Парфюмер Будды
Шрифт:
– Да? – откликнулась Жас. Она не понимала, насколько резко прозвучало единственное слово, пока не почувствовала, как Гриффин взял ее за руку.
– На берегу реки были найдены бумажник и ботинки вашего брата, – произнес инспектор ровным, спокойным голосом, словно говорил о погоде.
Жас стояла, но вдруг ей захотелось присесть, и она упала на ближайший стул возле парфюмерного органа.
– Что именно это означает?
– Ничего определенного. Возможно, кто-то украл у него эти предметы и выбросил в реку.
– Украл его ботинки? – пытаясь усмирить нахлынувшую панику, Жас сделала глубокий вдох.
– Мы пока не знаем, что случилось. Поэтому мы тщательно обследуем район, – пояснил инспектор.
Жас смотрела на маленькие стеклянные бутылочки, мерцающие в свете полуденного солнца. Нигде никакой пыли, Робби содержал все в полной чистоте.
– Его бумажник и ботинки? Вы уверены, что они его?
– Простите, но я совершенно уверен.
Этикетки на одних бутылочках были подписаны ее дедом, на других – отцом. Возможно, Робби тоже подписал какие-нибудь флаконы. Он работал здесь последние три месяца. Определенно, он привез некоторые синтетические ароматы. Но она так и не нашла ни одной надписи рукой ее брата. Не было никаких свидетельств его пребывания там, где он был в последний раз.
– Вы хотите сказать, что думаете, будто он утонул? – Она сделала еще один глубокий вдох. Снова стало душно. – Он не может утонуть. Мой брат плавает очень хорошо.
Гриффин подошел к ней сзади, положил руки ей на плечи, и на мгновение показалось, что он единственный, кто удерживает ее от того, чтобы не уплыть и не утонуть в облаке аромата.
– В том месте реки течение очень сильное. Надеюсь, что он где-то неподалеку, возможно, лишь немного раненный. Если он там, то мы его обязательно найдем. Наши люди обыскивают территорию от того места, где найдены его вещи, до того, где Луара впадает в море.
Жас потерла глаза. Однажды летом бабушка отвезла их в шато кузины в долине Луары возле Нанта. Несмотря на красивый пейзаж и реку, Жас была необычно беспокойна, плохо себя чувствовала. В первую ночь у нее были страшные ночные кошмары, и очнулась она от того, что Робби тряс ее.
– Это всего лишь сон, – успокоил он ее. – Только сон.
В ту ночь он просидел с ней, разговаривая и развлекая, пока не взошло солнце. За завтраком он убедил бабушку уехать раньше.
– Это место и Жас как-то не поладили, – сказал он тогда.
– В каком месте долины? – спросила Жас. – Где именно были найдены его вещи?
– Возле Нанта.
Жас поняла, что сказал Марше, но это было слишком странно. Нант? Какое необычное совпадение.
Надо было вдохнуть свежего воздуха. Жас встала и направилась к французским окнам. Но не успела она до них дойти, как аромат начал уносить ее.
Последнее, что она помнила, был далекий голос Гриффина.
– Жас, ты…
Глава 26
Мари-Женевьева Моро стояла на ярком солнце и чувствовала, как по спине бежит пот. Несмотря на красивый берег и реку, сцена была кошмарная, похожая на искаженный, вывернутый наизнанку сюжет Иеронима Босха. Но она была именно здесь.
Происходило именно это.– Ты следующая. – Солдат с бородавкой на носу грубо толкнул ее. Его напарник, коротенький человек с ярко-красным шрамом на подбородке и запахом гнилых зубов начал срывать с нее рясу, как делал это с другими до нее.
Когда ряса была совсем сорвана, он сорвал с нее и нижнее белье. Нагая, она прикрыла грудь, но тогда обнажился треугольник в промежности, рук не хватало. Она попыталась отвернуться от них, но они не дали ей это сделать.
– Нет, сестренка, постой, пока мы порадуемся тебе, – рассмеялся зловонный, заставляя ее выпрямиться. Второй подошел ближе и грязными руками начал мять ее грудь.
– Надеюсь, ты не думала, что встретишься со своим творцом девственницей, – смеялся он, толкая ее на землю и расстегивая штаны. – В монастыре такого было предостаточно?
Мари-Женевьева постаралась отключить сознание, когда он навалился на нее. По крайней мере, этому чудовищу ее девственность не достанется. Нет. Она охотно поделилась ею с тем, кто не оскорбил ее.
Насильник был неуклюж и груб. От его вони она подавилась, но, к счастью, он кончил быстро. Как только все прекратилось, она попыталась подготовить сознание к насилию второго солдата, но этого не последовало.
Ее подняли с земли, и она вдруг почувствовала, как к ее спине прижалась такая же голая спина, плечи, ягодицы, икры ног. Но этот человек не сопротивлялся, не метался. Он молился. Мари-Женевьева, пришедшая в монастырь не ради любви к Богу, но к мужчине, прислушалась к тихим словам.
– Молись со мной, дитя, – сказал священник, когда солдаты прижали их друг к другу еще сильнее. – Отче наш, сущий на небесах…
Если бы только она смогла настроиться так, как делала это во время службы в монастыре, не слушать его слова, но поддаться только звуку, то смогла бы убаюкать себя и заснуть стоя. Могла бы мечтать о чем-то вне себя. Она не знала, как это назвать, и боялась сказать об этом другим сестрам. Она не знала, является ли такое мысленное бегство великим даром или какой-то ересью.
Зловонный солдат связал ей руки грубой веревкой и привязал к мужчине у нее за спиной. Значит, слухи верные. Они приводили монахов и монахинь к реке, связывали их, мучили и убивали.
– Пошевеливайтесь, – приказал солдат, толкнув ее. – Время покататься на лодочке вон там, – он указал на берег реки.
Передвигаться было трудно, но они со священником смогли сделать это, не упав.
– Сестра, как твое имя? – спросил священник.
Она хотела ответить, но солдат ударил ее по лицу.
– Пошевеливайтесь! – рявкнул он. – Не болтать.
Воздух вокруг был переполнен плачем и криками, но во всем этом слышался мерный звук молитв и птичьего пения.
Ее палачи – Мари-Женевьева больше не сомневалась, кто они, – толкнули ее и священника в маленькую лодку. Он оказался в худшем положении, упав на лицо и вскрикнув от боли, а она лишь ударилась головой.
Под стоны одних и хохот других солдаты вытолкнули лодку подальше от берега. Течение здесь было сильным, и маленький ялик побежал по волнам. Несколько минут Мари-Женевьева хранила надежду, пытаясь сообразить, как бы им избавиться от пут. Может быть, лодку прибьет к берегу. Но тут она заметила протечку в деревянном дне.