Парикмахер

Два парня в футболках возились у ковша мусоросборника, потом совместными усилиями закинули на платформу пластиковый мешок с тяжелыми отходами. Загрохотал механизм, к запаху солярки добавилось что-то сладковатое. Ким направила на себя струю вентилятора и громко заявила:

–  Я бы дважды подумала, прежде чем сесть в такую жару под колпак сушки.

–  Ким, у нас в салоне нет таких колпаков, и мы не делаем химию.

Мимо, в сторону Мюллерштрассе, прошагал мужчина с хозяйственной корзинкой, кажется, сотрудник одной из дневных газет, «Зюддойче» или типа того. Не мой клиент, поэтому я все время забываю его фамилию. Мусоровоз двинулся дальше, влача за собой шум и вонь.

–  Закрывай свое заведение и поезжай куда-нибудь, - посоветовал я Ким и снова повернул вентилятор к себе.
– Ты ничего не потеряешь, сейчас разъехалась половина Глоккенбахского квартала.

–  Не получается.
– Ким покачала головой. Ее волосы неподвижно лежали ровными светлыми волнами, создавая странный контраст с темной кожей и темно-карими, бархатными глазами.
– Я пока еще не могу доверить мое кафе новенькой девчонке. Такая неловкая! Да, не спорю, она милая и надежная, но ты не поверишь, сколько раз в день она натыкается на мой табурет, а ведь он всегда стоит на одном и том же месте.

Я подумал, что табурету не место в проходе, но счел за лучшее промолчать. И пока Ким сетовала на недостатки своей помощницы, я одним глазом успел прочесть в рубрике «Калейдоскоп», что в Ираке обнаружена самая древняя на свете парикмахерская, существовавшая еще во втором тысячелетии до нашей эры. Надо же! Вот так сохраняются некоторые вещи - несмотря на все войны и катаклизмы, тысячи лет! Я макнул солоноватый крендель в черную жидкость. Белая мякоть набухла, на корочке заблестели капли кофе. Пожалуй, древняя Месопотамия может стать выигрышной темой для моей осенней демонстрации причесок в Лондоне. Или сейчас ее не стоит затрагивать? Я решил рассказать о своих задумках Джулии, моему хореографу.

Ким впилась глазами в последний кусочек моего кренделя и о чем-то серьезно размышляла.

–  Вот на твоем месте, - заявила она, - я бы действительно уехала куда-нибудь на недельку, скажем, в Италию.

Сама Ким была родом из Камеруна, однако, как все жители Мюнхена, мечтала об Италии. Раньше она держала бар вместе с мужем, жилистым парнем из италоязычной части Швейцарии. Потом выставила его, якобы из-за того, что у бедняги неприятно пахло изо рта. Хотя сам я никогда этого не замечал. Теперь она управляет «Арозой» одна. Сюда приходят многие швейцарцы, живущие в Мюнхене.

–  А сама я полетела бы на Кубу, это точно.

–  На Кубу? С чего это вдруг?

Двумя пальцами Ким подцепила со стойки кристаллик соли.

–  Понимаешь, - вздохнула она, и ее бархатные глаза устремились куда-то вдаль, - мужчины там совсем другие.
– Она вдруг подошла к радио и включила его на полную громкость. Оттуда грянула та же самая латиноамериканская попса, которую я слышал час назад в телефоне Клауса-Петера.

3

В салоне Беату обступили Агнесс, Деннис и Керстин.

–  Александра Каспари умерла, ее убили!
– сообщила мне Беа. Моя стилистка по окраске волос явно владела информацией лучше, чем бывалый репортер Клаус-Петер.

–  Кто тебе сказал?
– спросил я. Остальные мастера потихоньку разошлись по рабочим местам.

–  Сотрудница из «Чистой косметики». Звонила десять минут назад и хотела с тобой поговорить. Том, у меня нет слов.

Ну и дела! Сначала я слышу про труп в редакции «Мишель», а теперь про Александру!

–  Возможно, какое-то недоразумение, - возразил я.
– Ведь Александра была здесь вчера вечером.

–  Ты ее красил?
– спросила Беа.

–  В платиновую блондинку, - сообщил я.
– Пришлось повозиться, зато вышло классно.

–  В платиновую? Значит, все совпадает. Пиарщица сказала…

–  Кто?

–  Ну, та сотрудница по связям с общественностью из «Чистой косметики». По ее словам, у Александры якобы были платиновые волосы.

Кому понадобилось убивать Александру? Мать-одиночку и успешную журналистку? Сама мысль об этом показалась мне нелепой.

–  Сейчас я позвоню главной редакторше, - сказал я.
– Ева Шварц наверняка скажет мне точно.

Красные губы Беаты растянулись в радушной улыбке. Так она всегда встречает своих клиентов. За моей спиной стояла ее девятичасовая клиентка Вера Цернак. Как всегда, она прежде всего направилась в сортир.

В своем кабинете я набрал телефон Евы Шварц.

–  Журнал «Вамп», приемная главного редактора; Барбара Крамер-Пех у телефона. Доброе утро.

–  Доброе утро.

–  Ах, господин Принц!
– В голосе секретарши тотчас зазвучали нотки страдания.
– Вы уже слышали о нашем несчастье?

Дело дрянь, подумал я. Увы, Беа права.

–  Значит, все так и есть, никакой ошибки?

–  Ужас, совершенный ужас! Вот что тут произошло. Несчастная, несчастная девочка! Наша стажерка обнаружила ее сегодня утром и сначала даже не узнала. Боже мой, как быстро разнеслась весть!

–  Как не узнала?
– Неужели Александру изуродовали, надругались над ней?
– Ее что?..
– Мой голос дрожал.

–  Что?

–  Александра, ее что?..

Очевидно, Барбара убрала трубку от уха и разговаривала с кем-то в приемной.

–  Алло!
– прокричал я.
– Алло!

–  Тут полиция, они забрали ежедневник фрау Шварц… то есть конфисковали, это так у них называется… Ужасно, как я теперь буду работать без него? Да еще кровь на ковре, я вас спрашиваю, кто теперь согласится сидеть в том кабинете? Я боюсь отойти от стола, ни за что не хочу смотреть, как ее будут увозить. Такого мне еще не приходилось переживать… того, что теперь у нас…

–  А кто убил?

–  Хороший вопрос!

–  Вы можете соединить меня с Евой?

–  Фрау Шварц сейчас допрашивают!
– Барбара Крамер-Пех сделала паузу.
– Сначала забрали у меня ежедневник, без которого я как без рук, а теперь допрашивают главного редактора. Передать ей, чтобы она вам позвонила?

–  Да, если у нее найдется минутка.

–  Я непременно скажу ей, господин Принц. Всего хорошего.

–  Вам тоже, насколько это возможно.

Впрочем, Барбара Крамер-Пех уже положила трубку.

В салон я вошел с лестничной площадки через дверь черного хода. Дизайнер по интерьеру приделал к ней вешалку для пелерин - чтобы замаскировать и ради экономии места. Внезапно на меня повеяло смесью сандала и ванили, чуть приправленной пачулями и шоколадом, - карамельным ароматом Александры, сладким и насыщенным. Запах исходил от пелерины, которую я надевал на нее при стрижке. И это было шестнадцать часов назад. Александры больше нет, она убита, а ее запах еще витает тут, как будто она живая.