Парадокс жнеца. Книга вторая

Едва проснувшись понял, что что-то не то. И не так, как обычно.

Я не проснулся. Я очнулся, причем совсем не дома. И глаза я не открывал, просто как-то вдруг осознание включилось. Ощущаю необычайную легкость, посторонние мысли отсутствуют. Словно парю в океане белесой мглы, наблюдая себя со стороны. И чем дальше наблюдаю, тем масштаб все увеличивается.

Сначала я просто смотрел на парящую в белесой мгле свою фигуру, словно бы со стороны. Потом, по мере ее уменьшения, увидел туманный монолит Княжев, причем в реальном времени. Видел заходящих в монолит гоблинов, поисковые стаи которых словно щупальца расходились во мгле передовыми отрядами. Видел машины рейдеров, пересекающих границу; видел и два броневика эвакуационной группы, которые разными маршрутами мчались непосредственно к моему дому.

Масштаб наблюдаемой картины все увеличивался. Теперь видел я не только Княжев, видел я и другой монолит, связанный со мной — соседний, Мец, к которому привязана аура пустоглазой Октавии; Ганс Зауэр, новобранец дивизии СС Шарлемань — последний жнец из убитых Октавией. Захоти я сейчас, появись такое желание, могу направить свой дух туда, и прожить неделю жизни в сорок четвертом году, появившись после не здесь, в Княжеве, а в соседнем монолите.

Масштаб наблюдений все увеличивался и увеличивался. Теперь видел я весь гексагональный купол светлой стороны планеты, видел действующие монолиты и спящие; коснулся я и огромного пласта знаний, которые теперь мне доступны. Причем доступны словно в безопасном режиме архива «приди и возьми», а не как в прошлый раз, когда несовместимый с жизнью объем информации распаковывался прямо в моей голове.

Между тем я уже видел вообще всю панораму туманной планеты-аномалии. А видел я ее потому, что, как и Октавия, только что сам стал частью мглы. И теперь я понял, почему Октавия так испугалась, когда узнала про жнецов-близнецов. Понял и то, почему мгла хотела меня убить.

Я стал частью мглы, и теперь ни одна туманная тварь не причинит мне вреда, я теперь для них не чужой. При этом во мгле я — инородный элемент, потому что ей не подчиняюсь. Мы с Викой близнецы, и у меня, если объяснять просто, после ее смерти есть якорь для собственной души, который удерживает меня от того, чтобы полностью раствориться в тумане, став частью общего организма. Я теперь словно разумная пчела в улье, как обретший полную самостоятельность муравей в муравейнике.

Рассуждал и познавал новое я сейчас совершенно спокойно. Эмоций, как и в моменты смерти, отсутствовали. Понятно почему — я в условном междумирье сейчас. Загробный мир, по факту. Здесь разум без тела, потому холоден и рационален. И только я сам сейчас решаю, сколько мне оставаться в этом состоянии — захочу, навсегда могу здесь остаться.

Хочу ли я этого? Нет ответа на вопрос. Есть только вопрос «зачем это мне?»

Параллельно этим мыслям я купался в массиве доступных знаний. Забирая все, что нужно, при этом понимая и выдерживая тот объем, который смогу безболезненно переварить, когда вновь вернусь в привычную форму бытия. И когда понял, что больше не унесу, потянулся обратно — словно метеором спускаясь в точку старта, целясь в свою квартиру в городе Княжев.

Миг, и вдруг ощутил приятную тяжесть тела, вернулись эмоции. Так вернулись, что на лбу холодный пот выступил — перспектива остаться там, в тумане, как бесплотный дух меня напугала до дрожи. Еще думал, хочу ли я этого… брр, даже плечами передернул.

Поднялся с кровати. Очнулся как раньше, в прежнем месте и положении, но вот появился здесь в видоизменном теле Марка Юлия — ныне моя «истинная» оболочка. Я покинул свою петлю времени, теперь я не привязан к старому миру. Более того, в моем старом мире прошла неделя, я ее снова там прожил. Здесь же, с того момента как я зашел в квартиру после схватки с Гельмутом, минуло меньше десяти минут.

После смерти оболочки, если таковая случится, я теперь могу отправляться в самые разные монолиты, шлейф которых достался мне в наследство от Октавии. Но, прожив частицу чужих жизней в иных мирах, появляться в тумане всегда буду теперь вот так, в этом теле.

