Пари

Вынимает из портфеля заявление и размахивает бумажкой у меня перед носом, выразительно дергая бровями. Это намек, что я должна написать заявление и свалить? Боже, да я бы с радостью, но ровно вчера подписала наш с Лексом договор, по которому у меня есть три месяца, чтобы удержать «Гринтек» на плаву, а сделать это, не будучи даже сотрудником, будет проблематично. Очень мягко говоря.

— Приберегу это средство на потом, — натянуто улыбаюсь и, вздернув подбородок, захожу в зал, обскакав парочку медленных бабулек со странными прическами. Интересно, где они работают? В филиале местной библиотеки где-то на цокольном этаже?

Но так как здравый смысл не покинул мою светлую голову, быстро оцениваю обстановку и занимаю место подальше от проектора. Но уже через минуту понимаю, что гениальная мысль спрятаться и переждать бурю на галёрке пришла не только мне. Люди пошустрее разбирают стоящие рядом стулья и садятся сзади, как будто я не маленькая пятидесяти килограммовая девушка, а Геракл, и за моей широкой спиной может спрятаться весь наш дружный коллектив.

И что в итоге? Директора — в основном пожилые дядьки пятидесяти с гаком лет — с лицами потенциальных инфарктников сидят за главным столом, в метре от них, как прыщ на носу, сижу я, а вся остальная толпа чуть ли не жмется к стенам, изображая массовую невидимость. Отлично придумали, молодцы, только кто сказал, что я собираюсь это терпеть?

Встаю, разворачиваюсь грудью к этим соплякам, открываю рот, чтобы плюнуть в них парочкой едких замечаний на тему профнепригодности и трусости, но… из моего рта вырывается только немощный «Ик!», потому что дверь кабинета открывается и на пороге, в безупречном темно-сером костюме и модной рубашке в тонкую полоску, появляется Лекс.

— Доброе утро, — со всеми сразу и ни с кем конкретно здоровается он, сокращая расстояние между нами энергичным шагом.

На секунду мне кажется, что он собирается размазать меня как асфальтоукаточная машина, и даже группируюсь, чтобы удержаться на ногах, но Лекс проходит мимо с такой мордой, как будто вместо меня — пустое место. Только презрительно обдает ароматом своего парфюма — одновременно сладковатого и колкого, как будто созданного под стать этому гаду.

Я собираюсь было возмутиться, но это желание перекрывает куда более насущный вопрос — какого лешего он тут делает?!

— И так, уважаемые коллеги, — Лекс усаживается в главное кресло, окидывает зал взглядом поверх голов, и снова скользит по мне как будто вокруг меня образовалась черная дыра. — Чтобы не затягивать никому не нужную интригу, сразу скажу — это я выкупил акции «Гринтек». И на сегодняшний день, являюсь держателем сорока трех процентов, что, насколько я понимаю, дает мне право считать себя главным акционером.

Хорошо, к тому моменту, как Лекс решает обрадовать нас этой оглушительной новостью, я успеваю сесть. Ноги буквально подкашиваются. Да я, блин, даже ступней не чувствую, как будто маленькие термиты во мне перемололи все кости.

— Я подумал, — продолжает Лекс, пока в зале царит тотальное молчание, — что многим из вас будет важно узнать, что с сегодняшнего дня «Гринтек» начинает интеграцию в общую структуру «Интерфорса». Это вынужденная мера, необходимая для того, чтобы спасти то, что еще можно спасти.

— Нас всех уволят?! — Из-за моей спины раздается женский истеричный крик.

— М-м-м… — задумчиво тянет Лекс. — Понимаю, что это не добавит мне любви, но… да. После того, как «Гринтек» вольется в структуру и можно будет начать официальную процедуру банкротства, часть сотрудников придется уволить. Ничего личного — просто оптимизация.

— У меня кредит на тачку! — снова голос с галёрки, на этот раз мужской, басистый. — Мне «оптимизацией» погашать ежемесячную задолженность?!

К его возмущению присоединяются остальные. Такое чувство, что у нас вся страна живет в долг — у кого-то машина, у кого-то — ипотека, кто-то строит дом.

— А я сиськи сделала! — раздается в общем шуме женский голос, и все моментально затихает. — Да, а что?! Мне тридцать четыре года. Я тоже замуж хочу и нормального мужика!

Я успешно подавляю желание оглянуться и собственными глазами увидеть, как выглядит такой экзотический кредит, но вместо этого зачем-то таращусь на Лекса, который за этим паноптикумом наблюдает с абсолютно невозмутимым видом. Не поймешь — то ли он уже взял «на карандаш» всех возмутителей спокойствия, то ли даже заинтересован и пытается вникнуть в происходящее.

— Тишина! — перекрикивая всех, подает голос Павлов.

«Наконец-то!» — мысленно закатываю глаза. Каким бы занятным ни был шабаш в партере, их ор распугал остатки трезвых мыслей в моей собственной голове. Мне теперь надо не меньше часа, чтобы сосредоточиться на том, как выбираться от обложившей меня со всех сторон задницы.

— Благодарю, Александр Сергеевич, — сдержанно говорит Лекс. — Прошу прощения, коллеги, наверное, я не с того начал новость о предстоящей реформе. Сотрудники, которые попадут под сокращение, будут уволены с компенсацией шестимесячной заработной платы и отпуска. Кроме того, сотрудницы, которые находятся в статусе официальных матерей-одиночек получат дополнительную компенсацию в размере той же суммы.

Я пытаюсь представить размер этих выплат и даже их приблизительная сумма вызывает у меня приступ зависти. Блин, а так можно было? Просто сдаться, позволить Лексу разыграть свой фарс с «Гринтек», получить денежки и просто расслабиться. Почему он черт подери, ничего мне не сказал?

«Наверное потому, что в его этом широком щедром жесте для «суки-бывшей» предусмотрена только щедрая оплеуха», — отвечаю на свой же вопрос.

Глава двадцать пятая: Вика

Дождавшись, когда стихнет довольный гул, Лекс откашливается и толкает эпическую речь о корпоративном единстве и о том, что некоторые ситуации требуют радикальных мер. Что иногда единственный способ спасти команду — это не вычерпывать воду с тонущего корабля, а расколоть его на доски и сделать надежный плот.

«Да господи ты боже мой, Яновский, ты только что пообещал им горы бабла — теперь ты можешь толкать любую дичь, они все равно будут тебе в рот заглядывать».

Но когда Лекс заканчивает речь, начинается вторая часть собрания — та, на которой директора из кожи вот лезут, пытаясь убедить, что все проблемы «Гринтека» могут быть связаны с кем и чем угодно, но точно не с ними. Впервые в жизни я так внимательно слушаю то, в чем ни фига не понимаю. Как будто меня посадили смотреть иностранный филь без перевода, а вместо субтитров пустили азбуку Морзе. Уже после выступления второго топ-менеджера у меня начинает раскалываться голова. А потом, когда Лекс как мальчишку чихвостит директора по финансам, который вдвое старше него, случается катастрофа — у меня начинает урчать живот.

В гробовой тишине этот звук похож на тот, который я слышу каждый раз, когда откручиваю вентиль «модных кранов» в своей новой квартире. Но что я, блин, могу поделать, если у меня эта особенность с детства — при любой опасности я чувствую такой ужасный голод, что готова заглотить целиком полное меню любого ресторана.

Пока весь дружный серпентарий пытается вычислить источник этих жутких звуков, Лекс моментально его находит. Смотрит прямо на меня, хотя ровно до этой минуты меня как будто вообще не существовала на его орбите. Ну конечно, он как раз точно знает об этой моей «особенности».