Пари

— Я не уволюсь, — как будто читает мои мысли. — И не мечтай так просто от меня избавиться.

— Мне не нужно твое согласие, чтобы это сделать, Вик.

— Виктория Николаевна, — поправляет она, вздернув подбородок.

Я ловлю себя на мысли, что сейчас, с этим гордо задранным носом и осанкой модели, она похожа на рыжую панду. И невольно лыблюсь, вспоминая, как эти зверьки становятся на задние лапы и поднимают верхние, пытаясь отпугнуть своих врагов.

— И запихни подальше свои сальные мысли, Лекс, — тут же огрызается Вика, видимо решив, что за моей улыбкой кроется какой-то пошлый подтекст.

— ЗапихниТЕ, — исправляю ее, незаметно для Вики делая еще пару шагов вперед. — И так, Виктория Николаевна, считаю нужным предупредить, что не собираюсь делать скидку на то, что вы сами, скорее всего, были не в курсе возложенных на вас обязанностей.

— Официально собираетесь меня утопить, Алексей Эдуардович? — ёрничает она, хотя я слышу фальшь в ее голосе.

— Нет, просто с оглядкой на историю наших с вами… хм-м… взаимодействий, считаю совершенно справедливым лишить вас возможного испытательного срока и последнего китайского предупреждения.

Вика очень старается сохранить лицо, но я отлично вижу пляшущую в ее глазах панику. И чувствую себя как чертом гандон, хотя она заслужила все это как никто другой.

— Ты не можешь меня уволить, — говорит немного растерянно. — У нас же… договор. Как я смогу что-то исправить, если…

Она запинается.

И снова пропускает момент, когда я подкрадываюсь еще ближе. Теперь между нами одно общее пространство и один на двоих воздух, и я чувствую, как аромат ее парфюма проникает мне в легкие, будоража воспоминания о прошлом.

Воспоминания, в которых я просыпался посреди ночи, потому что даже сквозь сон чувствовал ее запахи тепло кожи. Протягивал руку, запускал пальцы ей в волосы, подминая под себя податливое сонное тело.

А, черт.

— В нашем договоре нет ни слова о том, что тебе запрещено появляться в офисе, если это связано с производственной необходимостью, — с силой возвращаю себя к теме нашего разговора, пока у меня окончательно не протекла крыша как в тот вечер в клубе. Если я снова на нее наброшусь — это будет максимальный проёб по всем фронтам.

— Ты издеваешься?! — взрывается Вика, напрочь забывая, что дверь в коридор до сих пор открыта и снующие мимо сотрудники с интересом за нами подглядывают. — Думаешь, они будут меня слушать, если моя должность будет «никто»?!

— Думаю, что это исключительно твои проблемы, Вик.

— И это ты называешь честной игрой?! Ты просто ничтожество, Лекс!

Краем глаза замечаю откровенно торчащих в дверном проеме любопытный женский нос, делаю резкий выпад и с грохотом захлопываю дверь. От хлопка Вика подпрыгивает на месте, и вдруг понимает, что теперь мы заперты в четырех стенах.

Пятится, чтобы сбежать, но не замечает чуть выступающий от порога стеллаж, об который почти наверняка ударилась бы бедром, если бы я вовремя не схватил ее за руку.

— Отпусти! — вырывается Виктория, дергаясь в моих руках с активностью высоковольтного провода.

Но я дергаю ее на себя, одной рукой хватаю за подбородок, а другой — за бедро, придавливая к своему телу так сильно, что мы буквально заполняем друг друга как пара идеально совпадающих пазлов.

— На по… — пытается закричать Вика.

И я просто затыкаю ее рот — своим.

Так жестко и бескомпромиссно, что остаток возмущения Вика выдыхает уже прямиком мне в горло.

Проклятье.

У меня кружится голова от вкуса ее губ — такого особенного, ни на что не похожего, горько-сладкого, как будто она — результат скрещивания клубники и адски острого чили, одной щепотки которого достаточно, чтобы за секунды испепелить человека.

Вика мычит, пытается сжать губы, но я надавливаю ей на щеки второй рукой, заставляя раскрыться мне навстречу. Проталкиваю внутрь язык, прекрасно зная, что она воспользуется шансом причинить мне боль. По хуй. Даже когда Вика вонзает в него зубы, я просто еще настойчивее проталкиваю его внутрь. В своей больной фантазии воображаю, что это мог бы быть мой член — глубоко в ее губах, максимально жестко в ее горле, до влажных хрипящих звуков, которые она будет издавать, пока я буду трахать ее в глотку как последнюю шлюху.

Ее тело такое горячее, что жжет мне пальцы даже сквозь все слои одежды. Я пытаюсь задрать ее юбку, но эта чертова ткань как будто издевается — не получается сдвинуть ни сантиметр. К черту, я могу просто посадить ее на себя и если проклятая юбка лопнет по швам — это будет даже интересно.

— Алексей Эдуардович, мне нужно пять ми…

Дверь кабинета так резко открывается, что мы с Викой не сразу успеваем отпрянуть друг от друга.

На пороге стоит Павлов — правая рука Марата, человек-катастрофа для любого бизнеса, потому что ничтожество и тряпка, неспособная ни на смелые быстрые решения, ни на холодный расчет. А теперь к двум этим нелестным эпитетам я мысленно добавляю третий — редкостный мудак.

— Вас стучать не учили, Александр Сергеевич?! — грохочу я, так что у Павлова голова сама по себе втягивается в плечи почти до параллели с кончиком носа. Если бы он уже не написал заявление «по собственному», я бы своими руками вышвырнул его в одно из ближайших окон, и плевать, что это двадцать какой-то, блядь, этаж.

— Я… прошу… прощения! Я не знал, я…

Павлов выскакивает как ошпаренный и Вика, воспользовавшись шансом, пулей вылетает следом.

Риторический вопрос, но все же: почему, блядь, каждый раз, когда я даю себе обещание даже не смотреть в ее сторону, все планы идут по пизде, стоит Вике оказаться в пределах досягаемости моих рук?

Глава двадцать седьмая: Вика

Я забегаю в туалет и закрываю за собой дверь, дважды проверяя защелку.

Плевать, что внутри четыре кабинки и на этом этаже он — единственный, куда может сходить справить нужду женская часть сотрудников. Я должна найти хоть какое-то уединение, где никто не будет таращиться на меня змеиными глазами, шипеть в спину и высказывать пространные рассуждения на тему отношений «нового босса с женой бывшего босса». Для всех этих кумушек, которых хлебом не корми — дай разнообразить свои серые будни обсасыванием проблем проблем в чужих трусах, все утреннее заседание — просто царский подарок.

Я отвинчиваю кран до упора и просто смотрю, как тугая струя воды колотит об кремовый мрамор раковины с такой силой, что брызги долетает до моего раскаленного лица. Почему-то стыдно смотреть на себя в зеркало. Я не сделала ничего такого, но в горле стоит ком, как будто меня застукали на попытке стащить штаны с почтенного отца семейства.

Я сделала ровно все, чтобы ничего такого не произошло — проследила, чтобы дверь была открытой, выдерживала дистанцию между нами и даже пыталась соблюдать деловой тон общения и проклятое «выканье». Хоть с учетом нашего с Лексом прошлого, все это смотрелось до смешного нелепо. Но я правда старалась!