Paradisus

из-за женщины, которую никогда не любил.

Неподалеку ревели мотоциклы, визжали купающиеся девицы, пьяно

горланили байкеры.

Бомбила остановил «волгу» у железнодорожной платформы в Обнинске.

Повернул к Андрею загорелое лицо.

Островцев полез в карман плаща. Так. Банка пива. Денег нет.

Бомбила нахмурился.

– Секунду, - сказал Андрей.

Поставил на колени портфель, расстегнул. Повернулся спиной к водителю.

– Держи.

Бомбила вытаращился на протянутую купюру.

– Сдачи нет.

– Не надо сдачи.

Островцев вылез из машины. Горят фонари, вокруг маршруток и автобусов

– вечерняя суета. Свистя, проследовал экспресс на Калугу.

Андрей открыл пиво, хлебнул. Третья банка за вечер… Он постоял, глядя,

как мечутся у фонаря мотыльки, и вернулся к припаркованной «волге», в которой

шумело радио.

– Слушай.

Бомбила крутанул регулятор звука.

– Да?

– Есть тут ночной клуб?

– Есть.

– Вези.

Островцев уселся рядом с водителем, пиво из банки выплеснулось на пол.

CRAZY HORSE - точно великан накарябал красными чернилами. Перед

входом – искусственные пальмы, освещенные зелеными фонарями.

Андрей открыл массивную дверь и вошел.

В холле, задрапированном синим бархатом, стоял секьюрити. Приглушенно

звучала музыка.

– Сегодня по приглашениям, - неприветливо сообщил охранник.

Островцев протянул заранее заготовленную купюру. Секьюрити спрятал ее

в нагрудный карман, пожал плечами:

– Проходите.

Музыка оглушила. Казалось, она доносится отовсюду, даже из-под пола, на

котором танцевали в полутьме какие-то люди. Помещение пронизывали

мечущиеся лучи изумрудного, красного и желтого цвета. По обе стороны танцпола

– прозрачные шары, подсвеченные прожекторами, в которых извивались под

музыку голые девушки.

Пахло сигаретным дымом и духами. Андрею стало не по себе: он раньше

не бывал в подобных заведениях. Заметив бар, направился к нему, сжимая в

запотевшей ладони ручку портфеля.

– Что будешь? – крикнул бармен.

– А что … посоветуешь.

– Это зависит от того, есть ли у тебя бабки.

«Бабки? А, деньги…»

– Есть бабки.

– Тогда – мохито.

– Давай.

Бармен занялся приготовлением коктейля. Андрей повернулся к танцполу.

– Скажите, горячо?
– закричал кто-то. Толпа ответила мужскими и женскими

возгласами.

– Ледиз энд джентльмэнз, дамы и господа, разрешите представить вам. Ди-

джей Солярррррис!

Танцпол зашелся в экстазе.

– А ю рейд?

Музыка - громче и быстрее.

Андрей уловил запах мяты, повернулся к бармену.

– Твой мохито.

Принял холодный бокал, взял в губы трубочку. Отпил. Ого! Приятно.

– Еще.

Бармен ухмыльнулся.

– Слушай, я вижу, ты здесь впервые, - бармен, перегнувшись через стойку,

смотрел на Андрея. – А бабло у тебя водится.

Островцев кивнул.

– Водится, да. Эта сука с жильцом спуталась. Шлюха.

Андрей сбивчиво рассказал бармену про Анюту; тот слушал вполуха.

– Слышь, братан, тебе надо расслабиться, - крикнул он, когда Андрей умолк.

– Возьми вот это.

Протянул Островцеву белый кружочек. Таблетка.

– Что это?

– Это – кайф. Проглоти, узнаешь.

«Наркота», - мелькнуло где-то на окраине сознания. Андрей поднес

таблетку ко рту, замер на мгновение и проглотил.

Ему казалось, что он чувствует себя ясно, не ощущая ничего, кроме

эйфории. Но главное, в нем появилась внутренняя сила. Волшебное ощущение.

Оставив портфель у бара, Андрей шагнул на танцпол.

Лучи музыки пронизывали его насквозь.

Островцеву стало жарко, он сбросил плащ, оставшись в рубашке. Чьи-то

руки обнимали его, и он обнимал кого-то.

Люди, что танцевали вместе с ним, были в эту минуту самыми близкими для

Андрея, самыми родными. Ему хотелось сделать что-то для них. Достать с неба

луну, повернуть время вспять, остановить память…

Он, пошатываясь, сошел с электрички на темной платформе. Родинка, его

полустанок. Мрачно и тихо: окна не светятся, не слышно густого шума лесопилки.

Посмотрев, как гаснет вдали желтое пятно поезда, Андрей побрел по

знакомой улочке – серой, как шкурка мыши.

«Уходи – и дверь закрой,

У меня теперь друго-ой

Мне не нужен больше

Твой…»!

Прогорланил хрипло:

– Номер в книжке записной... – и умолк, почувствовав напряжение, повисшее

над спящими домами.

Больше не порываясь петь, Островцев добрался до своей двери, сильно и

резко постучал.

Окна разом засветились, дом зашелестел голосами, зашуршал шагами.

– Андрюша, почему так поздно?

С распущенными седоватыми волосами Галя походила на ведьму. Андрей

вошел в круг света, Галя осеклась, потом заговорила – быстро-быстро, со слезой

в голосе.

– Андрюшка, да что это? Да кто это? Где твой плащ? Что с лицом? Ну,

говори! Что с тобой? Где ты пропадал?

Она зарыдала, некрасиво искривив рот, ухватилась тонкими руками за

Андрея, несильно встряхнула.

– Отойди, пустоцветная, - сказал Островцев и, отстранив ее, прошел в дом.

Наткнулся на испуганные глаза матери.

– Ты что, пьян? – проговорила она.

Андрей и сам не знал - пьян он или трезв. Пил? Кажется да, пил. А может, и

не пил…

Пробурчав что-то сквозь зубы, он завалился на диван и тут же захрапел, не