Парадоксы роста. Законы глобального развития человечества

Мы видим Вселенную такой, как она есть, потому что существуем сами. Есть два варианта антропного принципа – слабый и сильный. Слабый вариант состоит в утверждении, что в очень большой или бесконечной во времени и пространстве Вселенной условия, необходимые для развития разумной жизни, могут реализоваться только в некоторых ограниченных областях пространства и времени. Следовательно, разумные существа в этих регионах не должны удивляться тому, что местные условия отвечают требованиям, необходимым для их существования. Это напоминает состоятельного господина, живущего в богатом округе и не видящего окружающей его бедности.

Так к слабому антропному принципу обращаются для «объяснения» того, почему Вселенная возникла десять миллиардов лет назад – именно столько требуется для эволюции разумных существ [27].

Этот вопрос остается открытым, но интерпретация результатов моделирования в свете антропного принципа наводит на мысль о справедливости рассуждений Хокинга, и потому экстраполяция времени развития человечества дает оценки одного порядка с возрастом если не Вселенной, то Солнечной системы.

Результаты моделирования также показывают, как демографический фактор, выраженный в демографическом императиве, ныне приводит к коренной ломке роста. Следует обратить внимание и на то, что при демографическом переходе эта ломка приводит к острому кризису рождаемости и нарушению экономического равновесия в развитых странах [30, 46].

Здесь возникает парадоксальная ситуация: в прошлом детей было много, а рост мал (см. рис. 4). В наше же время рост и воспроизводство населения в развитых странах ограничивается уже низкой рождаемостью. Иными словами, в эпоху демографической революции в мире утрачивается устойчивость роста, и потому во взаимосвязанной системе переход сопровождается острым кризисом в развитии народонаселения мира.

Из этого также видно, что исчерпание ресурсов человечества никак не является причиной демографического кризиса. Если бы это имело место, то недостаток ресурсов привел бы к постепенному и общему замедлению роста, чего мы не наблюдаем. Не вызвано это и кризисом западной системы ценностей, как это предполагают некоторые авторы, поскольку это явление наблюдается и в странах Востока, например в Японии и Южной Корее.

Поэтому мы вновь возвращаемся к тезису о том, что именно внутренние процессы роста человечества как системы определяют ее глобальное и вековое развитие. При таком развитии все время увеличиваются социальные и экономические градиенты, поскольку нет времени на установление равновесия. В силу этого неравномерность развития необходимо рассматривать как следствие самой динамики роста. Это нарастающее отсутствие равновесия достигает максимума в эпоху демографического перехода при смене парадигмы нашего развития, когда процессы, способствующие снятию социальной напряженности, не успевают за быстрыми изменениями в обществе.

Именно внутренние процессы роста человечества как системы определяют ее глобальный характер и вековое развитие при все увеличивающейся неравномерности развития.

Более того, кроме экономического и социального неравенства есть генетическое неравенство, генетическая несправедливость, на которую особое внимание обращает лауреат Нобелевской премии Джеймс Уотсон. Это новый фактор, вытекающий из представлений современной молекулярной биологии и фундаментальных открытий самого Уотсона. С другой стороны, значение этих социобиологических факторов возрастает в современном обществе с малым числом детей на одну женщину, прогрессом медицины и разрушением самого института семьи.

В следующих разделах мы обратимся к тому, как информационная модель позволяет рассматривать наше развитие в предвидимом будущем. Это изложение неизбежно будет фрагментарным, однако его смысл состоит в том, чтобы показать, как количественный анализ роста человечества открывает новые возможности исследования природы человека и его истории.

Рождаемость, старение, миграция

Моделирование роста человечества предоставляет возможность обратиться к проблемам нашего времени и процессам, происходящим в России. Именно ответственное управление обществом и «конструирование будущего» требуют понимания масштаба нынешней революции и в первую очередь обращения к сознанию и культуре, включая науку. В этом случае материальное развитие и тем более стремление к обществу потребления больше не могут считаться приоритетной целью развития, как в недалеком прошлом.

Ответственное управление обществом и «конструирование будущего» требуют понимания масштаба нынешней революционной эпохи.

Если в развитых странах так называемого «золотого миллиарда» уже отмечается резкое падение роста, при котором население не возобновляется и стремительно стареет, то в развивающемся мире пока наблюдается обратная картина: там население, в котором преобладает молодежь, быстро растет [3] (см. рис. 11). В развивающихся странах переход затрагивает более 5 млрд человек, численность которых удвоится при завершении глобального перехода во второй половине XXI в., а сам этот процесс происходит в два раза быстрее, чем в Европе и других развитых странах.

Поражает своей интенсивностью развитие экономики Китая, которая росла за последние десятилетия более чем на 10 % в год. Производство же энергии в странах Юго-Восточной Азии увеличивается на 7–8 % в год, а Тихий океан становится последним «средиземноморьем» планеты после Атлантического океана и собственно Средиземного моря. В этом стремительном росте можно видеть предпосылки для развития системных неустойчивостей, о чем нас предупредил финансово-экономический кризис 2008 г.

Одним из следствий демографической революции стало резкое сокращение числа детей на каждую женщину в развитых странах. Так, в Испании и Италии это число равно 1,20; в Германии – 1,41; в Японии – 1,37; в России – 1,3 и в Украине – 1,09, в то время как для поддержания простого воспроизводства населения в среднем необходимо 2,15 детей на каждую женщину – практически на одного ребенка больше, чем в настоящее время. Таким образом, все самые богатые и экономически развитые страны, которые на 30–50 лет раньше пережили демографический переход, оказались несостоятельными в своей главной функции – воспроизводстве населения: это самый сильный сигнал, который нам подает демография [5, 9].

Парадокс демографического перехода состоит в том, что в прошлом на каждую женщину приходилось много детей, однако рост зависел не от числа детей, а только от малой разницы между рождаемостью и смертностью. Именно эта разница как мера роста определяла наше системное развитие по устойчивой траектории гиперболического роста от далекого палеолита до начала ХХ в.

Все самые богатые и экономически развитые страны, которые раньше пережили демографический переход, оказались несостоятельными в главной функции: воспроизводстве населения.

Таким образом, по мере приближения к эпохе демографического перехода число детей все время уменьшается и с наступлением демографического перехода общее число детей падает настолько, что при резком изменении роста и развития это привело к современному кризису рождаемости, самому острому противоречию «развитого» мира, когда «порвалась связь времен» (см. рис. 4).

Этому способствуют отмеченный выше общий кризис механизмов самоорганизации общества, выраженный в распаде традиционных ценностей в современном мире. Объективным результатом демографической революции стало изменение соотношения пожилых и молодых людей, что привело к максимальному расслоению мира и по возрастному составу.