Параллельные

Нечаев уткнулся лбом в край кровати. Я же предприняла ещё одну попытку отодвинуться подальше, муж на это никак не отреагировал, чего не скажешь о моих рёбрах.

Атмосфера между нами потяжелела и стала какой-то… вязкой. Дыхание давалось с трудом, и дело тут было не в ранах.

— Я не знаю, как всё объяснить, — наконец-то нарушил он молчание. — Понимаешь, всё одновременно так… и не так.

На меня не смотрел, говоря куда-то вниз. При этом я видела — по его спине и побелевшим пальцам, вцепившимся в край кровати, — что он весь был натянут, как тетива лука.

— Есть вещи, которые просто нельзя оправдать.

— Я не хочу оправдываться…

— Тогда чего ты хочешь?! — мой голос сорвался, демонстрируя нотки истеричности. Не получилось у меня сохранить спокойствие.

Муж медленно поднял на меня голову, и я заглянула в его глаза. Слёз в них не было, но по взгляду было всё равно понятно, что он ни разу не в порядке, словно проживал свою собственную агонию.

— Чего я хочу? — хрипло повторил он. — Чего я хочу? Чтобы всё было хорошо…

Звучало смешно. О чём я ему и сказала:

— Смешно.

— Наверное, — не стал спорить Нечаев, крутанувшись на полу и усевшись спиной ко мне. — Без понятия, чего хочу. Давно уже без понятия. Всё так запуталось…

— Мне тебя пожалеть? — не удержалась от сарказма. Во мне слишком много яда, который явно требовал, чтобы его выпустили наружу.

— Нет. Но… возможно, когда ты выслушаешь меня, всё будет выглядеть не столь… двойственным.

— Нет.

— Нина, послушай, — выпалил Илья, обернувшись на меня, но я перебила:

— Нет, нет, нет!

— Нина!

— Нет!

Он подскочил с пола и заметался, аки раненый зверь, по палате, неустанно ероша свои волосы.

— Понимаешь, мы с Кариной…

— НЕТ! — рявкнула я, с ужасом понимая, что у них с Павловой даже было их общее «мы».

Илья, наконец, остановился и безумным взором уставился на меня.

— Я не хочу ничего слушать! Не хочу знать! — всё-таки расплакалась, перейдя на крик. — И видеть тебя! Знать — не хочу! Ничего не хочу…

Вид у мужа был такой, словно он хотел лишь одного — провалиться сквозь землю. Думала, выскочит сейчас в коридор, но Нечаев удивил, вернувшись к кровати и вновь опустившись на колени, прижимаясь лбом… к изгибу моего локтя. Я одновременно и хотела, и не хотела избежать контакта к ним.

— Прости меня, — тихо попросил он. — Прости, что сделал это с тобой, с нами…

От его слов стало больнее, но я не вырывалась, с жадностью впитывая каждое слово.

— Я действительно о многом врал тебе. Но… я всегда был честен, когда говорил, что люблю тебя. И я… люблю тебя.

Отчего-то я ему верила. Или просто хотела верить. Но, как оказалось, на одной любви далеко не уедешь.

— Уйди, — сквозь рыдания потребовала я.

— Это действительно то, чего ты хочешь?

— Да. Чтобы ты ушёл… и развода.

Глухой удар о пол последовал почти молниеносно, словно рассекая нашу реальность на до и после.

— Услышал тебя, — в конце концов процедил он, медленно вставая на ноги.

Больше он не проронил ни слова, и лишь дойдя до двери, обернулся, бросив на меня взгляд… полный чего-то тёмного и отчаянного. А ещё мне почудились слёзы, готовые сорваться с его ресниц, но поручиться за это я не могла. Мы смотрели друг на друга минуту, две, три… а потом он ушёл, тихо прикрыв за собой дверь.

Я осталась в палате одна — лежать реветь и смотреть на свежие капли крови подле моей кровати.

***

— Попробуйте найти плюсы в сложившейся ситуации, — преувеличенно оптимистичным тоном предложила психотерапевт. Я смерила её презрительным взглядом и подумала, как же скучаю по своему терапевту Оксане, к которой периодически ходила в течение нескольких лет.

Её любимой присказкой была следующая фраза: «Временами дерьмо случается со всеми, независимо от того, хороший ты человек или нет, и это просто нужно принять». Как мне казалось, я приняла, но потом явилась эта позитивная барышня, которая неизвестно с чьей подачи решила, что меня нужно спасать. Причём делала она это крайне бездарно и топорно, объявив едва ли не с самого порога:

— Я пришла вас учить позитивному мышлению.

Мне даже икнулось от неожиданности.

— Это вас мой муж послал?

— Нет, что вы, что вы, — излишне поспешно замотала она головой, чем навела меня на мысль, что без Нечаева здесь всё же не обошлось.

«Ну что ж, вот выпишусь, и устрою ему такой позитив!» — злобно пообещала самой себе.

Следующие полчаса психологиня вещала о том, что не стоит циклиться на жизненных бедах. К этому времени я уже могла садиться и вставать, хотя собственным ногам не доверяла, словно боясь того, что они подведут меня в любой момент. Но к концу позитивистской речи я уже была готова наплевать на свои страхи, встать и побежать, лишь бы подальше от этого оплота принятия, осознанности и смирения.

— А не пойти ли вам… на хрен, — в какой-то момент выдала я, вконец утратив самообладание. На самом деле, на саму деваху мне было абсолютно параллельно, но тот факт, что через неё Илья пытался как-то сгладить свои грешки, бесил неимоверно.

— Вы слишком агрессивно настроены, — вздохнула моя спасительница. — Это вам мешает…

— Сейчас мне мешаете вы, — закатила я глаза, поражаясь неспособности людей понять очевидное.

— Это в вас сейчас сопротивление говорит. Такое бывает, когда старые сценарии поведения…

Костя зашёл в палату ровно в тот момент, когда я, всё же решившись сползти с кровати, доковыляла до окна, где на подоконнике стояла простенькая, но вполне весомая ваза.

— Как ваши… — начал Козырев, но оторопело заткнулся, став свидетелем живописной картины: я таки осилила подъём вазы и швырнула её в сторону психологини. Та противным голосом взвизгнула и подлетела к застывшему истуканом Косте в попытке спрятаться за его спину.

— Да что вы себе позволяете?! — верещала она. — Вы точно сумасшедшая! Психованная! Я буду жаловаться!

— Скажите мне то, чего я не знаю, — устало ухмыльнулась я и побрела обратно к кровати. На душе было на удивление тепло, как если бы чужое мнение меня больше не трогало.

Правда, формулировка «вы точно сумасшедшая», наводила на мысль, что, возможно, девушка успела до этого пообщаться с Кариной. Впрочем, мне было пофиг. Своим терапевтом я её не воспринимала, исповедоваться не собиралась, следовать советам — тем более.

— Дура! — пискнула девица.

— А вы постарайтесь мыслить позитивно, — проворковала я ей, — если не получается, то это всё ваше сопротивление, — добавила с приторной улыбкой, больше напоминавшей оскал. После чего потребовала: — Костя, убери её куда-нибудь, пока я ей шею не свернула.