Оплачено единением со мглой.

Так, а вот что у меня… С замирающим сердцем прошел в коридор, подошел к зеркалу. Вот это неприятно: глаза у меня теперь полные, словно заполненные жидким серебром. Да, эпитет «пустоглазый» к себе применять как-то не очень, теперь я понимаю исправлявшую меня Кайсару. «Полные глаза» звучит получше, чем «пустые».

К этому моменту на лестнице уже послышались шаги. Я, не осматриваясь в ставшей теперь уже чужой квартире — все, больше не мой дом, словно умерло в душе что-то, направился к выходу. Открыл дверь, вышел на лестницу к лифту и здесь нос к носу столкнулся с забежавшим первым по лестнице Виталиком. Выругавшись от неожиданности, он отшатнулся, и поскользнувшись упал на задницу. Глядя на меня снизу-вверх, похлопал глазами в растерянности.

— Все в порядке, Виталь, это я.

Протянув руку, помог ему подняться, после чего спустился вниз. Одна машина во дворе, вторая снаружи у ворот. Я ее не вижу глазами, но — как выражался недавно Виталя, объемным зрением наблюдаю. Стоит посмотреть вокруг, не цепляясь ни за что взглядом, как словно параллельно сверху смотрю, причем прилично вижу вокруг.

Бойцы в броневиках держат оружие наготове, видно, что напряжены до крайности, ждут атаки. Зря: во мгле рядом никого нет, я это чувствую и знаю. Потому что я теперь сам часть этой мглы.

Когда мы выехали из города и пересекли границу монолита, Виталя — который все это время присматривался ко мне украдкой, не удержался от удивленного возгласа.

— Шеф, у тебя глаза нормальными стали!

Неожиданно. Но приятно, мне полный серебряный взгляд если честно не нравился — я сам себя в зеркале пугал. Виталя между тем начал было комментировать, но я попросил его помолчать. Намекнул о том, что есть вещи которые лучше вслух не говорить, и задумался, причем крепко.

Недавно, когда я в новом осознании бытия наблюдал за общей картиной туманного улья — как назвал бы Альбион, эмоций у меня не было. Вообще, никаких.

Сейчас же, что называется, накрыло осознанием. Я недавно думал, что волей судьбы став частью рода патрициев слишком быстро наверх взлетел; как я ошибался. Тогда просто на первую ступень лесенки зашел, сейчас же… Даже сердце в горле колотиться начинает, едва пытаюсь осознать перспективы.

Дорога в небо, в облачную цитадель фамилии, много времени не заняла. Да и пролетела гораздо быстрее, чем обычно, заполненная размышлениями и переживаниями. Причальная мачта, подъем на дирижабле, приземление на поляне дворца — и вот я зашел в рабочий кабинет, где меня ждут Кайсара и Марина. Обе заметно взволнованы, обе не спали уже сутки — это я там, где-то в другом времени и пространстве неделю не выходя из квартиры провел.

Прошел ко столу, налил себе воды из графина, выпил в пару глотков.

Заметил краем глаза, как взгляд Кайсары все сильнее сияет ультрамарином. Она чувствует мое напряжение.

— У меня для вас важная новость.

— Хорошая и плохая? — мгновенно поинтересовалась Марина.

— Это уж как решим коллегиально.

— И что это за новость?

— Я могу уничтожать монолиты.

Марина с Кайсарой нахмурились одновременно, смотрят одинаково удивленно. Еще не поняли, что именно я сейчас только что сказал, и что именно подразумевает мое умение.

Похоже, надо объяснить подробнее.

— Альбион, если без купола, непригоден для жизни. А гексагональный купол, его рабочее состояние, зависит от монолитов. Если уничтожить хотя бы один, всё может развалится. Это… — я пощелкал пальцами в поиске аналогий. — Это как яйцо, например. Если попытаться раздавить его одной рукой, то сделать это будет нереально сложно, практически невозможно. При этом если в скорлупе будет микротрещина или небольшая дырочка, от несильного нажатия яйцо разлетится в клочья. Так и здесь, если я уничтожу один или несколько монолитов, гексагональный купол разрушится. Пух, — показал я жестом как именно перестанет существовать. — Так что новость, в развернутом виде, состоит в том, что я могу уничтожить монолиты, защитный купол, мглу и вообще жизнь на этой планете.