом наконец должны были отреагировать на это. Такая слава, разлетевшаяся не только по Яблоневке, а и по всему миру, такая огласка, ажиотаж, нездоровая сенсационность, а местные органы молчат, будто параграфов наглотались и эти параграфы стали у них колом в горле. Бывает, скажете? Бывает, что и вошь вдруг запевает, но какой любитель вокала станет слушать ее?!

В один прекрасный день Хому любезно пригласили в сельсовет пред светлые очи Игната Васильевича. Сначала грибок-боровичок решил, что Перекучеренко надумал полечить свое заикание, и поэтому сразу поспешил в сельсовет, потому что он никогда не отказывал больным людям и был готов помогать Перекучеренко и впредь — ему не жаль было своей исцеляющей магической силы. Но когда переступил порог кабинета, невольно растерялся.

У освещенного солнцем окна беседовали двое — председатель сельсовета и сам начальник районной милиции товарищ Венецийский. Когда скрипнули двери, они прервали свой разговор и уставились внимательными взглядами на грибка-боровичка.

Над головами у обоих светились нимбы. Над головой председателя сельсовета нимб напоминал серебристое свечение, а над головой самого начальника милиции товарища Венецийского нимб напоминал золотистое свечение, как на иконах старинного письма. Мгновенным взглядом пронзив обоих насквозь, старший куда пошлют увидел, что Перекучеренко сегодня за обедом съел щи, тушеную гусятину и запил все грушевым компотом, а сам начальник районной милиции пообедал кабачковой икрой, рубленым шницелем, сибирскими пельменями и таллинским кефиром. У него болела поясница и ныла правая почка. Хотя Венецийский и происходил из подоляков, от деда-прадеда кондовых селян, но своей красой и статью напоминал кавказского джигита, и что-то демоническое было в выражении его черных выпуклых глаз, в резких чертах мужественного лица, которое можно было бы чеканить на монетах.

— Д-добрый д-день, Х-хома, Х-хомович, — первым виновато поздоровался председатель сельсовета, сдерживая радостную улыбку от встречи с грибком-боровичком. Ведь он так и лечился от своего заикания — созерцанием чародея-яблоневца и веселым смехом.

— Здравствуйте, коли не шутите, — сдержанно ответил грибок-боровичок, — так чтоб матери вашей семь копеек.

— Так-так, — усмехнулся Перекучеренко, чувствуя, как с появлением Хомы это проклятое заикание проходит.

Начальник районной милиции сам товарищ Венецийский сказал:

— Хома Хомович, вы с фермы, от скотины?

— Ага, откидывал навоз; около скотины всегда забот по уши.

— А вы вчера в Одессе не были?

— Вчера? Дайте вспомнить… Вчера не был. В Одессе мне бывать еще не приходилось.

— У нас имеются достоверные сведения, что вас видели на Привозе…

— Вот и я говорю, что вы, Хома Хомович, вчера из Яблоневки, не отлучались, — несвойственной для себя скороговоркой затарахтел Перекучеренко, ощутив магическое действие грибка-боровичка.

— Эге ж, видели вас на Привозе, на знаменитом одесском базаре, — вел дальше Венецийский, и в голосе его звенела сталь.

— Да упаси господь! Может, кто-то нализался, вот и привиделось черт знает что в красной шапочке… Вся ферма, вся Яблоневка могут засвидетельствовать это.

— Видели вас с пистолетом в руках…

— С каким пистолетом? Да я никакого оружия не держал с войны, разве что нож или вилы.

— Так вот, весь Привоз видел, как вы стреляли из пистолета, а вылетающие из пистолета пули подхватывали на лезвие ножа…

— Тю! — вскрикнул грибок-боровичок. — Кто-то набрехал, а вы поверили.

— Затем при всем народе вы подбрасывали вверх колоду карт, стреляли из пистолета — и трижды попадали только в пиковую даму…

— Только в пиковую даму? — искренне удивлялся старший куда пошлют.

— Трижды! — не без восхищения в голосе повторил сам начальник районной милиции.

— Да не был я вчера на Привозе! — сказал Хома, но сказал с какой-то неуверенностью, словно и сам немножко сомневался, что говорит правду.

— После Привоза вас видели у Одесского оперного театра.

— Да отродясь не ходил по театрам!

— Неподалеку от Одесского оперного театра женщина-продавщица торговала с лотка пирожками с мясным ливером. Вы, Хома Хомович, купили у нее пирожок, разломили его пополам — и внутри среди ливера нашли юбилейный рубль.

— Значит, набрал я рублей, аж карманы полопались? — чуть оправившись, пошутил Хома. Конечно, он вначале растерялся, а кто не растерялся бы, увидев перед собой начальника районной милиции, которого раньше доводилось видеть лишь на расстоянии, да еще услышать от него такие странные речи. — С рублями, добытыми из ливерных пирожков, и среди грязи останешься чистым… А хотите знать, что было дальше?

— Где было? — в один голос спросили Перекучеренко и Венецийский, вытаращившись на грибка-боровичка, словно тот решил проглотить язык и сделать так, чтобы не попасть впросак.

— Да возле того театра!

— Ну так признавайся, что дальше было, — прищурил свои глаза начальник районной милиции.

— Народу собралось — страх, потому что где ж это видано, чтоб рубли добывали из пирожков. Ну, тетка-продавщица сразу тут прикрыла свою коммерцию, ведь она и сама была согласна выковыривать юбилейные рубли из ливера, зачем ей делиться ими неизвестно с кем!

— Ну-ну, — мрачно протянул начальник районной милиции, поощряя Хому к признанию.

— Расколупала она всю корзину — и не нашла ни одного рубля!

— Сущая правда, не нашла. Значит, Хома Хомович, таки были вчера в Одессе? Таки стреляли из пистолета на Привозе в пиковую даму? Таки ловили пули на лезвие ножа? Таки добывали юбилейные рубли из ливерных пирожков возле оперного театра?

— И на Привозе не был, и рубли из пирожков не добывал, — упрямо продолжал стоять на своем грибок-боровичок.